Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:

Ложь это всё, и на Лжи — одеянье мое!..

Двое блаженных калек протокол составляли

И обзывали дурными словами ее.

Правда пытается доказать, что на самом деле она чиста, причем говорит это представителям той самой власти, которая ее оклеветала. Похожая ситуация была в «Гербарии»: «Поймите: я, двуногое, / Попало к насекомым!», — и в первоначальной редакции «Разговора в трамвае» (1968): «Путаете вы: не поддавший я! / Гражданин сержант, да пострадавший я!» /5; 499/. Тогда Высоцкий действительно оказался «пострадавшим» в результате погромных статей и пытался убедить в своей невиновности «сержанта», то есть заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС В.И. Степакова — в письме от 24.06.1968, после чего его пригласили на беседу с инструктором ЦК КПСС Борисом Григорьевичем Яковлевым [1349] ^{[1350] [1351]} . Вспомним также стихотворение «Я склонен думать, гражданин судья…» (1969): «Учтите: эта ложная статья / Мешком камней на совесть ляжет вашу». Причем герой здесь снова говорил о себе: «Ведь нападавшим вовсе не был я, / А я скорее даже — пострадавший».

1349

См. об этом: Яковлев Б.Г. Записки счастливого неудачника. М.: Новый ключ, 2011. С. 159 — 166.

1350

Сравним заодно уверения «Это он неправ» и «Ложь это всё» с фрагментом письма Высоцкого в Отдел пропаганды ЦК КПСС от 24.06.1968: «…авторами указывается, что у меня не нашлось слов, чтобы написать о героях войны, и я, будто бы, написал о штрафниках как о единственных защитниках Родины. Это — неправда» /6; 382/.

1351

Заметим, что в этой песне («Я полмира почти через злые бои…», 1974) предвосхищен сюжет «Притчи»: неприветливый хозяин поселился на месте лирического героя, а в «Притче» грубая Ложь также заняла место главной героини (Правды).

Исходя из сказанного, имеет смысл более тщательно сопоставить раннюю редакцию «Разговора в трамвае» с «Притчей о Правде»: «Он же мне нанес оскорбленье: / Плюнул и прошел по коленям. <.. > Ах, нехорошо, некультурно / На ухо шептать нецензурно!» /5; 498/ = «Дескать, какая-то Б называется Правдой <.. > Сплюнула, грязно ругнулась и вон подалась» (АР-8-162) (сравним еще в «Чехарде с буквами» А. Галича: «Но явились трое в штатском / На машине КГБ, / А, И, Б они забрали, обозвали всех на “б”»): «Он же мне нанес оскорбленье» /5; 498/ = «И обзывали дурными словами ее»; «Путаете вы, не поддавший я! / Гражданин сержант, да пострадавший я! / Это он неправ, да клянусь я! / Нет, возьмите штраф, тороплюсь я» 15; 499/ = «“Ложь это всё, и на Лжи — одеянье мое!” <…> “Ну, а сама пропилась, проспалась догола”. / Голая Правда божилась, клялась и рыдал а…» («не поддавший» = «пропилась»; «клянусь» = «клялась»; «Это он неправ» = «.Ложь это всё»^И54). И в обоих случаях клятвы оказались бесполезны: милиция оштрафовала героя, а Правду выслали на 101-й километр.

Стервой ругали ее и похуже, чем стервой…

Мазали глиной, спустили дворового пса:

Духу чтоб не было — на километр сто первый Выселить, выслать за двадцать четыре часа.

Образ псов или агентов власти, которые занимаются травлей, широко представлен у Высоцкого: «И залаяли псы на цепях. / Я шагнул в полутемные сени <…> Там сидел за столом, да на месте моем, / Неприветливый новый хозяин. / И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, — / Потому я и псами облаян»1155 /4; 202/, «Кричат загонщики, и лают псы до рвоты» /2; 129/, «И стая псов, голодных Гончих Псов, / Надсадно воя, гонит нас на Чашу» /5; 117/, «Свора псов, ты со стаей моей не вяжись» /5; 213/, «А на вторые сутки / На след напали суки, — / Как псы, на след напали и нашли» /1; 50/, «…Ведь направлены ноздри ищеек / На забытые мной адреса» /5; 24/ и т. д.

