Эпидемия сумасшествия

– Отпустите ее, животные!!!
– Не своим голосом завизжал парень, выстрелив в другого ромбоида. Снова не вышло.

Тут Екатерина открыла рот и довольно отчётливо произнесла:

– Не стоит мешать экспериментальной работе.

– Что?
– Истекая холодным потом, выдавил ее муж. Голос жены принадлежал явно не ей. Он был груб и лишён эмоций.

– Эту единицу взяли для исследований.

– Ублюдки! Вы что, ублюдки!? Вы говорите через нее? Как, Господи!?

– Убить всех. Но мы хотим ещё… и исследовать, - произнес рот Екатерины.

– Фашисты, чтоб вас!

Мужчина снова выстрелил. Ему показалось, что дробь исчезла в толще ромба, как в черном омуте.

– Катюша, держись! Держись, родная, я спасу тебя! Как они тебя… Да за что!?

Неудержимый порыв заставлял броситься к ней. Снять с ужасной штуки. Унести на руках подальше отсюда. Оставить кровожадных истуканов. А самим начать жить как раньше, сложно, но полноценно. Трудно, но счастливо.

Парень сделал шаг к жене. И вдруг ее голос зазвучал как всегда. Живо, отрывисто, звонко.

– Стреляй мне в голову! В голову мне стреляй! Они детей сожгли, Маришку убили! Мне кишки, придатки вырезают! Ты слышишь, ты видишь!? Убей меня, Миша! Умоляю, быстрее!

Из глаз подопытной хлынули слезы. Снизу вылилось немного крови. Каким-то странным образом, мать семейства пришла в себя, на мгновение, разорвав невидимые оковы гипноза.

В голове мужчины что-то взорвалось. Руки похолодели. Ему показалось, что он умирает. Будто в эту секунду тело разбивал смертельный инсульт.

– Я не могу, Катя! Я никогда не смогу! Ты что говоришь? Давай сниму, сниму тебя лучше… - Кое-как прохрипел строитель.

Затем он снова двинулся к ней. Но тело надёжно держали.

– Горите в аду! За мою семью. Сдохните, - завизжала Катя.

– Материал не стабилен, - сказал кто-то внутри нее.

Жена Михаила дернулась. Искривила шею, попыталась вытянуть руки. По кристаллическому стержню, который находился в теле, обильно потекла кровь. В животе вспыхнуло красным.

Раздался ужасный крик. Женщину разорвало на мокрые лоскуты, как небольшое насекомое, при ударе молотком.

Миха уронил дробовик. Тот грубо грохнулся на пол. На лице мужчины остались капли крови. Чувствуя их тепло, строитель потерял сознание.

Только не упал вслед за оружием. А повис в воздухе, последней вспышкой разума понимая, что умер.

День желтыми потоками стучался по окнам. Тени от пышных веток бродили по комнатам. Улица отдавала прогулочной приветливостью. И кто сказал, что кошмар приходит во мраке? Кто сказал, что удел его серость?

Глава 18

После выхода с «территории» Вика и Влад были отправлены в реабилитационный центр, где прошли бесплатную диагностику. С ними работали психологи. Им была выплачена солидная компенсация, которая покрывала несколько автомобилей, наподобие того, что бросила журналистка.

А около десяти каналов российского ТВ всеми силами атаковали молодую пару, пытаясь получить несколько слов о случившемся.

В нашей стране надо ощутить дыхание смерти, чтобы тебе предоставили простор для жизни. Или же заранее родиться средь тех, кому жить хорошо, предоставлено по факту. Феодальное общество с замашками садизма, и тонкой корочкой демократии сверху.

В отличие от собратьев по несчастью, Проскурин сам отказался от реабилитации. И на следующий день после эвакуации он уже давал подробный отчёт перед главами ведомств.

Дмитрий Геннадьевич вернулся в свой московский институт, где напряженно работал над поисками выхода.

Меньше чем за сорок восемь часов, с ним провели беседы все, кого можно встретить в утренних новостях.

Вот и сегодня, в солнечный летний день, мужчина стучал по плоским клавишам мощного компьютера, анализируя поток собранной информации.

В какой-то момент, Дмитрий поправил волосы. Затем взглянул в большое, белое окно.

– Отлично. Если предположить, что электромагнитное поле действительно снижает реакцию ромбоидов на окружающую среду, то мы вполне сможем подготовить активное средство для их подавления, - подумал он.

В стекла смотрелись многоэтажки с островками зелёных насаждений между каменных озёр. День был сложным, неопределенным. Хотя, такими бывают все дни в главном российском муравейнике.

– Или может все это бред?
– Неожиданно предположил профессор.
– Нет никаких инопланетян ромбической формы? А я просто переработал. И мне нужен дополнительный выходной. Нет, мое нахождение под грудой досок было более чем реальным. Так просто не отвертеться.

Дмитриевич Геннадьевич пролистал бумаги. Сделал небольшую пометку в тяжелом смартфоне.

– Не знал, что решать судьбу человечества так скучно.

На стене висела картина-абстракция. Среди небольших геометрических фигурок двигался и не двигался шарик. Нельзя было понять до конца, в каком положении он находится. Такие картинки часто публикуют в научных группах многочисленных соц. сетей.

При взгляде на странное произведение можно было сойти с ума. Но ученого почему-то это успокаивало.

Дмитрий иногда переводил взгляд на картину. Потом снова занимался делами. Время шло за полдень. Надо было запереть жалюзи. Иначе кабинет превратится в микроволновку.

Проскурин потянулся к металлическим шторам. Стационарный телефон зазвонил.

– Боже, просил не беспокоить. Да!

– Дмитрий! Дмитрий Геннадьевич! Смотрите, смотрите!

– На что смотреть, Галина!? Вы что там, с ума что ли…

Московская помощница была не чета Надежде. Слушать ее было настоящей пыткой, не то, что влюбляться. А увольнять жалко. Где она будет красить свои километровые ногти, если лишится работы?

Да, Надежда. Надежда... Как не вовремя он ее вспомнил. Пропала без вести. Завалы ещё не разобраны. Даже источники «в верхах» скептически молчат. Надежда есть, но надежды, возможно, и нету.

Промямлив что-то невнятное, секретарша замолкла. Надо идти в приемную и во всем разбираться. Его же обещали оградить от прессы? Неужели журналисты просочились в здание? Или ромбы добрались до столицы? От них можно ожидать даже этого!

Проскурин двинулся назад, чтобы подняться с кресла. Но дверь в кабинет распахнулась. И перед учёным оказался Президент Российской Федерации.