Энергия кризиса

Таким образом, возведение коррупции в отрицательный инвариант русской (в том числе и духовной) культуры [113] является не только преувеличением, но и недооценкой спасительного измерения отступления от правил [114] . Именно в том, чтобы обходными, неофициальными путями обеспечить достаточную норму питания и выносимую норму работы, состоит ключевая роль бригадира для выживания всей бригады (с. 60) [115] .

113

Holm K. Das korrupte Imperium. Ein russisches Panorama. M"unchen; Wien: Hanser, 2003.

114

См. православную «икономию»: Uffelmann D. Oikonomia – икономия/экономия/экономика. S. 508.

115

Об этом подробнее см.: Kodjak А. Alexander Solzhenitsyn. P. 31–32.

Отрицательная неточность

Неполное и неточное выполнение приказов представляет собой не только средство облегчения гнета тотальной дисциплины [116] , к которому прибегают заключенные и советские/российские граждане в целом. Искажение фактов и коррупция одновременно являются атрибутами власти. От того, опускается ли столбик лагерного термометра ниже сорокаградусной отметки, зависит выход или невыход заключенных на работу за пределы лагеря. Однако точную температуру термометр не показывает никогда. Любой ропот по этому поводу так же тщетен, как протест новичка, капитана Буйновского, который еще пытается настаивать на формальном праве: «„Вы права не имеете людей на морозе раздевать! Вы девятую статью уголовного кодекса не знаете!..“ / „Имеют. Знают. Это ты, брат, еще не знаешь“» (с. 27, курсив автора. – Д. У.). За протестом следует наказание: «Десять суток строгого [режима]!» (с. 27), угрожающее здоровью заключенного. Еще более принципиальное значение имеет отсутствие какой-либо уверенности относительно срока заключения [117] : «Закон – он выворотной. Кончится десятка – скажут, н'a тебе еще одну. Или в ссылку» (с. 49).

116

См.: de Certeau M. L’invention du quotidien 1. Arts de faire. Paris: Gallimard, 1980. P. 14.

117

Подобная неточность является своего рода изнанкой сверхточного тотального контроля. Переход к индивидуальному присуждению срока заключения Фуко описывает как «декларацию независимости тюрьмы» – Foucault М. Surveiller et punir. Naissance de la prison. Paris: Gallimard, 1975. P. 250.

В лагерной системе, где «нарушение [выступает] как норма и беззаконие как система» [118] , попытка настоять на точном соблюдении закона образует резкий контраст и связана с другим миром – миром свободы. Этот мир настолько далек от лагерной действительности Советского Союза, что у С. Картера сцена протеста Буйновского вызвала ассоциацию с немецким правовым государством («Rechtsstaat») [119] , а у Р. Джексона – с идеей справедливости в иудейской религии [120] .

118

Мешков Ю. А. Александр Солженицын. Личность. Творчество. Время. Екатеринбург: Диамант, 1993. C. 44.

119

Carter S. The Politics of Solzhenitsyn. P. 15.

120

Jackson R. L. Solshenizyn. S. 251.

Неточность при выдаче порций питания все заключенные воспринимают одинаково болезненно, причем их занимает уже не сам факт, а лишь степень нарушения нормы: «Недодача есть в каждой пайке – только какая, велика ли?» (с. 21). Более того, Шухов замечает господствующее повсюду расточительство. Его комментарий (или комментарий автора, что в данном случае нельзя определить однозначно) по поводу шмона приводится в скобках: «<…> (миллионы уже через трубу спустили, так они щепками наверстать думают)» (с. 80) [121] . Наиболее общие высказывания, касающиеся отступления от правила солидарности среди зэков, имеют форму пословиц (то есть приводятся в доступной для малообразованного человека степени обобщения [122] ): «Кто кого сможет, тот того и гложет» (с. 53) или «Кто арестанту главный враг? Другой арестант» (с. 88). В то время как мелкие нарушения принципа солидарности по отношению к товарищам по заключению уже перерастают в норму (все воруют; с. 52), заключенного, извлекающего личную выгоду во вред всем остальным, ждет суровая расправа: такова судьба заснувшего у печки молдаванина, тем самым вынудившего всех остальных ждать на морозе (с. 82–83).