Тот протокол заключался обидной тирадой

(Кстати, навесили Правде чужие дела):

Дескать, какая-то мразь называется Правдой, Ну а сама пропилась, проспалась догола.

Именно так власти относились к самому поэту: «Вы знаете, кто такой Высоцкий? Это отребье! Мне позвонили, что он сейчас валяется пьяным на вокзале, на

трамвайных рельсах», — кричал в 1971 году начальник Управления культуры Приморского края на директора Дворца культуры моряков г. Владивостока, где должен был выступать Высоцкий [1352] .

1352

Кожин С. Высоцкий заработал во Владивостоке две тысячи рублей. И не получил ни копейки // Комсомольская правда на Дальнем Востоке (Владивосток). 2001. 26 янв.

Сравним также ситуацию в «Притче» с песней Б. Окуджавы «Вот так и ведется на нашем веку…» (1960): «И умным кричат: “Дураки! Дураки!”» = «Дескать, какая-то мразь называется Правдой…». В той же песне Окуджавы говорится: «На каждого умного по ярлыку / Повешено было однажды», — и на это же будет сетовать Высоцкий в «Веселой покойницкой»: «Как ни беги — тебя опережает / Клейкий ярлык, как отметка на лбу» (АР-4-98) (а в песне «Я уехал в Магадан» он говорил: «За мной летели слухи по следам, / Опережая самолет и вьюгу»).

Кроме того, ситуация, представленная в строках «Дескать, какая-то мразь называется Правдой, / Ну а сама пропилась, проспалась догола», — уже возникала в «Песне про Джеймса Бонда» (1974): «Его там обозвали оборванцем, / Который притворялся иностранцем / И заявлял, что, дескать, он — агент» («дескать» = «дескать»; «мразь» = «оборванцем»; «называется Правдой» = «притворялся иностранцем»). А в черновиках читаем: «Его назвали грязным оборванцем» /4; 430/, - что еще больше напоминает «Притчу», где Правду вымазали черной сажей. Впервые же обвинение лирического героя в пьянстве — «Дескать, какая-то мразь называется Правдой, / Ну а сама пропилась, проспалась догола» — встретилось в черновиках песни «Про личность в штатском» (1965), где исходило от сотрудника КГБ: «А писал — такая стерва! — / Что в Марселе я на мэра / Нападал. / Получалось, будто пьянь я, / И совсем не чужд влиянья / Запада» [1353] ^[1354] /1; 445/ («Дескать… мразь… пропилась» = «будто пьянь я»); а еще через два года оно повторится в «Путешествии в прошлое» (1967): «Будто голым скакал, будто песни орал <…> А потом кончил пить, / Потому что устал». Сравним еще раз с «Притчей»: «Дескать, какая-то мразь называется Правдой, / Ну а сама пропилась, проспалась догола» («будто» = «дескать»; «голым» = «догола»; «кончил пить» = «пропилась»). Разница же состоит в том, что в «Притче» героине предъявили ложное обвинение, а в «Путешествии в прошлое» герою рассказали о его реальных похождениях накануне.

1353

Кроме того, и кагэбэшник в песне «Про личность в штатском», и судьи в «Притче о Правде» пишут ложный донос на лирического героя (героиню). Если «личность в штатском» обвиняет его в том, что он «к женщинам несдержан», то в судебном протоколе о Правде сказано, что она — женщина легко

1354

го поведения: «Дескать, какая-то Б называется Правдой» /5; 490/. Обвинение, по сути, идентично.

