Эмили. Отчаянная

И страх, расползающийся по венам, совсем не о нем. Скорее, о себе. Потому что младший Бавеянц справится, в этом нет сомнений. А вот младшая Тер-Грикурова — нет. И если станет камнем преткновения в этой крепкой дружбе, ну никак себе не простит. Кажется, приблизившаяся вплотную лавина обещает нехило потрепать и свалить с ног…

Боже.

Эмили разрывалась.

И нетвердым шагом двинулась ко входу. В квартире было достаточно людей: мама, папа, Лали, Давид, его родители, еще пара человек, коих она смутно помнила. Буквально сразу мужская половина собрания покинула женщин, отправившись на регулирование всех вопросов и процессов.

Девушка примостилась на краю дивана, словно беспризорный котенок, не зная, что еще можно сделать. К ее удивлению, Ивета была относительно спокойна. Сидела в кресле, вперив бессодержательный взгляд в стену, пока мама тихонько плакала рядом, а старшая сестра держала среднюю за руку, сосредоточенно вглядываясь в ту, будто готовая мгновенно отреагировать на любое изменение в самочувствии.

И вот эти стеклянные глаза… Жуткие, пугающие… Матери, у которой отняли единственное дитя…

Эмили впала в какую-то прострацию. Вот сейчас, именно в данную секунду, исчезло всё. Только самая суть бытия незримым лучом рассекала пространство на две составляющие. Жизнь и смерть. Неразлучная крепкая пара.

Перед лицом вечного забвения как-то моментально становишься немощным. И нереально остро осознаешь простую истину — времени безбожно мало, а ты сошка, мелкая песчинка. Сумеешь — свети ярко, а нет — тогда не жалуйся зря. Всё происходящее в основе своей — результат твоих действий. Неоспоримо.

У Артема был редкий диагноз. Один на тысячу или на несколько тысяч — по разным статистикам. В свое время Эмили начиталась статей об этом отклонении. Микроцефалия, как и ряд других заболеваний, имеет свои степени поражения. И у всех членов семьи была надежда, что соответствующие поддерживающие процедуры помогут ребенку. Многие дети в таком состоянии произносят слова, пусть и в ограниченном количестве, а их малыш молчал. Бывало, мычал бессознательно. И почти не двигался. Да что там…не двигался — и всё тут. Вертеть руками изредка — это не движение. Для него даже еда — не имеющая вкуса пища.

Стоит представить, что в практически парализованном теле заточена душа…ангельская, ни в чем не повинная, которой бы жить и жить…горло сдавливает спазмом. Эмили весьма реалистично задыхалась от одной мысли, что сама может быть закована невидимыми цепями, удерживающими её в бесконечной замкнутости… И у тебя нет шанса вырваться. Позвать на помощь…

Что же творится внутри этих малюток?..

А, может, смерть — его спасение? И не только его?

Боже, прости…

И почему у Иветы больше нет детей? Это страх?

А что, если бы и её, Эмили, не было? Если бы отец настоял на аборте, дабы скрыть свою измену?

А если бы мама не приняла чужую дочь?

Вмиг озябнув, будто девушку с головой окатили ледяной водой, она обняла себя за плечи, разом скукожившись, отчего и уменьшилась ещё больше. И ощутимо закусила губу, чтобы вновь не разреветься. Мама, заметив этот жест, тут же прижала её к груди, что чуть не стало фатальной ошибкой. Эмили с такой силой вцепилась в неё, пытаясь собрать крохи самообладания, что женщина удивленно ойкнула.

Дышать. Глубоко. Размеренно. Как учили.

Нельзя. Быть. Слабой.

* * *

Похороны прошли феерично. Сдержанная, копившая в себе боль и молча страдавшая все эти годы Ивета…сломалась. Взорвалась так ярко, что пришедшие впали в ступор.