121

Ср. также, Благов Д. А. Солженицын и духовная миссия писателя. С. 337–341.

122

Ср., Юровский В. Стилистика рассказа Солженицына «Один день Ивана Денисовича» // S'eriot P. (Ed.) Contributions suisses au XVIe congr`es mondial des slavistes `a Ohrid, septembre 2008. Bern et al.: Peter Lang, 2008. Р. 346–347.

Единственной социальной группой, по отношению к которой Иван Денисович позволяет себе открытое моральное осуждение, являются привилегированные зэки, «твердые лагерные придурки, первые сволочи, сидевшие в зоне» (с. 94). Причина ненависти к «придуркам» также носит имплицитно экономический характер и кроется в непропорциональности выгоды и прилагаемых усилий: «Шухов с подозрением относится к легким деньгам, к тому, что сулит выгоду без усилий и труда, потому что в нем глубоко укоренено чувство нравственного долга, которое в конечном счете основывается на смутном сознании того, что если тебе блага жизни стали даваться слишком легко – значит, есть кто-то, кто принял теперь на свои плечи твою долю труда и ему стало тяжелее» [123] .

123

Лакшин В. Иван Денисович, его друзья и недруги. C. 235.

Личный враг Шухова, «шакал» Фетюков (с. 24), олицетворяет тот образец поведения, от которого предостерегал его первый бригадир Куземин: «В лагере вот кто подыхает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать» (c. 7–8). При традиционном подходе именно образ Фетюкова приводился для подтверждения нравственного императива сохранения человеческого достоинства. Здесь можно продолжить: тот, кто доедает остатки чужой порции, не только преступает закон чести и достоинства [124] , но и нарушает принцип пропорциональности и точности.

124

В этом смысле высказывание Куземина истолковывает: Kodjak А. Alexander Solzhenitsyn. P. 38.

Именно с этой позиции Шухов судит о новом колхозном промысле, о котором он узнает из письма жены. Крестьянин Шухов не в состоянии понять, как сенокос может быть отодвинут на второй план ради другой работы – изготовления крашеных ковров (c. 31–32), и с недоверием относится к мануфактурной (и колхозной [125] ) системе. В. Лакшин по праву связывает это недоверие с отрицательным отношением Шухова к «придуркам»: «Отношение Шухова к придуркам, точно так же как его недоумение по поводу легкого промысла красилей, имеет в своей основе народное отношение к труду и к моральному долгу совместно работающих людей друг перед другом» [126] . То есть дело вновь не только и не столько в нравственной оценке, сколько в имплицитной экономической мотивации. И легкая прибыль от крашения ковров, и лагерный блат сводятся для Шухова к отступлению от нормы честного труда, идущему в ущерб другим.

125

О теме раскулачивания в повести Солженицына см.: Шнеерсон M. Александр Солженицын. C. 109.

126

Лакшин В. Иван Денисович, его друзья и недруги. C. 243–244.

Похожим образом Шухов критикует любой недобросовестный труд. Рассматривая стену, начатую неопытным каменщиком, он мысленно проводит точную ревизию допущенного брака и подсчет необходимого для его исправления материала [127] : «А думка его [Шухова] и глаза его вычуивали из-подо льда саму стену <…>. Стену в этом месте прежде клал неизвестный ему каменщик, не разумея или халтуря, а теперь Шухов обвыкал со стеной как со своей. Вот тут – провалина, ее выровнять за один ряд нельзя, придется ряда за три, всякий раз подбавляя раствора потолще. Вот тут наружу стена пузом выдалась – это спрямить ряда за два. И разделил он стену невидимой меткой <…>» (с. 66). Будучи сторонником добросовестного физического труда [128] , Иван Денисович осуждает небрежное расточение ресурсов в лагере; в этом плане его критика направлена на недостаточную бережливость и точность хозяйствования.

127

На основе факта, что сам Солженицын работал в лагере каменщиком, Мешков выстраивает параллель между лагерным опытом автора и героя его рассказа (Мешков Ю. А. Александр Солженицын. C. 39).