Далее. Главного героя «Песни про Джеймса Бонда» «обозвали оборванцем», и эта же участь постигла Правду: «Двое блаженных калек протокол составляли / И обзывали дурными словами ее», — причем «дурное слово» оборванец также реализовано в «Притче»: «Ну а сама пропилась, проспалась догола».

Но и этим не ограничиваются сходства: про Правду сказано «какая-то мразь», и таким же неопределенным местоимением наделяется «Джеймс Бонд»: «Подумаешь, агентишко какой-то\» Этот мотив, несомненно, связан с официальным непризнанием Высоцкого, которого власти всячески игнорировали, делая вид, что его не существует: «“Таких имен в помине нет! / Какой-то бред: Орленок Эд!” — / Я слышал это, джентльмены, леди» («Песенка-представление Орленка Эда», 1973).

После того, как Правду выслали на 101-й километр, она была вынуждена скитаться. В таком же образе лирический герой выступает в «Гербарии»: «Вот и лежу, как высланный, / Разыгранный вничью» (АР-3-10); в стихотворении «Я был завсегдатаем всех пивных…»: «Они — внизу, я — вышел в вожаки, / Как выгнанный из нашего народа» /5; 341/; в «Балладе о Кокильоне»: «Но мученик науки, гоним и обездолен <…> Верней, в три шеи выгнан непонятый титан» /4; 142/; в «Конце охоты на волков»: «И потому мы гонимы» (АР-3-30); в «Лекции о международном положении»: «За тунеядство выслан из Рязани я. / Могу и дальше: в чем-то я изгой» (АР-3-135); и в «Мистерии хиппи»: «Мы — как изгои средь людей» /4; 158/.

Вспомним заодно, что в 1974 году, вслед за высылкой Солженицына, власти планировали избавиться и от Высоцкого: «По свидетельству В. Чебрикова, вскоре после высылки Солженицына и выезда из страны многих других писателей и художников Андропов получил от высших партийных инстанций указание об аресте Владимира Высоцкого. Юрий Владимирович был крайне растерян: он хорошо помнил, какой отрицательный резонанс получило в 1966 году судебное дело писателей А. Синявского и Ю. Даниэля. <…> Андропов вызвал к себе Чебрикова и долго совещался с ним, чтобы найти какой-то выход и избежать совершенно ненужной, по его мнению, репрессивной акции. В конечном счете им удалось переубедить Брежнева и Суслова» [1354] .

1354

го поведения: «Дескать, какая-то Б называется Правдой» /5; 490/. Обвинение, по сути, идентично.

Не исключено, что именно это событие имел в виду в своем рассказе украинец Валентин Чванцев: «Я племянник Станислава Васильевича Гулина, моя тетя, сестра моей матери, была за ним замужем. Я часто бывал у них в гостях. Мой дядя закончил службу в Москве в должности заместителя начальника контрразведки по Москве и Московской области, а в 1985 году был назначен первым заместителем председателя КГБ Латвийской ССР. От него самого я знаю, что он был знаком с Высоцким. Тот часто бывал в гостях у дяди, приходил вместе с Мариной Влади. Дядя помогал Высоцкому с получением виз. Однажды у него были неприятности какие-то. Вроде, даже КГБ арестовал его. Станислав Васильевич добился, чтобы дело передали ему, он его закрыл. Вот, собственно, всё, что я знаю»^П59

Однако многие кагэбэшники продолжали лелеять надежду избавиться от Высоцкого. По свидетельству французской переводчицы Мишель Кан: «“Помяните мое слово, к концу 70-х Высоцкого в СССР уже не будет”, - так сказал однажды другу Высоцкого чиновник из КГБ»^п60

