Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
Хотя лирический герой и выступает здесь безо всяких масок, а напротив — даже говорит о своей гитаре (прямая автобиографическая деталь), в песне присутствует один «тюремный» образ — образ стен, которые олицетворяют собой несвободу и скованность действий.
Поэт заимствует из уголовного жаргона выражение Век свободы не видать, которое обычно употребляется как клятва, божба, и вводит его в текст своего стихотворения, возвращая этому выражению его первоначальный смысл: «Век свободы не видать из-за злой фортуны!».
Лирический герой знает, что никогда не увидит свободу, так как живет в несвободном советском обществе, в «тюремных стенах». Кроме того, в этой песне впервые появляется мотив «злой фортуны», который впоследствии станет одним из центральных в системе художественных образов Высоцкого. И «из-за злой фортуны» лирический герой предчувствует свою раннюю гибель: «Я зароюсь в землю, сгину в одночасье». Через 10 лет эта строка отзовется в стихотворении «Енгибарову — от зрителей» и песне «Кони привередливые» (обе — 1972): «Сгинул, канул он, как ветер сдунул!». «Сгину я — меня пушинкой ураган сметет с ладони».
А в концовке «Серебряных струн» поэт предсказал свою судьбу: жизнь в условиях тотальной несвободы, борьбу с советской
В песне «За меня невеста отрыдает честно» лирический герой вновь лишен свободы: «Мне нельзя на волю — не имею права, / Можно лишь — от двери до стены. / Мне нельзя налево, мне нельзя направо, / Можно только неба кусок, можно только сны» [312] [313] . Как и в «Серебряных струнах», здесь появляется мотив запретов, установленных властью, которая вновь порвала струны у гитары лирического героя, лишив его возможности петь (а эта возможность для него была дороже жизни: «Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду, / Только не порвите серебряные струны!»): «Не дают мне больше интересных книжек, / И моя гитара — без струны, / И нельзя мне выше, и нельзя мне ниже, / И нельзя мне солнца, и нельзя луны»87.
312
Выделенный курсивом фрагмент напоминает исполнявшуюся Высоцким песню на стихи Андрея Тарковского «Когда с тобой мы встретились, черемуха цвела…», где главный герой также оказался в тюрьме: «Кусочек неба синего, две звездочки вдали / Мерцают мне, как робкая надежда».
313
Похожая ситуация возникнет в стихотворении «Отпишите мне в Сибирь — я в Сибири» (1971), где герой также будет находиться в заключении, но только не в тюремном, а в больничном: «У меня теперь режим номер первый — / Хоть убей, хоть завяжи! — очень скверный. / У меня теперь дела ох в упадке, — / То ли пепел, то ль зола, всё в порядке. <.. > Мне дают с утра яйцо, даже всмятку, / Не поят меня винцом за десятку, / Есть дают одно дерьмо — для диеты… / Напишите ж мне письмо не про это».
Однако налицо и существенное различие: если в ранней песне герой не видит для себя выхода, так как знает, какая его ожидает судьба, то в более поздней у него все-таки сохраняется надежда на освобождение из неволи, которая, правда, так и останется надеждой: «Сны про то, как выйду, как замок мой снимут, / Как мою гитару отдадут. / Кто меня там встретит, как меня обнимут / И какие песни мне споют…» [314] [315] [316] .
314
Традиционная датировка этой песни — 1963 год — основана на письме Высоцкого к Людмиле Абрамовой от 29.01.1963, где он цитирует первую строфу из нее (С5Т-5-253). Однако есть сведения, что песня исполнялась уже в июле 1961 года — во время съемок фильма «Увольнение на берег» в Севастополе. Об этом рассказала Любовь Мельник: «Мой муж Борис Клементьевич в 1961 году служил зав-складом на Водной станции КЧФ [Краснознаменного Черноморского флота] и обеспечивал военными реквизитами всех артистов, живущих и работающих на крейсере “Кутузов”. <.. > Чинно вытерли ноги о морскую швабру в прихожей. Левон Кочарян с женой, Ариадна Шенгелая, Лев Прыгунов. И Высоцкий с гитарой за спиной. Правда, его тогда никто не знал. <…> Кто-то предложил: ‘Спой, Володя'. Он исполнил две песни. Одна из них, помнится, была связана с ожиданием смерти, в ней были странные строки: ‘И, быть может, выпьют за меня враги…”'» (Аркадьев Л. Он хотел докричаться и до нас // Объектив [городская информационная газета]. Севастополь, 2015. 27 июля. № 12. С. 10).
