Энтомоптер

– Ну, хоть немножечко он поправится?

– Не могу и не хочу предугадывать. Мы врачи, дорогой мой. Мы никогда не строим иллюзий. В нашем деле они опасны и не нужны. Тебе не советую тоже. И тем, которые тебя ждут. Самообольщение - скверная вещь. Из-за нее не видно пути, по которому идешь.

– Значит... он уже никогда не будет... как раньше?

– Не знаю. Ничего не знаю, - покачала она головой.
– А теперь я прошу вас вот о чем, мальчики: не ломайте, пожалуйста, казенное здание. Оно нам еще пригодится. Договорились? Лидочка, проводи молодого человека.

– Разве это ответ?
– сказал Юрка, выслушав мой рассказ.

– Инженер никогда бы так не сказал. Никогда. Вот люди!

9. Verba magistri2

Второе крыло мы закончили самостоятельно.

С утра до сумерек комната Инженера принадлежала нам. Комната превращалась в мастерскую. Вера Августовна показала место, куда прятать ключ от входной двери. Нам никто не мешал. Только однажды заглянул Славка, тот самый, который неправильно подключил батарейку к усилителю, и, узнав, что Владимир Августович в больнице, долго стоял, потрясенно глядя на нас.

– Зачем он тебе?
– спросил Борька.

– Он обещал... про супергетеродин на транзисторах, - сказал Славка.
– Вы все равно не поймете. Вы в радиотехнике ни шиша не понимаете. А он такой человек...

Махнул рукой и ушел.

Мы быстро сдружились с Верой Августовной. Она оказалась очень веселой, любила слушать наши рассказы и интересовалась всем на свете. Не могли мы привыкнуть только к сигарете в ее руке. Все-таки не особенно приятно, когда красивая женщина курит. А Вера Августовна была очень красивой, это признал даже Тошка, который никогда не доверял женщинам.

Она летала на ИЛ-18.

Как ни старался, я не мог представить себе Веру Августовну в кабине самолета с наушниками на голове перед черной, мерцающей приборами радиостанцией. Она была слишком... земная, что ли, слишком неподходящая для больших высот и рева самолетных двигателей.

Когда у нее выдавался свободный от полетов день, она варила картошку и угощала нас великолепными винегретами.

А один раз, когда Борька Линевский вымазал рукав своей белой рубашки тавотом, она приказала ему снять рубашку и за какой-нибудь час выстирала, высушила и выгладила ее, и рубашка засияла, как новенькая.

Странным было ее отношение к энтомоптеру. Она внимательно наблюдала, как мы работаем, даже помогала резать и выгибать трубки. Но, когда мы начинали мечтать о небе и облаках, улыбалась и покачивала головой, будто не верила, что мы когда-нибудь оторвемся от земли.

– Думаете, не полетит?
– кипятился Тошка.
– Ну, скажите по правде, думаете, ничего не получится?

– Нет, почему же...
– говорила она.
– Обязательно полетит.
– И переводила разговор на другое.

С легкой руки Инженера, мы начали увлекаться латинскими изречениями. В последнем томе большого энциклопедического словаря я отыскал много ходких в литературе выражений, и мы заучили их наизусть. Теперь, при встрече, мы не говорили друг другу "привет!" или "здорово!", а употребляли красивое латинское слово "salve". Если кто-нибудь из нас ошибался, то поправляющий его обязательно добавлял: "Амикус Плято, сад магис амика эст вэритас", что значило "Платон мой друг, но еще больший друг - истина". Допустивший ошибку оправдывался на классическом латинском языке: "Эррарэ хуманум эст" - "Человеку ошибки свойственны".

Тошка даже высказал идею, что хорошо бы каждому выколоть на руке, на видном месте, какое-нибудь блестящее изречение. Например, "Dinamis mobilis" или "Fidelis et fortis" ("Верный и смелый"), но его никто не поддержал, и идея умерла в зародыше. Юрка сказал, что портят руки люди низкого интеллекта и дикари, а мы как-никак живем в двадцатом столетии, и нам это ни к чему.

Мы каждый день бегали в справочное бюро больницы узнать о здоровье Инженера, но ответ был один и тот же: состояние тяжелое.

– Медицина атомного века!
– цедил сквозь зубы молчаливый Борька Линевский.
– Не могут справиться с каким-то паршивым инсультом! Ветеринары!

Дело без Инженера двигалось медленно, но все-таки двигалось.

Работать ультразвуковым паяльником оказалось совсем нетрудно.

Детали приваривались к нужному месту как бы сами собой. А может быть, это руки у нас понемногу привыкли к настоящей работе?

Крыло принимало нужную форму.

Эскизы, начерченные Инженером, были настолько понятны, что совсем не приходилось ломать голову. Будто сам Владимир Августович стоял за спиной и подсказывал неслышным голосом. Или, может быть, за это время мы научились бегло читать чертежи?

Шел июль. Солнце нещадно палило землю. Она ссыхалась и трескалась. Асфальт на городских улицах размяк, от него несло жаром и нефтью. Вечерами мы уходили в парк, к ближнему озеру, и купались до тех пор, пока не начинало ломить в ушах.

Однажды после купанья мы лежали на травянистом берегу под кустами боярышника и лениво переговаривались. В темных деревьях ворочалась, посвистывала, устраиваясь на ночь, какая-то птица.

Месяц белым корабликом всплывал над горами.

Тошка начал рассказывать про то, как он прыгал с крыши своего дома с зонтиком вместо парашюта.

Вдруг Юрка привстал и приложил к губам палец:

– Т-с-с-с!

По траве к озеру шли двое. Мужчина в белой рубашке с короткими рукавами и женщина в теннисной блузке и узкой черной юбке. Волосы у мужчины топорщились жестким ежиком. Квадратный боксерский подбородок выдавался вперед.

– Т-с-с-с!
– еще раз зашипел Юрка, и в женщине мы узнали Веру Августовну.

– С кем это она?
– прошептал Борька.

Пара прошла мимо наших кустов и остановилась на берегу.

– Красиво!
– сказал мужчина и, оглянувшись, взял Веру Августовну за руку.

Так они стояли несколько минут в тишине, любуясь озером и темно-фиолетовыми горами.

Потом мужчина быстро притянул к себе Веру Августовну и охватил ее плечи руками. В следующий момент мы услышали короткий шлепок, и мужчина отпрянул от Веры Августовны.

– За что?
– спросил он глухо.

– За то самое, - ответила Вера Августовна.
– За то, что у тебя нет чувства меры.

– Но мы знакомы два года.

– Потому и обидно. Я думала, что ты другой.

– Какой, например?

– Не такой, как все остальные.

– Господи, - сказал мужчина.
– Ведь я человек. И летаю с тобой два года.

– Вот гад, - прошептал Юрка, сжимая кулаки.

– Почему обязательно руки?
– спросила Вера Августовна.

– Потому что они у меня есть.

Вера Августовна засмеялась.

– Как все примитивно! Давай лучше поговорим о чем-нибудь. Почему, когда мы встречаемся, ты молчишь и хватаешь меня за руки?

– О чем будем говорить?
– сказал мужчина с отчаяньем.
– Ну, о чем?