А впервые эта идея зародилась у них в 1966 году, когда начальник московского КГБ генерал Светличный сказал тогда конферансье Борису Брунову: «Да вот, он пишет такие песни, он разрушает наш строй… У нас есть желание отправить его на 101-й километр… 6. Брунов потом пересказал эту историю Высоцкому, и много лет спустя она нашла отражение в «Притче о Правде»: «Духу чтоб не было — на километр сто первый / Выселить, выслать за двадцать четыре часа» [1355] ^{[1356] [1357] [1358]} . Причем в 1966 году Высоцкого собирались выслать именно «за двадцать четыре часа». Как вспоминал Юрий Любимов (2010): «На плохой записи поняли, что это Светличный — какой-то начальник большой кагэбистский или эмвэдэвский, и меня вызвали и сказали: “В 24 часа надо убрать Высоцкого, выслать за это”» [1359] . Согласно более раннему рассказу Любимова (2003), Высоцкого «хотели однажды выслать из Москвы. Руководителю одного из отделов КГБ, товарищу Светличному, показалось, что Высоцкий оскорбил его в одной из своих песен. Меня вызвали и сказали: “Чтобы в 24 часа не было Высоцкого в Москве! Он оскорбил такого человека! Он вам ставил эту песню?”. Завели. А там просто игра слов: “лично я, светлично я”. Я говорю: “Это же игра слов! Я спрошу у Владимира, он вообще знает товарища Светличного?”» [1360] .

1355

Медведев Р.А. НеизвеетныйАнддопов. ПоллтичеекааббограффяЮрияАнддоповв. М.: Праав человека, 1999. С. 135.

Цыбульский М. История одного аетolраaфa // В поисках Высоцкого. Пятигорск: Изд-во ПГЛУ, 2017. № 29 (июль). С. 109.

1356

Сажнвеа Е. Парижский суслик // Московский комсомолец. 2004. 24 янв. С. 7.

1357

Зайцева Т., Завьялова Л. Неоконченное ядтервью… //Варфнн-Москеа. 1997. № 7–9. С. 45.

1358

Впервые же моняв высылки из Москвы втнренолтя в «Дельфинах и психах» (1968): «В 10 — отбой, и не положено разговаривать. Кем не положено? Неизвесндо. Такой закон — и персонал на страже. Как заговорит, так — вон из Москвы, сюда я больше не ездок» /6; 32/ (реплика Чацкого из «Горя от ума» Грибоедова: «Вон из Москвы! сюда я больше не ездок»). Сравним также строку «Выселить, выслать за ДваДцать четыре часа\» с «Заклинанием Добра и Зла» (1974) А. Галича, где говорится об изгнании из страны: «…И что сутки на сборы — достаточный срок!». В этой песне аенлр саркатничеткя выводит советскую власть в образе Добра, а себя — в образе Зла, поскольку так считает сама власть. Отметим еще несколько перекличек «Заклинания» с «Принеей»: «И легковерная ПравДа спокойно уснула» ~ «А со мной клеевало беспечное Зло»; «Дескать, какая-то мразь называется Правдой» ~ «И Добро прокричало, стуча сапогами, / Что во всем видлванл бетпеенле Зло». Обе песни посвяше^! пронивоснлянию Добра и Зла, Правды и Лжи. Разляеяе, однако, слттлят в том, что в писни Галича моральные оценки поставлены с ног на голову, что является тледствяем правления советской власти, которая любит «назначить при случае еернле белым», поэтому аенлр выводит себя в образе Зла. Высоцкий же не прибегает к такому рискованному приему и выводит себя в образе Правды. Между тем оба поэта говорят о гонениях со стороны властей и об их прятелрснве: «Но Добро, как изеесндл, на то и Добро, / Чтоб уметь принвлрятьтя и добрым, и смелым» (Галич) ~ «Принворялись добренькими, / Многих прочь услали / И пещеры ковриками / Пышными устлали» (Высоцкий. «Много во мне маминого…», 1978). Да и Ложь в «Принее» тоже «прянвлряллсь добренькой»: «Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег».

1359

Сюжет «Буйный Высоцкий» на РЕН-ТВ, 23.07.2010.

1360

Соломонов А. Юрий Любимов о Владимире Высоцком // Культура. М., 2003. 24 янв.