315
Выражение в свободном вашем мире напоминает аналогичное обращение к потомкам в «Балладе о времени» (1975): «Но, не правда ли, зло называется злом / Даже там, в добром будущем вашем!». В обоих случаях герои находятся в неволе: «Мне год добавят, может быть — четыре» = «И темница тесна, и свобода нужна, / И всегда на нее уповаем».
316
Датировка основана на воспоминаниях Олега Гедровича, в присутствии которого Высоцкий (тогда — актер Театра им. Пушкина) исполнил эту песню (Белорусские страницы-111. Владимир Высоцкий. Из архива Л. Черняка-34. Минск, 2012. С. 97, 102).
Находясь в неволе (тюрьме, лагере или больнице), лирический герой часто ждет письма от своих друзей: «Ребята, напишите мне письмо, / Как там дела в свободном вашем мире»89 («Мой первый срок я выдержать не смог…», 1964), «Напишите мне письма, ребята. / Осчастливьте меня хоть чуть-чуть, / А не то я умру без зарплаты, / Не успев вашей ласки хлебнуть» («У меня долги перед друзьями…», 1969), «Есть дают одно дерьмо — для диеты… / Напишите ж мне письмо не про это» («Отпишите мне в Сибирь — я в Сибири», 1971).
Теперь рассмотрим произведение, в котором к разряду формально-ролевой лирики относятся лишь две строфы. Речь идет о песне «У меня было сорок фамилий…» (196290): «У меня было сорок фамилий, / У меня было семь паспортов, / Меня семьдесят женщин любили, / У меня было двести врагов, / Но я не жалею».
Перед нами — явно одна из масок лирического героя. «Сорок фамилий» и «семь паспортов», с одной стороны, свидетельствуют о многоликости самого поэта, а с другой — говорят о его жизненной неустроенности и о том, что из-за постоянных преследований со стороны власти (в другой ранней песне об этом сказано: «Мою фамилью-имя-отчество /
Прекрасно знали в КГБ») он вынужден был многократно менять свою фамилию и паспорта. А все его стремления достичь своих целей натыкались на запреты и лишение свободы: «Сколько я ни старался, / Сколько я ни стремился, — / Я всегда попадался / И все время садился». Кстати, данная строфа напоминает целый ряд цитат из произведений разных лет: «Сколько лет воровал, / Сколько лет старался! / Мне б скопить капитал, / Ну а я спивался» /1; 241/ (здесь лирический герой также выступает в маске вора; кроме того, в песне «У меня было сорок фамилий…» встречается и мотив питья с напарником: «Кто-нибудь находился, / И я с ним напивался», — который будет реализован в песнях «Я был слесарь шестого разряда» и «Про попутчика»: «Завелся грош и — хошь — не хошь! — / Идешь и с товарищем пьешь» /I; 409/, «Чемодан мой от водки ломится. / Предложил я, как полагается: / “Может, выпить нам, познакомиться? / Поглядим, кто быстрей сломается!”» /1; 151/), «Сколько лет ходу нет! В чем секрет? / Может, я невезучий? Не знаю. / Как бродяга гуляю по маю, / И прохода мне нет от примет» /1; 243/, «Сколько лет счастья нет, / Впереди — всё красный свет! / Недопетый куплет, / Недодаренный букет… / Бред!» /2; 148/.Но вернемся к песне «У меня было сорок фамилий…».
Только что мы рассмотрели те отрывки текста, в которых лирический герой прикрывается маской. Весь же остальной текст принадлежит «чистому» лирическому герою: «И хоть путь мой и длинен, и долог, / И хоть я заслужил похвалу, — / Обо мне не напишут некролог / На последней странице в углу, / Но я не жалею».
Как отмечает австрийский — .исследователь X. Пфандль, «в этой строфе содержится невольный биографический факт: 25 июля 1980 года одна-единственная газета
– “Вечерняя Москва” — поместила десятистрочное сообщение о кончине В. Высоцкого, и именно на последней полосе, в правом углу <…> по мнению Юрия Левина [317] , подобные наблюдения со стороны слушателя (читателя) свидетельствуют о “сверхпонимании”, когда текст предшествует самому событию»9 [318] .
