Енох

 Иавал рассмеялся.

 - Там больше никого нет!
– крикнул он арбалетчикам, обступившим камень.

 Слуга, дав деревянной шпоры коню, поскакал в стан.

 62. У реки люди и кони с жадностью утолили жажду. Переправились и по откосу берега поднялись к тому месту, откуда уже шел запах баранины.

 Люди Иавала расстелили на траву овчины. Гости уселись на них в круг. Возле каждого слуги поставили чан с ячменным вином и с самым приветливым видом объяснили, как пользоваться трубочками из тростника. Горожане положили на шкуры пару кожаных мешков с крепким пшеничным вином. Скотоводы сняли с огня котлы и поставили в середину круга. После того как под тосты рог с горьким пшеничным вином несколько раз прошел по кругу, за трапезой уже не чувствовалось скованности, сытые сотрапезники повернулись друг к другу.

 - Брат, я не хочу тебя обижать, - сказал Тувалкаин Иавалу, - но наше близкое родство позволяет мне быть откровенным. Есть люди в городе, и ты догадываешься - кто...

 Иавал удивленно округлил свои выпуклые глаза (еще немного и любопытство в его взгляде перейдет в умиление) и заранее кивнул, хотя не имел ни малейшего понятия, о ком говорит Тувалкаин.

 - ...я повторяю, я с ними не соглашался, но есть мнение, что Енох-сифит подвергся сильному волевому внушению со стороны того, кто хотел бы с помощью проповедей Еноха снова отдалить сифитов от нас и даже посеять смуту среди горожан.

 Иавал к удовольствию Тувалкаина беспокойно заерзал, будто что-то мешало ему сидеть на овечьей шкуре. Иавал чуть приподнял свое могучее тело, похлопал под собой по густой упругой шерсти, но не смог нащупать помеху.

 - Человек, подвергший Еноха такому глубокому внушению - без сомнения загадочно особен, талантлив. Он изменил сознание Еноха. Ведь Енох нисколько не сомневается, что был у ангелов, - мягко гнул свое Тувалкаин. Иавал судорожно сбил с ноги какое-то насекомое отвратительно острого, угловатого вида.

 - Енох лишен власти над собой, - продолжал Тувалкаин, наблюдая за реакцией брата, - и проповедует вещи, которые по своей воле никогда бы не сказал. Иавал!

 Иавал моргнул и - само внимание - посмотрел в глаза Тувалкаина. От безуспешного искания под собой помехи одежда на Иавале сидела неловко, и он поводил мощным плечом, поправляя ее на себе.

 - Иавал! Эти люди говорят, что саму идею о путешествии к ангелам внушил Еноху ты! Я повторяю, я так не думаю! Точнее, не думал. До сегодняшнего дня, до того часа, когда сам увидел, как ты управляешь диким табуном. Его теперь и диким-то назвать нельзя. Он подчиняется твоей воле. И я подумал: если ты подчиняешь своей воле табун, то нечто мог бы внушить и человеку.

 Иавал опустил в чан с ячменным вином свою тростниковую трубку и, продолжая смотреть в глаза брату, склонил голову и взял кончик трубки в уголок рта. Всосал со дна последнюю влагу. Воздух застрекотал в трубке. Иавал в сердцах бросил трубочку в пустой чан. Лицо Иавала по-детски сморщилось, будто он собирался захныкать, и, расстроенный, подозвал старого слугу.

 - Ну что же ты опять не следишь!
– чуть не плача, проговорил Иавал, всплеснув своими громадными руками, будто стряслась беда. И стал выговаривать слуге, который без суеты уже наливал в чан из кожаного мешка свежее ячменное вино. А Иавал стыдил слугу, вспоминая пиры и попойки столетней давности. Тувалкаин, подавив в себе недовольство, подумал: "Хитер, брат! Цилле-клоунессе далеко до тебя".

 - Так ты о чем?
– спросил Иавал, сделав несколько затяжек из тростниковой трубочки.

 "Хитер", - смеясь глазами, подумал Тувалкаин.

 - Не хочешь ли еще пшеничного?
– И потянулся к мехам.

 - Нет, оно слишком горькое.

