Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект
Шрифт:
***
В «Палаче» казнь должна состояться на рассвете, а герой уже ее ждет — не дождется: «Не ночь пред казнью, а души отдохновенье! / А я уже дождаться утра не могу».
Здесь показаны одновременно ужас и абсурдность ситуации, когда жертва из любви к своему мучителю с радостью готова на любые пытки: «Когда он станет жечь меня и гнуть в дугу, / Я крикну весело: “Остановись мгновенье!”» (сравним с поведением главных героев «Притчи о Правде» и «Песенки про Козла отпущения»: «Правда смеялась, когда в нее камни бросали», «А сносил побои весело и гордо»!.
Кстати, выражение «гнуть в дугу» употребляли и сами представители власти — например, капитан КГБ Кочетков в разговоре с Эдуардом Кузнецовым: «Вы на спецу, а не где-то там. Тут не исправительное заведение, а карательное. Наше дело — согнуть вас в дугу, чтобы шелковыми стали. Ясно?» [2333] [2334] [2335] .
Данный мотив встречается в произведениях Высоцкого довольно часто — например, в «Письме с Канатчиковой дачи» (1977): «Пусть ремни и полотенце / И согнули нас в дугу…»6*6, «Нас три дня не спустят с коек, / Тех, кто был особо боек, — / Но воскликнул параноик: / “Языки — не привязать! / Развяжите полотенца / И не гните нас в дугу! / Нам и так бермутно в сердце / И бермуторно в мозгу!”» (С5Т-4-255); в «Песне солдата на часах» (1974): «Как
2333
Кузнецов Э.С. Шаг влево, шаг вправо…: Дневники, воспоминания / Подг. С. Подражанский. Иерусалим: Иврус, 2000. С. 124.
2334
Добра! 2012. С. 248.
2335
Ср. в воспоминаниях Андрея Сахарова: «Во время обыска мы с Ефимовым вышли на несколько минут на свежий воздух на улицу. К нам подъехала машина, в которой сидело, кроме водителя, несколько человек, явно гебистов. Из окна машины высунулась женщина, похожая по виду на надзирательницу женского лагеря в фильме о фашизме, и, обращаясь к Ефимову, прокричала: “Скоро мы всю вашу шайку в бараний рог скрутим…» (Сахаров А.Д. Воспоминания. Полное издание в одном томе. М.: «Изд-во АЛЬФА-КНИГА», 2011. С. 341).
2336
Вариант исполнения: темное публичное выступление «Ну вот, друг-гвинеец так и гнет», май 1971.
2337
Сравним в «Дорожной истории» (1972): «Спины не гнул, прямым ходил». Но одновременно с этим: «Я перед сильным лебезил, / Пред злобным гнулся» («Дурацкий сон, как кистенем…», 1971), «То гнемся бить поклоны впрок, / А то завязывать шнурок» («Случаи», 1973), «И требовал, и угрожал, / Молил и унижался» («Ошибка вышла», 1976), «Робок я перед сильными, каюсь» («В голове моей тучи безумных идей…», 1970). И именно этого добивается власть: «Чтоб начал пресмыкаться я / Вниз пузом, вверх спиною» («Гербарий», 1976). Однако от поклона нормальным людям и всем, кто ему чем-то помог, лирический герой никогда не отказывается: «Я от земного низкого поклона / Не откажусь, хотя спины не гнул» («Реальней сновидения и бреда…», 1977), «За долги ваши, праведны труды — / Земной поклон, Абрамов и Можаич!» («Театрально-тюремный этюд на Таганские темы», 1974), «Земной поклон за то, / Что он был в химию влюблен» («Баллада о Кокильоне», 1973), «Я лошадкам забитым, / Что не подвели, / Поклонился в копыта / До самой земли» («Погоня», 1974), «Но в пояс не забуду поклониться / Всем тем, кто написал, чтоб я не смел ложиться» («Я бодрствую…», 1973).
В таком свете становятся понятно, как важно было Высоцкому самому не сломаться: «Сколько раз мы ссорились, орали до хрипоты, а он не уступал. “Володя, пойми, ты наживешь себе врагов, тебя не поймут и, в конце концов, заставят…”, - говорил я после одного сообщения об очередной стычке с сильными мира сего. “Нет, не заставят. Я этого делать не буду… ”» [2338] [2339] , — и почему он так ценил духовную стойкость других людей. Вот, например, эпизод, произошедший в 1973 году: «Показывая мне у себя дома фотографию Солженицына в журнале “Пари матч”, Володя с расстановкой произнес: “Ну, его-то они никогда не сломают”. <.. > Тогда же, сразу после реплики о Солженицыне, я спросил у Володи напрямую: “Ну а в себе-то ты уверен, не сломаешься сам-то? Вдруг решат тебя приручить? Соблазн ведь велик”.
2338
Утевский А. Возвращение на Большой Каретный. М.: Известия, 2004. С. 201.
2339
Карапетян Д. Владимир Высоцкий: воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 289 — 290.
