Энтомоптер
Шрифт:
День тянулся бесконечно и нудно.
Юрка валялся на кровати, закинув руки за голову. Борька смотрел в окно. Мы с Тошкой зевали за столом.
– Сейчас бы уже крылья делали, - сказал Юрка мечтательно.
– Все из-за тебя, рыжий. Из-за твоего дурацкого ножика.
– Из-за меня?
– Борька Линевский резко обернулся.
– Если бы Дятел эти яблоки не достал там, на свалке, ничего не было бы.
– Значит, на меня все валишь?
– сказал Тошка.
– Я вас честно предупредил: два раза в одно место не ходят.
– Чепуха все это, - сказал Борька.
–
– Я считаю, что вообще не надо попадаться, - сказал Юрка.
– Правильно, - сказал Борька.
– Я тоже считаю так.
– В конце концов обязательно попадешься, - махнул рукой Тошка.
– Как ни крутись.
– Нет, - сказал Юрка.
– Есть способ никогда не попадаться.
– Какой?
– Не заскакивать в чужие сады.
– Э-э!..
– разочарованно протянул Борька.
– Тогда жить будет неинтересно.
– А ты хотел, чтобы сразу все - и яблоки и энтомоптер, да? Правильно говорят - за двумя зайцами погонишься...
– Хватит!
– сказал Борька.
– И так тошно.
– Зато интересно жить!
– съехидничал Юрка. Поговорили мы - и опять нечего делать. Даже ссориться неохота.
А за окном все льет и льет. Кажется, со всех концов земли собрались тучи над нашим городом, навсегда затянули небо, и оно больше никогда не станет голубым и высоким.
Юрка вдруг сел на кровати.
– Трубки-то так и остались, ребята, - сказал он.
– Какие трубки?
– Которые мне отец из гаража принес. Для крыльев.
– Покажи!
– попросил Тошка.
Юрка полез под кровать и вытащил на середину комнаты связку алюминиевых трубок. Некоторые были толщиной с карандаш, а некоторые с большой палец. Мягкий серебряный блеск шел от них во все стороны.
– Ух, красота какая!
– воскликнул Тошка.
– Все диаметры, какие заказал Инженер. От шестнадцати до пяти миллиметров.
– Куда их теперь?
– вздохнул Борька.
– Пригодятся на что-нибудь, - сказал Тошка.
– Можно, например, коробчатого змея сделать. Огромного. Чтобы человека поднял.
– Иди ты со своим змеем, - уныло сказал Борька.
Юрка вытянул из связки тонкую трубку, прикинул ее на руке и сделал глубокий выпад, будто шпагой.
– Я вот что думаю, - сказал он.
– Надо отнести их Инженеру. Я обещал? Обещал. Значит, нужно отдать.
– Вам с Тошкой можно идти, - сказал Борька.
– А нам с Колькой...
– Слушай, - обрадовался Тошка, - идем завтра, да? Принесем трубки, скажем: так, мол, и так, дождик был, не могли раньше... Он скажет: "Ну, давайте, ребята, будем продолжать..." И мы будем продолжать... А потом я скажу: "Эх, жаль, нету Кольки. У нас вместе так здорово получалось..." Потом ты скажешь то же самое про Борьку. И он скажет: "Верно. Плохо без них..."
– Хватит трепаться!
– сказал Борька.
– Нам теперь туда ни ногой... Вы идите, работайте, а мы уж как-нибудь...
* * *
На другой день дождь почти перестал. Он уже не лил, а оседал на
город противным серым туманом.Я сидел дома и перелистывал подшивку старых журналов "Вокруг света". Я всегда брался за "Вокруг света", когда мне было скучно. На пожелтевших страницах гнулись под ветром пальмы, к далеким землям шли парусники, европейцы в белых тропических шлемах били из штуцеров крокодилов, шумела незнакомая, полная опасных приключений жизнь.
Я мог без конца перечитывать рассказы Беляева, Джекобса и Де-Вэр-Стэкпул. Но сегодня даже они казались мне пресными и ненужными.
Я думал о Юрке и Тошке, которые отправились к Инженеру.
Они будут достраивать энтомоптер. А мы с Борькой навсегда останемся за бортом. Никогда Инженер не улыбнется нам так, как прежде. Никогда нам не подняться в воздух на чудесном летающем велосипеде. Никогда не увидеть с птичьей высоты наш зеленый город. Никогда не покачаться на синих воздушных струях...
И каким ветром занесло меня в этот несчастный сад?..
Инженер был в тысячу раз интереснее, чем охотники в белых тропических шлемах. Охотник убьет десяток крокодилов, продаст шкуры какой-нибудь фирме, изготовляющей женскую обувь, и делать ему больше нечего. Будет сидеть в бунгало под пальмовым навесом и зевать от скуки.
А Инженер... Наш Инженер знал столько, сколько не знали все охотники мира. Он был настоящим исследователем и говорил такие вещи, которые не умел говорить больше никто.
– Делайте что угодно!
– говорил он.
– Стройте вечные двигатели, изобретайте паровые машины и пулеметы. Только побольше думайте о том, что делаете. Знания дают вес, а поступки - блеск. Жаль, что большинство людей умеет только глядеть, а не взвешивать и поступать.
– Свои способности вы можете узнать, только попытавшись применить их. Иной до конца жизни проходит, так и не узнав, что он - замечательный поэт или музыкант, потому что ни разу не попробовал. Вот отчего у нас так много посредственностей.
– Чего не понимают, тем не владеют, черт возьми! Почему этот муравей ползет не в правый угол, а в левый? Думайте! Наблюдайте! Голова существует не для модных причесок!
– Самое высокое счастье - сделать то, чего, по мнению других, вы не можете сделать!
До Инженера мы не знали таких людей. Никто нами особенно не интересовался. Мы не интересовались тоже, потому что ковыряться в огороде или чинить крышу или забор, чем занимались наши родители по воскресным дням, было делом пустым и мелким.
... Трижды проклятые "бельфлеры"...
Эх, закинуть бы сейчас за спину походный мешок и уйти из города куда глаза глядят. Перебраться через речушку и удариться по Черекской дороге на Бабугент, к Голубым озерам. Построить в укромном месте шалаш из веток орешника и жить отшельником вдали от людей и всяких переживаний. По утрам ловить в озере рыбу и печь картошку в костре, днем уходить высоко в горы, где воздух сух и прозрачен и камни нагреты солнцем, а вечерами спускаться в долину и долго лежать, не засыпая, у шалаша, глядя на звезды, мерцающие в страшной высоте...