 - Я говорил про Еноха-сифита.

 - Про Еноха? Нет, Ту!.. Передай этим людям в городе, которые грешат на меня...

 Грешат, говоришь?
– подумал Тувалкаин.
– Интересный глагол.

 -...которые грешат на меня, что я тут совершенно ни при чем. Хотя... хотя я задумывался над тем, что человек в некоторой степени тоже животное.

 - Но как ты объяснишь поведение Еноха-сифита?

 - Я не знаю, Ту!
– Его глаза от обилия ячменного вина стали добрыми-добрыми.
– Может, Енох все это придумал. Про ангелов. Чтобы как-то повлиять на свое колено, устыдить его. Еноха можно понять. Патриархи сифитов теряют власть над своими людьми.

 - А как же объяснить то, что истории, которые рассказывает Енох, и те, что записаны в твоем пергаменте, совпадают?

 "Не мучай меня", - ответило выражение лица Иавала, по-детски сладко-кислое.

 - Я не знаю. Боги, которые помогают мне держать в узде животных, рассказали историю Еноха. Они не причастны природным законам и живут, не подчиняясь законам времени, и многое знают из того, что еще не произошло, Но порой их трудно понять. Сегодня говорят одно, а завтра - другое. А порой несут всякую...
– Он приподнял брови, прикрыл глаза и коротко махнул рукой.

 - И ты хочешь сказать, Иавал, что Енох ничего не выдумывает, что Енох... говорит правду?

 - Я этого не говорил.
– Лицо Иавала стало серьезным, взгляд - прямым и строгим, насколько позволяло выпитое вино.
– Хотя сам патриарх Сиф, который совсем недавно проходил через мои земли, похоже, думает именно так. А я думаю: духи могли прочитать мысли Еноха. Кстати, весьма интересные по сравнению с мыслями большинства живущих на земле.

 - Они ничего не говорили тебе о Распятом, рожденном от Девы?

 - Было!.. было!.. - неожиданно развеселился Иавал.
– Но я ничего из этого не понял. Правда, Ту!
– Он сел на корточки, по-гусиному подошел по шкурам к брату.
– Там какая-то ерунда... на первый взгляд. Совершенно все лишено логики, но эта внешняя нелогичность имеет какую-то свою глубинную логику.
– Распятый Бог...
– Иавал пожал плечами, выпятил губу.
– Опять же Дева родила... В моем новом пергаменте есть что-то подобное. Женщина зачала без мужского семени, но больше я понять ничего не могу. И вряд ли кто из сифитов поймет больше, чем мы.
– Грустными, очень грустными влажными глазами Иавал посмотрел на брата.

 Ту потянулся к пшеничному вину. Он верил Иавалу. Ту не знал, что и подумать. А Иавал, немного смущаясь, заговорил: -- Раз уж мы, Ту, как выясняется, все равно умрем. Глядишь, Енох и потоп накаркает... Я тут подумал, пергамент для таких несчастий - вещь ненадежная. Может, мне заказать скульптору Ниру писаницу на твердой скальной породе? Зубилом, понятно, много не выбьешь. Но я подготовлю лучшее. Может, историю о том, как ангелы прельстились красотой дочерей человеческих, спустились на землю и познали их. Мне самому нравится эта история. Может, когда-нибудь, когда воды потопа схлынут, искатели руд обнаружат ее. Я думаю, у меня хватит скота, чтобы расплатиться и с тобой, и со скульптором. Как ты на это смотришь, Ту?

 - Что?
– очнулся Тувалкаин. Улыбка получилась вчерашней.

 63. На прощание братья облобызались.

 - Слуга, отправляйся на пастбище, - приказал Иавал, когда Тувалкаин оседлал коня.
– Отбери лучших овец для горожан!

 - Слушаюсь и повинуюсь, - отвечал слуга.
– Доброе дело!
– И отправился выполнять приказание.

 Ту, глядя на брата, приложил руку к сердцу.

 Когда кони мелким и торжественным скоком унесли пьяный отряд Тувалкаина, Иавал громко свистнул слуге. Тот повернулся и, ворчливо ругаясь, побрел к господину.