Володя отлично знал, какого ответа я от него жду. Он сказал так: “Никогда этого не будет. Через это я уже проходил. Как-то написал я стихи под ноябрьские праздники. Хотел видеть их напечатанными. Совсем плохи дела были тогда. Там и красные знамена были, и Ленин. Утром перечел — порвал и выбросил. Понял — это не для меня”»69*.
Этот же мотив «ломания» со стороны власти встречается в черновиках песни «Ошибка вышла»: «Ломают так и эдак нас. <.. > А он зверел, входил в экстаз» (АР-11-39). И об этом же Высоцкий говорил капитану теплохода «Аджария» Александру Назаренко: «Как-то, будучи на судне, Высоцкий обратил внимание на молодого парня, регулярно посещающего рулевую, штурманскую рубку. Я объяснил ему, что это сын партийного функционера ЦК КПСС высокого ранга, и мне было приказано оказать ему внимание. На это Володя сказал примерно следующее: “Эти дети в порядке наследования вскоре займут ответственные посты в правительстве и в партийных органах и будут влиять на межгосударственную и внутреннюю политику страны, от них будут зависеть наши с тобой судьбы, очень любопытно узнать, какие эти детки сейчас, захотят ли, смогут ли они хоть как-то изменить, ослабить этот страшный пресс, который мы все испытываем”» [2340] .
2340
Назаренко А. Володя Высоцкий, каким я его знал (Сент Августин, Флорида, декабрь 2015) // http://www.ourflorida.net/publication.php?id=100
А желание «не сломаться» присутствует также в «Студенческой песне» (1974): «Зато ничем нас после не согнешь [2341] , / Зато нас на равнине не сломаешь.»;
в посвящении к 15-летию Театра на Таганке (1979): «15 лет ломали — не сломали. / Дай бог теперь Таганке устоять» (АР-9-50); в «Памятнике» (1973): «И паденье меня не согнуло, / Не сломало, / И торчат мои острые скулы / Из металла» (АР-6-39); и в стихотворении «Я всё чаще думаю о судаях…» (1968): «Трубачи, валяйте, дуйте в трубы! / Я еще не сломлен и не сник», — которое, в свою очередь, напоминает черновик «Истории болезни»: «Мой доктор, я еще не в снах» (АР-11-56).2341
В этой песне герои говорят: «Мы против ветра держим путь на тракте», — но при этом они не гнутся. Именно поэтому Высоцкому была так близка песня испанских коммунистов «В бой идем», записанная им в тетрадку в марте 1957 года: «За друзей, что не гнулись перед бурей. / Защищая свой край порабощенный, / За горячее сердце Ибаррури / В бой идем мы, в бой идем мы» (Высоцкий. Исследования и материалы: в 4 т. Т. 3, кн. 1, ч. 2. Молодость. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2013. С. 171). Кстати, словосочетание горячее сердце будет упомянуто в военной песне уже самого Высоцкого — «Братские могилы» (1963): «^орящее сердце солдата», — и в более позднем стихотворении «Водой наполненные горсти…» (1974): «И пять веков, — как божьи кары, / Как мести сына за отца, — / Пылали горные пожары / И черногорские сердца».
И к тем, кто сломался, у лирического героя нет снисхождения: «Когда я вижу сломанные крылья, / Нет жалости во мне, и неспроста» («Я не люблю», 1968), — хотя самого его ломали со страшной силой: «И, улыбаясь, мне ломали крылья. / Мой хрип порой похожим был на вой. /Ия немел от боли и бессилья, / И лишь шептал: “Спасибо, что живой!”» («Мой черный человек в костюме сером!..», 1979), «Ломали, как когда-то Галилея, / Предсказывали крах — прием не нов» («Мы из породы битых, но живучих…», 1977), «В Анадыре что надо мы намыли, / Нам там ломы ломали на горбу» («Летела жизнь», 1978). Процитируем еще посвящение братьям Вайнерам «Я не спел вам в кино, хоть хотел…» (1980): «Братья! Кто же вас сможет сломить!».
А метафорический образ сломанных крыльев из «Моего черного человека» встречается также в песне «Штормит весь вечер, и пока…» (1973): «Еще бы, взять такой разгон / И крылья обломать у цели!» /4; 310/; в рассказе «У моря» (1973): «И волны с белыми головами ломали себе кости на скалах и на камнях пляжа»; и в песне «Отпустите мне грехи мои тяжкие..»(1971): «Не ломайте руки мои белые!».
На скалах хотел себя «ломать» лирический герой также в стихотворении «Я не успел»: «Все мои скалы ветры гладко выбрили — / Я опоздал ломать себя на них», — и в «Студенческой песне»: «На дивногорских Каменных Столбах / Хребты себе ломаем и характер». Однако в песне «Штормит весь вечер, и пока…» речь идет не о добровольном, а о насильственном «ломании» — со стороны власти: «А ветер снова в гребни бьет / И гривы пенные ерошит. / Волна барьера не возьмет, / Ей кто-то ноги подсе-чет [2342] 4 — / И рухнет взмыленная лошадь».
2342
Как в «Балладе о короткой шее»: «Под ноги пойдет ему подсечка, / И на шею ляжет пятерня».
