Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Другая лагерная песня — «В младенчестве нас матери пугали…» (1977) — также содержит параллели с «Грустной песней о Ванечке»: «Горемычный мой, дошел / Ты до краюшка!» = «К каким порогам привела дорога...»; «Зря ты, Ванечка, бредешь / Вдоль оврага» = «В какую ж пропасть напоследок прокричу?» (сравним еще в «Конях привередливых»: «Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю / Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю»).

А концовка ранней песни: «Тополь твой уже отцвел, / Ваня-Ванюшка!», — отсылает к стихотворениям «Я не успел» (1973) и «Если хочешь» (1972): «Я не успел — я прозевал свой взлет», «А свою весну — первую, одну — / Знать, прозевала я».

Добавим еще пару штрихов.

В черновиках «Грустной песни о Ванечке» сказано: «Загустела у тебя / в жилах кровушка» (АР-12-140), — как и в стихотворении «Я б тоже согласился на полет…» (1971): «У человека закипает кровь, / Когда вокруг него исчезнет воздух» /3; 309/. Напомним, что в начале 1970-х годов мотив отсутствия воздуха будет подробно разрабатываться в «Конях привередливых» и в стихотворении «В лабиринте»: «Что-то воздуху мне мало — ветер пью, туман глотаю», «И духоту, и черноту / Жадно глотал».

Кроме того, с образом загустевшей и закипающей крови лирического героя перекликается следующий образ из «Истории болезни»: «В моей запекшейся крови / Кой-кто намочит крылья» /5; 404/.

***

При разборе песни «Живучий парень» мы затронули образ петли и связанный с ним мотив казни лирического героя. К этому образу примыкает образ плахи, которая также ассоциируется с казнью: «Вдоль дороги — лес густой / С бабами-ягами, / А в конце дороги той — / Плаха с топорами» («Моя цыганская»). Позднее все эти образы перейдут в один из вариантов исполнения «Разбойничьей»: «Встал дозором за кустом / На большой дороге — / Та дорога прямиком / Привела в остроги» [2262] ^[2263] , - и в вышеупомянутую лагерную песню «В младенчестве нас матери пугали…»: «Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога <.. > К каким порогам привела дорога, / В какую ж пропасть напоследок прокричу?» б1² («в конце дороги той» = «дорога… привела» = «привела дорога»; «плаха с топорами» = «в остроги» = «на четвертак»).

2262

Москва, гостиница «Россия», для Анатолия Гарагули, 10.01.1976.

2263

В пропасть лирическому герою доведется «прокричать» и в «Двух судьбах», где Кривая обратится к нему: «Ты, — кричит, — стоишь над бездной». Да и во многих других произведениях лирический герой действует «вдоль обрыва, по-над пропастью».

Во всех этих случаях автор говорит о самом себе, предвидя свой трагический исход, поскольку живет в несвободном советском обществе (отсюда — образы острога, лагеря и плахи).

Заметим, что «на большой дороге» лирический герой стоял уже в одной из ранних песен: «Так люблю я стоять у дороги — / Запоздалых прохожих пугать» («Позабыв про дела и тревоги…»). Здесь он также выступает в образе разбойника, который стоит «у дороги», а в «Разбойничьей» — «на большой дороге» (обыгрывается идиома «разбойники с большой дороги», то есть «очень крутые разбойники»; да и сам он говорит о себе в песне «Ошибка вышла»: «Я терт и бит, и нравом крут»). А мотив «встал дозором за кустом» уже возникал в «Песне солдата на часах» и в «Парусе»: «Он — в дозоре, в карауле / От утра и до утра», «Даже в дозоре / Можешь не встретить врага». Точно так же лирическому герою не удалось дождаться врага в «Песне автомобилиста»: «Безлунными ночами я нередко / Противника в засаде поджидал, / Но у него поставлена разведка, / И он в засаду мне не попадал».

Вообще же герой часто устраивает засаду (например, в «Невидимке» и в «Песне про плотника Иосифа»), и всегда безуспешно. Сюда примыкает образ разведчика: «Разведка боем» (1970), «От меня хоть в разведке польза есть — / Знаю, как проползти, залечь как» («Песня солдата на часах», 1974), «Я говорю как мхатовский лазутчик, / Заброшенный в Таганку — в тыл врага. <…> Олегу Николаевичу нынче / Докладываю данные развед» («Олегу Ефремову», 1977), «Прошли по тылам мы» («Черные бушлаты», 1972), «Я туда проникнул с тыла» («Сказочная история», 1973 /4; 296/); и образ часового в песне «Рядовой Борисов!..» (1969): «Я был на посту, был дождь, туман, и были тучи <…> По уставу — правильно стрелял!». Здесь, в отличие от «Паруса», герой, находясь «в дозоре», все же «встретил врага» и застрелил его.