Подобное же «сверхпонимание» встретится в черновиках «Песни Сенежина» (1968): «Будет так: некролог даст “Вечерка”, / Объяснит смертельный мой исход…» /2; 391/. Да и в той же песне «У меня было сорок фамилий…» наблюдается еще один случай «сверхпонимания» (выраженного в форме отрицания): «И хотя во все светлое верил, / Например, в наш советский народ, — / Не поставят мне памятник в сквере, / Где-нибудь у Петровских ворот, / Но я не жалею».
317
«…Когда читатель соотносит с текстом события личной или общественной жизни, еще не случившиеся к моменту создания текста» (см.: Левин Ю. Тезисы к проблеме непонимания текста // Труды по знаковым системам. Тарту, 1981. Т. 12. С. 91).
318
Пфандль X. Текстовые связи в поэтическом творчестве Владимира Высоцкого // Мир Высоцкого. Вып. 1. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 1997. С. 240. См. также оригинал текста на немецком: Pfandl Н. Textbeziehungen im dichterischen Werk Vladimir Vysockijs. Munchen: Verlag Otto Sagner, 1993. S. 107.
Как известно, через 15 лет после смерти поэта — 25 июля 1995 года — у Петровских ворот ему был поставлен памятник.
Что же касается рефрена «Но я не жалею», то он свидетельствует о том, что лирический герой уже выбрал свой путь, свою дорогу в жизни, и хотя он знает, что его конфликт с властью сулит ему мало приятного («И всю жизнь мою колят и ранят
– / Вероятно, такая судьба»), но не собирается отступать. Поэтому и в черновиках «Песни Бродского» (1967), которую в фильме «Интервенция» исполняет герой Высоцкого, приговоренный к смертной казни, встретится такая строка: «Боже сохрани! Не пожалею ни о чем» [319] [320] [321] /2; 357/. Показателен также фрагмент из письма Высоцкого к Людмиле Абрамовой от 29.07.1964: «…писать, как Пахмутова, я не буду, у меня своя стезя, и я с нее не сойду»94 /6; 347/. Таким образом, оправдалось и другое утверждение-предсказание из стихотворения «Люди мельчают и дни уменьшаются» (1959): «В жизни стезю мы найдем все равно». Соответственно, выбор поэтом своей судьбы в песне «У меня было сорок фамилий…» был сделан им сознательно: «Сочиняю я песни о драмах /По жизни карманных воров, — / Мое имя не встретишь в рекламах / Популярных эстрадных певцов, / Но я не жалею».
319
А еще через два года (1969) Высоцкий напишет: «О том, что в жизни не сбылось, / Жалеть, наверное, не стоит». Поэтому так близки ему были слова из исполнявшегося им стихотворения Семена Гудзенко «Мое поколение»: «Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели».
320
Через год эта мысль повторится в песне «Мой друг уехал в Магадан…» (1965): «А мне удел от бога дан…» (Добра! 2012. С. 94).
321
Кохановский И. Письма друга // Коллекция Караван историй. 2014. № 11 (нояб.). С. 65. То же: Кохановский И. Серебряные струны // «Всё не так, ребята…»: Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег. М.: ACT: Редакция Елены Шубиной, 2017. С. 88. Датировка письма дается по: С5Т-5-291.
Теперь обратимся к одному из писем Высоцкого к И. Кохановскому (10 мая 1969 года), в котором содержится целый ряд перекличек с его песнями: «Были больницы, скандалы, драки, выговоры, приказы об увольнении..»^5. Этот фрагмент явно напоминает «Песню про Уголовный кодекс» (1964): «Скандалы, драки, карты и обман». Данная перекличка говорит о личностном подтексте песни, а также стихотворения «Вы учтите, я раньше был стоиком…» (1967), где лирический герой сетует, что до своей женитьбы жил «без скандалов, без драк, без волнения» /2; 329/ (здесь же он признается: «Быт замучил — я стал параноиком» /2; 329/, - а годом ранее он говорил: «Дела… / Меня замучили дела…» /1; 246/; да и позднее, в «Балладе о борьбе», будет сказано: «Детям вечно досаден / Их возраст и быт»).