128

Именно в этом заключается положительный аспект литературной параллели между Шуховым и толстовским Платоном Каратаевым, отличающимся таким же «полуинстинктивным мастерством на все руки», на которую чаще всего указывали исследователи (Благов Д. А. Солженицын и духовная миссия писателя. С. 326; Павлов О. Русский человек в ХХ веке. Александр Солженицын в зазеркалье каратаевщины // «Ивану Денисовичу полвека». Юбилейный сборник 1962–2012. М.: Русский путь, 2012).

Положительная точность

В отличие от неизвестного каменщика Иван Денисович возводит безупречно прямую стену, отмечая качество работы в своего рода внутреннем монологе: «…Шухов не ошибается» (с. 67). Уверенность в собственной способности работать умело и точно отгоняет страх преждевременной смерти в лагере: «Эх, глаз – ватерпас! Ровно! Еще рука не старится» (с. 77). Работа Шухова пользуется признанием как со стороны товарищей по бригаде (которые шуточно именуют его «стакановцем»; с. 65), так и со стороны бригадира: «Смеется бригадир: „Ну как тебя на свободу отпускать? Без тебя ж тюрьма плакать будет!“» (с. 76). В «Архипелаге ГУЛАГе» автор сам выступает в защиту трудового пафоса героя своего раннего рассказа против «негодования – и бывших придурков и их никогда не сидевших интеллигентных друзей» [129] . Насколько бы ни были неблагоприятными обстоятельства принудительной работы, Шухову тем не менее удается преодолеть «отчуждение» [130] путем отождествления с работой.

129

Солженицын А. Собрание сочинений. Т. 6. C. 236.

130

Dunn J. F. «Ein Tag» vom Standpunkt eines Lebens. S. 47.

Эта способность раствориться в выполняемой работе является немаловажным элементом психологии выживания. В «Архипелаге ГУЛАГе» Солженицын задает риторический вопрос: «Как же Ивану Денисовичу выжить десять лет, денно и нощно только проклиная свой труд?» [131] Полная сосредоточенность на объекте труда («Шухов видел только стену свою»; с. 66) представляет собой квазимедитативную технику. Во время работы Шухов обретает полное внутреннее равновесие и забывает все происходящее вокруг него, вплоть до кажущегося ему бесконечным срока заключения: «Диво дивное: вот время за работой идет!» (с. 47). Подобное трудовое самозабвение оказывает на Шухова терапевтическое воздействие: «Вот диво-то, совсем про санчасть забыл за работой» (с. 86). Проработав день, Шухов, еще утром чувствовавший себя больным, выздоравливает [132] .

131

Солженицын А. Собрание сочинений. Т. 6. C. 237.

132

Что не означает, что в «Одном дне Ивана Денисовича» работа представляет собой чистое добро. Похожий лозунг о лечебных свойствах труда вкладывается в уста лагерного врача, от которого «больным нет покоя»: «…от болезни работа – первое лекарство» (с. 19). Факт, что выздоровление Шухова после усердной работы подтверждает этот цинизм врача, представляет собой внутреннее противоречие с точки зрения хозяйственной этики (а точнее, нескольких ее разновидностей) рассказа.

Бережное внимание Шухова распространяется не только нa результат труда, но и на ресурсы, с которыми Шухов обращается крайне экономно (например, он старается не истратить ни грамма раствора больше, чем необходимо). Принято считать, что именно эта экономность героя так тронула Хрущева [133] , которому секретарь прочитал вслух соответствующий фрагмент «Одного дня» во время отдыха в Пицунде [134] . Позднее Хрущев, как известно, лично разрешил публикацию текста [135] .

133

Ср., Scammell M. Solzhenitsyn. A Biography. New York; London: Norton, 1984. P. 433–434.

134

Решетовская Н. Из воспоминаний // Вече. 1972. 25 мая. № 5, репринт: Архив Самиздата. № 1230. С. 107.

135

См.: Твардовский A. Рабочие тетради 60-х годов // Знамя. 2000. № 7. С. 129; Солженицын А. Бодался теленок с дубом. C. 41.