Enigma

– Твоя сестра. Она жива, Кэндис, – всего пять пронзают меня насквозь. Пулей проходят через нутро, и сердце.

– Нет. Я вам не верю… это все ложь. Ложь. Чтобы вы не сказали, я вам никогда не поверю. Я видела… видела все. Ее пульс остановился… я проверяла… проверяла… – бессвязно шепчу я, вспоминая, как приложила губы к запястью Эли, и их обожгло холодом. Дыханием ее смерти.

– Есть такие вещи, как «клиническая смерть», Кэндис. Человек жив, пока жив его разум. Что бы это ни значило.

– Я не могу это больше слушать…

– Тебе придется поверить, если не хочешь до конца жизни получать ее по кусочкам. Где бы ты ни была, мы найдем способ доставить тебе Элисон. Точнее то, что от нее останется, – в эту секунду мой желудок сдавливает болезненный спазм, и его содержимое в виде желчи скапливается у меня во рту. Мерзость и ужас. Все, что чувствую сейчас… страх. Неприятие.

– Я сделаю все, для того, чтобы твоя жизнь была прекрасной и свободной. Но каждый день ты будешь помнить, что ты не спасла ее, в то время как у тебя была такая возможность. Наивысшее страдание для твоей души. Бесконечная матрица ада… – Палач начинает что-то бессвязно шептать, или это я уже не понимаю и не слышу, о чем он говорит.

Он безумен.

Совершенно безумен.

И я, я тоже…

– Я понимаю, тебе нужны доказательства, Кэн. Посмотри на экран, – словно сквозь вату слышу я, и пытаюсь разглядеть девушку на появившейся передо мной голограмме. – Это Эли. И если ты думаешь, что ты живешь в неволе, ты ошибаешься. Посмотри, как проходят ее будни, – я начинаю терять сознание, потому что то, что показывает мне голограмма – невыносимо.

– Вколите ей «Эйфорию». И оставьте в стриптиз-клубе, предварительно переодев в платье. Посмотрим, насколько сильно, эмоции взяли над ним верх и как быстро он прибежит за ней, – последнее, что я слышу и тут же забываю, проваливаясь в сон.

Макколэй

– У каждого есть свое предназначение, Мак, – мне снова снится отец и наш с ним общий урок. Воспоминание.

– И каково мое, отец?

– Ты Творец, Макколэй. Ты им был даже до операции. Выращивал кристаллы. Пойми, ты не был глупым или другим, или…

– Не надо.

– Просто ты жил в своем мире.

– Понятно. И ты решил меня оттуда достать.

– Ты помнишь что-нибудь о своей прежней реальности, Мак? Как воспринимал мир до операции?

– Иначе, – я был немногословен. Я бы не смог объяснить отцу, как воспринимал мир. Я его вообще не воспринимал. Будто находился в другом месте.

– Мне ты можешь открыться, Мак. Ты же знаешь, что я не хочу тебе зла. Ты очень…

– Я важен тебе, потому что я – доказательство твоей «гениальности», – заканчиваю я за него, и отец мрачнеет, решив перевести тему.

– Итак, поговорим, о том, что сейчас. Что ты видишь?

– Я вижу, как материя меняется, в зависимости от фокуса моего внимания.

– Чип…

– Чип тут не причем, папа. Ты что-то от меня скрываешь. С этим миром что-то не так.

– Глупости, Макколэй. Что может быть не так с этим миром?

– Я не буду отвечать. Мне нужно все обдумать еще раз.

– Нет, давай обсудим, Мак. Что тебя напрягает?

– Я не хочу быть тем, кто играет в игру. Я хочу быть тем, кто ее создает, – бормочу под нос я, поворачивая в руке грани головоломки, подаренной отцом. Так тяжело с ней расстаться. – И я умею это делать. Но в этом нет смысла, потому что я ничего не чувствую по-настоящему. Я лишь могу убедить себя или тебя, что испытываю ту или иную эмоцию. Все так пресно и поверхностно. Это все равно, что играть в старую, надоевшую игру… радости не приносит, но дойти до конца – уже принцип. Привычка. Программа.

– В чем тогда смысл для тебя, Макколэй? В чем ты думаешь найдешь его?

Я улыбнулся, но ничего не ответил. Вслух.

Прихожу в себя на холодной поверхности капсулы. Мое тело очищенно от потерянной крови, и я знаю, что мне было сделано механическое переливание, и полная стабилизация физической оболочки. Последнее, что помню – как дуло энергетического пистолета, упирается в живот и горящие гневом, долей безумия, необузданной смелостью глаза Энигмы.

Чувствую себя, мягко говоря, паршиво. И дело не в том, что голова раскалывается на части, и «тупая» боль агонизирует в висках. А в том, что я «ослеп». В том плане, что начинаю по-другому воспринимать окружающий мир. Если говорить на языке программирования, я словно «откатился» до одной из своих старых версий – на много лет назад, когда еще проходил обучение с отцом.

Сажусь на поверхности капсулы. В воздухе до сих пор стоит резкий запах железа, раздражающий рецепторы. Каспер прыгает рядом со мной и не поддается никаким командам. Вырываю из его лап мегаминкс, и быстрыми движениями поворачивая грани головоломки, пытаюсь собрать ее. Но не могу.

Не получается.

Пальцы трясутся, собственные руки меня не слушаются. Я не могу решить простую задачку, несмотря на то, что ранее на это уходило несколько секунд. Не вижу путей решения, не вижу вариантов и комбинаций… я ослеп.

Если бы я мог чувствовать сейчас, как другие люди, я бы назвал свое состояние удушливой паникой.

– Давай. Давай же, – шепчу я, бесконечно поворачивая стороны додекаэдра. Клянусь, я на грани того, чтоб разбить его о стену или поверхность капсулы. В момент, когда я уже готов расколошматить его на части, он собирается. И мне становится легче.

Это уже край, все. Мало того, что у меня нет таблеток: не факт то, что я вообще скопирую их, если найду.

Мне необходимо состояние, которое вызывает внутри Энигма.

Черт, эта девчонка чуть не вышибла мне мозги. На меня энергетическое оружие действует непредсказуемо, потому что внутри находится не только плоть и кровь. Чип вообще мог мгновенно выйти из строя, но каким-то чудом, пострадало только тело.

– Где она? – хриплым голосом интересуюсь я, когда в операционную заходит вызванный мною Роберт.