Обращает на себя внимание идентичность ситуации в «Разбойничьей» и в «Расстреле горного эха» (1974): «.Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья…» = «Поят зельем, хоть залейся» (АР-13-110), «Знать, отборной голытьбой / Верховодят черти» (АР-13-112); «Всю ночь продолжалась кровавая, злая потеха» = «Как во смутной волости / Лютой, злой губернии»; «Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп» = «Как из лютой волости / Налетела конница'» /5; 361/; «И эхо топтали. но звука никто не слыхал» = «Стиснуть зубы да терпеть!» /5; 64/, «Хлещут, бьют, кого хотят!» /5; 362/. И если в первом случае «^ утру расстреляли притихшее горное, горное эхо», то во втором главного героя «больно рано вешают».

Незадолго до «Разбойничьей» появилась «Баллада о детстве» (1975), в которой также имелись близкие мотивы: «Ах ты, страна Лимония, / Лихая чемодания» (АР-9-142) = «Ах, лихая сторона! / Сколь в тебе ни рыскаю…»; «Не изведали, нет, но хлебнули / Вволю, вдосталь, и лиха с лихвой» (АР-9-144) = «Горя, лиха зачерпнул, / Вволю горюшка хлебнул <…> Зельем потчуют и вдосталь» (АР-13-110); «Здесь я доподлинно узнал, / Что наша жизнь — копеечка» (АР-9-139) = «Жизнь текет меж пальчиков / Паутинкой тонкою» (эта же мысль будет высказана и от первого лица: «Пусть жизнь уходит, ускользает, тает» /5; 226/); «Из коридора нашего / В тюремный коридор ушел» = «Тех ветрами сволокло / Прямиком в остроги»; «Прошел он коридорчиком / И кончил стенкой, кажется» = «Сколь веревочка ни вейся — / А совьешься ты в петлю!»; «Ходу, думушки резвые, ходу!» = «Ночью думы муторней»; «Но родился и жил я, и выжил» — «А в остроге — мать честна! — / Ни пожить, ни выжить» (АР-6-170).

Вообще от «Разбойничьей» как от своеобразного поэтического центра тянутся смысловые нити к произведениям разных лет — например, к «Приговоренным к жизни» и к «Песне мужиков» из спектакля «Пугачев»: «По миру с котомкою — / Разве жизнь для молодца?» /5; 363/ = «Но разве это жизнь — когда в цепях? / Но разве это выбор — если скован?!» /4; 66/, «Иэто жистъ? Земной наш рай? / Нет! Хоть ложись — и помирай» (АР-11-126) (процитируем еще черновик «Дорожной истории»: «Тому же будет свет не мил / И жистъ не в жистъ»; АР-10-44).

Только что упомянутая «Песня мужиков» (1967) содержит и другие параллели с «Разбойничьей», поскольку обе формально посвящены 18 веку (первая — эпохе Пугачева, вторая — Петра I), но фактически говорят о современности: «Нет! Хоть ложись — и помирай» (АР-11-126) = «Впору лечь да помереть» (АР-13-114); «Куда ни плюнь — всё голытьба» (АР-11-124) = «Да голодной голытьбой / Верховодят черти» (АР-13-116); «И полн кабак нетрезвыми» (АР-11-124) = «Веселитесь, молодцы, / Пока хмель не кончится!» /5; 361/; «И там висять, и тут висять!» (АР-11-124) = «Больно рано вешают» /5; 65/; «Друг дружку бьют, калечат, жгут» (АР-11-130) = «Хлещут, бьют, кого хотят!» /5; 362/; «Пропился весь я до конца!» (АР-11-126) = «Пей, чтоб пуще не болеть!» (АР-13-114); «Ох, до петли дойдем мы так» (АР-11-126) = «Ох, лихая сторона» (АР-13-106), «А совьешься ты в петлю!» /5; 65/.

Также и «Приговоренные к жизни» (1973), помимо отмеченного выше сходства с «Разбойничьей» («Но разве это жизнь — когда в цепях?» = «Разве жизнь для молодца?»), имеют с ней еще несколько общих мотивов: «Как зелье полоумных воро-жих» = «Поят зельем, хоть залейся» (АР-13-110); «Неужто мы надеемся на что-то?» = «На удачу не надейся» (АР-13-114); «Мы в дьявольской игре — тупые пешки» (АР-6100) = «Знать, отборной голытьбой / Верховодят черти» (АР-13-112); «Мы лучше верной смертью оживем!» = «Впору лечь да помереть» (АР-13-114).

А черновой вариант «Разбойничьей»: «Жизнь рвалась у молодца / Паутинкой тонкою» /5; 363/, - напоминает стихотворение «В лабиринте» (1972), где «у всех порваны нити» (лабиринт, заметим, — это тот же острог, то есть несвобода). Поэтому в остроге «ни пожить, ни выжить» /5; 65/, а в лабиринте — «выхода нет» /3; 155/. Кроме того, если в «Разбойничьей» губерния названа злой, то и городом, где «сплошь лабиринты», управляет злобный король.