Но вернемся к стихотворению «Палач», действие в котором близится к развязке, и происходит единение героя с палачом: «Накричали речей / Мы за клан палачей, / Мы за всех палачей / Пили чай — чай ничей», — и он готов за него уже любому порвать глотку: «Я совсем обалдел, / Чуть не лопнул, крича. / Я орал: “Кто посмел / Обижать палача!”», — что отчасти напоминает пьесу Шварца «Обыкновенное чудо» (1954):
Король. Министр, министр-администратор! Сюда! Обижают! <…>
Администратор. Но почему? Отчего? Кто смеет обижать нашего славного, нашего рубаху-парня, как я его называю, нашего королька?. [2343]
Да и в стихотворении «Я скоро буду дохнуть от тоски…» (1969) лирический герой с пеной у рта защищает сторонника палача: «Пусть много говорил белиберды / Наш тамада — вы тамаду не троньте, — / За Родину был тост алаверды, / За Сталина, я думал — я на фронте» (здесь очевидно сходство с «Палачом»: «речей… за клан палачей» = «тост… за Сталина»). Причем и тамада, и палач проявляют заботу о герое: «Мне тамада сказал, что я — родной, / Что если худо мне — ему не спится» = «“Чем смогу — помогу, / Только ты не молчи”. <…> Он пожелал мне доброй ночи на прощанье, / Согнал назойливую муху мне с плеча…». Сам же герой иронизирует по поводу того, что стал сторонником тамады и палача: «При этом он ни разу не икнул, / И я к нему проникся уваженьем» = «И посочувствовал дурной его судьбе»; «Увез я душу, полную любви, / И голову, наполненную солнцем» /2; 499/ = «От умиленья я всплакнул и лег ничком». Однако в первом случае он понимает, что оказался заодно с властью: «О, как мне жаль, что я и сам такой: / Пусть я молчал, но я ведь пил — не реже» /2; 500/, - а во втором уже окончательно сливается с палачом: «Как жаль, недолго мне хранить воспоминанье / И образ доброго, чудного палача». Кроме того, тамада «всех подряд хвалил с остервененьем», и точно так же будут вести себя палач вместе с лирическим героем: «Мы за всех палачей / Пили чай — чай ничей».
2343
В другой пьесе Шварца — «Два клена» (1953) — баба-яга тоже зовет на помощь: «Эй, Людоед Людо-едыч! Беги сюда быстрее! Нас, злодеев, обижают! Помоги!». Позднее этот мотив будет развит в песне Высоцкого «Я — Баба-Яга, вот и вся недолга…» (1974), где нечисть снова жалуется, что ее обижают: «Вижу намедни — утопленник, — хвать! / А он меня — пяткой по рылу!.. / Нет, перестали совсем уважать / Нашу нечистую силу!».
Обратим внимание вот еще на какое совпадение.
Тамада занимается восхвалением Сталина, а «новые левые» в стихотворении 1978 года восхваляют коммунистический режим в целом: «Пусть много говорил белиберды / Наш тамада — вы тамаду не троньте…» = «Слушаю полубезумных ораторов: / “Экспроприация экспроприаторов!” / Вижу портреты над клубами пара — / Мао, Дзержинский и Че Гевара» («Новые левые — мальчики бравые…»).
Такой же характеристикой наделяются огонь в «Пожарах» и ветер в «Затяжном прыжке»: «Огонь многоязыкий языками мелет вздор, / Шипит и испаряется, чадит гнилая прелость» /5; 519/, «Ветер врет, обязательно врет\» /4; 34/. Причем если «огонь многоязыкий» шипит, то и «гиблое место» в «Двух судьбах», и ветер в «Затяжном прыжке» поступают точно так же по отношению к лирическому герою: «И шипело, и шептало: “Жизнь заканчивай!”» (АР-1-10), «Ветер в уши [шипит]» (АР-9134). Да и о репродукторе в черновиках «Аэрофлота» будет сказано: «Вдруг чтой-то зашипело: / “Рижане, шли б вы, братцы, по домам”» (АР-7-110). Шипят же, как известно, змеи, так что «гиблое место», ветер, чадящая гниль и репродуктор, который выражает позицию Аэрофлота, косвенно сравниваются со змеей, как и репортер, искушающий героя во «Вратаре»: «Искуситель змей, палач! Как мне жить?».
Соответственно, все эти образы являются аллегориями власти.
Кроме того, многоязыкий огонь из черновиков «Пожаров» — это явный родственник стоязыкой молвы из черновиков «Баллады о любви» (1975): «Голыми руками задушу / Ложь и стоязыкую молву» /5; 321/. К тому же огонь мелет вздор, то есть распространяет молву, которая ассоциируется с Кривой: «Воз молвы везу» («Две судьбы»). Поэтому лирический герой хочет задушить ложь с молвой, а Кривой с Нелегкой желает: «Чтоб вы сдохли, выпивая, / Две судьбы мои — Кривая / да Нелегкая!». Впервые же предшественники молвы появились в наброске 1969 года: «Слухи по России верховодят / И со сплетней в терцию поют» /2; 181/.