Ещё бы. Сестра так истошно заорала в момент, когда гроб опустили… И продолжала истерично вопить, извиваясь в объятиях мужа, пытавшегося её сдержать. Била по лицу, шипя что-то лишь одной ей известное. Обвиняла, содрогаясь в рыданиях. Ивету колотило. Её состояние явилось такой неожиданностью, что никто не был готов к подобному зрелищу, и, соответственно, никто не был вооружен хотя бы легкими успокоительными. Когда сестру попытались увезти, она вдруг остепенилась. Смиренно понурила голову и твердо пообещала:

— Я больше не буду.

И произошло то, чего Эмили никак не могла понять.

Горюющая мать потребовала от всех покинуть место захоронения её ребенка и дать ей попрощаться одной.

Вообще, считалось, что женщины не должны присутствовать на кладбище и видеть захоронения. Но придерживаться этого предписания на этот раз не стали. И Эмили вдруг осознала, что совершенно зря…

Они вынужденно покинули территорию, ожидая сестру за воротами. А потом Ваграм всех отослал, оставшись сторожить один.

Впервые за несколько дней девушка почувствовала яркую и почти забытую эмоцию — злость. Потому что благоверный Иветы укатил в Питер, сославшись на чрезвычайно важную командировку! Обалдеть просто! Это он должен был поддерживать жену в горе, а не второй зять! Как только смог оставить любимую в такой период? Или Эмили ошибалась, и Давид не любил Ивету?.. Но ведь в памяти были свежи искры между ними… Куда это делось?

Помянуть Артемку остался узкий круг людей. Было решено накрыть на стол в гостиной родительского дома. Комната была большой и умещала достаточное количество гостей.

Пока девушка сновала туда-сюда, помогая матери и Лали, успевала ловить обрывки разговора мужчин. И все они были грустными и об ушедших. Давно и не очень.

Эмили и так слишком много думала с момента получения этого известия. Обо всём. А теперь, созерцая понурое лицо отца, неподдельную муку на нем, вновь спросила себя, хочет ли и дальше держать бойкот?.. А что, если…

— Родители не должны хоронить своих детей, — слышится общеизвестное причитание. — Мог бы, отдал бы свою душу…

На усвоение данного заявления ушло несколько минут.

На воссоздание данного сценария — ещё парочка.

На осознание и поднявшуюся жгучую волну протеста — сравнительно меньше.

Глубокое блюдо, наполненное дымящимся мясом и картофелем, выпало из ослабевших вмиг пальцев. Все тут же повернулись на грохот.

Эмили смотрела на папу во все глаза. В смысле, как это? Как ЕГО может не быть?..

— Извините, — пропищала, наблюдая, как Лали проворно устраняет следы её оплошности.

А сама девушка развернулась и ушла в свою комнату. Где легла на кровать, в которой когда-то проводила самые беззаботные дни своей жизни. Закрыла глаза и свернулась калачиком.

Пора взрослеть. Окончательно.

И вдруг экран телефона осветился оповещением о полученном сообщении.

Это был Сергей, он писал, что приедет через два дня, хочет поддержать её.

И она как-то тяжело вздохнула, не понимая, как на это реагировать.

Необходимо в срочном порядке распутать клубок.

Глава 36

«Вы были бы правы, если бы так не заблуждались».

Дежурить у Иветы оставались они с Лали. Совмещали работу с обязанностями сиделки. Сестра — в своем фонде, Эмили — в ресторане. И если там получалось как-то отвлечься, то, переступая порог квартиры, где себя заточила скорбящая мать, ты невольно становился частью этой горестной атмосферы. Чтобы не сойти с ума от уныния, девушка постоянно занимала себя чем-то. Вплоть до того, что вытирала пыль по несколько раз в день. Когда доходила до полки с фотографиями, в негодовании прихлопывала фотографии, где есть Давид, лицом вниз на деревянную поверхность. Правда, после «смен» Лали рамки вновь стояли в стойке смирно. Но Эмили упорно повторяла свои действия из раза в раз, и между ними будто завязалась такая молчаливая игра.