Эпоха харафишей
Шрифт:
Неожиданно поднялся всплеск новой, непривычной активности, нарушив потоки рутинных событий и гармонии, словно метеор, пронзивший тусклое небо.
Ридвана в изумлении задавалась вопросом: «Что делает этот человек?»
Нехарактерным жестом Бикр взял её за руку и повёл обследовать все углы их большого дома, этаж за этажом. На лице его лежала печать серьёзности и озабоченности, даже большей, чем можно было представить, словно он готовился к предстоящей поездке или важной деловой сделке…
— Что ты делаешь, ради Бога?…
Он не ответил
Она раздражённо пробормотала:
— Я устала…
Он указал на зеркало, занимающее целую стену, обрамлённое в рамку из настоящего золота, и сказал:
— Оно не имеет себе равных во всей стране…
Затем указал на высоко подвешенную люстру огромных размеров, инкрустированную звёздами:
— Это одна из трёх, которые есть во всём нашем большом городе…
Следующим он указал на стеклянный купол в нише потолка, сиявший всеми цветами радуги:
— Его изготовляли и декорировали ровно год, и стоило это столько же, как обмундировать целую армию!
Потом он простёр ладонь в направлении гигантского ковра, покрывавшего пол в большой гостиной:
— А это доставили специально для меня из Персии!
Он с ещё большей похвалой отзывался о каждом шкафе, не упуская ни одной драгоценности, и пел им дифирамбы.
Тут Ридвана с вызовом выдернув запястье из его руки, спросила:
— Что случилось?
Он сложил руки на груди, пристально смотря на неё каким-то загадочным, странным взором, и сказал:
— Дело в том, что меня любит судьба.
— Что ты имеешь в виду?
— Судьба обожает меня, не оставляя меня ни днём, ни ночью, не давая сомкнуть глаз…
— Ты кажешься мне таким странным…
— Погляди на меня хорошенько, всмотрись в меня и изучай так долго, настолько сможешь. Я — целый мир, не больше, не меньше…
— Нервы мои больше не в силах это вынести…
Он впервые улыбнулся и сказал:
— Правда в том, моя дорогая, горячо любимая, избалованная, непокорная Ридвана, что Бикр Сулейман Шамс Ад-Дин Ашур Ан-Наджи — банкрот!
Она ничего не поняла. Отказалась поверить в невозможное, уперлась головой в шкаф. Весь мир предстал перед ней сейчас в образе женщины, что подмигивала ей левым глазом. Она готовилась сесть в повозку, чтобы унестись к небесным горам. Лицо Бикра казалось ей красивее, чем на самом деле, и невероятно несчастным. С губ её вырвался вопль, в тот же час преобразившись в некоего скорпиона.
Бикр пробормотал:
— Это правда, Ридвана.
Он увидел, как она постепенно переходит от состояния застывшей статуи к ошеломлению, и отчаянным, злым тоном воскликнул:
— Нет ни главенства над кланом, ни денег, ни счастья!
Во рту у неё всё пересохло, и еле слышно она сказала:
— Но как… Как это произошло?!
— Как случается сердечный приступ, скандал, смерть. Чему ты удивляешься? Это всего-лишь авантюрное предприятие, которое пошло не так, как надо!
Она страдальчески произнесла:
—
Но ведь тебя всегда предупреждали против подобных авантюр!Он состроил презрительную гримасу:
— Это те, которые ничего не знают и критикуют, восхваляют тебя и завидуют, да будут они прокляты…
На минуту воцарилось молчание. Призраки страха танцевали в воздухе. Несбыточные мечты рухнули, разбившись о стены твёрдой, мрачной реальности.
— И что теперь будет?
— Торговое предприятие будет конфисковано, всё имущество будет распродано на аукционе, а потом…
Он остановился, и она спросила:
— Что потом?
— Потом мы присоединимся к веренице нищих…
— Без сомнения, ты пытаешься напугать меня.
— Я пытаюсь разбудить тебя ото сна и вернуть к реальности, вот и всё…
Она воскликнула:
— Это возмездие за безумие и глупость!
Он насмешливо возразил:
— Это всего-навсего бизнес, невидимый партнёр в котором — судьба!
— Но ведь это ты рисковал, а не судьба!
— А ты всегда отрицала и отрекалась. Но рынку до этого нет никакого дела…
Из глаз её потекли слёзы:
— Теперь мне известно, как умер мой отец…
Он с горечью сказал:
— Как же ему повезло!
— А дети? Что будет с ними?
— Пусть спят мирным сном.
Привычная жизнь в переулке замерла, чтобы наблюдать за особенным аукционом имущества человека, который был самым богатым из всех богачей до того, как скатиться в пропасть банкротства. По солнечному лику мчались облака в последний день месяца амшир.
Бикр Сулейман Ан-Наджи стоял посреди толпы бывших партнёров, превратившихся в кредиторов. На губах их застыли дружелюбные улыбки, а по челюстям растекались бледные волны беспокойства и смущения в ожидании начала. Однако челюсти их раздулись в неминуемой решимости.
Саид Аль-Факи, шейх переулка, наклонился к уху Усмана Ад-Дарзи, владельцу бара, и язвительно спросил его:
— Интересно, почему это ему не приснился вещий сон, указывающий путь к спасению, как и его прадеду?
Владелец бара прошептал:
— Сны тех, у кого несварение желудка, бывают кошмарами.
За минуту перед созывом до их слуха донёсся звон колокольчика, произведший большой эффект. Взгляды присутствующих обратились к началу переулка и увидели приближающуюся повозку, в центре которой сидел мужчина. Интересно, это ещё один новый аукционист откуда-то из города? Повозка остановилась рядом с кружком, где выстроились остальные, и из неё вышел юноша в чёрной накидке и тюрбане: высокий и грациозный, не выглядевший незнакомым и чужим…
Сразу несколько голосов воскликнули:
— О Милостивый Аллах! Так это же Хидр Сулейман Ан-Наджи!
От одного к другому передавалась волна предвкушения. Бормотание и шушуканье разошлись резонансом. Саид Аль-Факи скрыл улыбку. Бикр побледнел и задрожал. А Хидр поднял руку в знак приветствия и радушно поблагодарил за ответное приветствие. Саид Аль-Факи сказал:
— Вы во-время приехали!
Усман Ад-Дарзи спросил его:
— Вы пришли, чтобы участвовать в торгах?