Эпоха харафишей
Шрифт:
— Нет. Чтобы спасти то, что ещё можно спасти, — произнёс с сожалением Хидр.
Все заметили, что говорил он сильным, уверенным в себе тоном, а значит, в своём изгнании преуспел и разбогател. Кредиторы оживились, и кто-то произнёс:
— Да благословит Аллах ваши начинания…
Хидр предложил:
— Давайте отложим торги: может быть, нам удастся прийти к соглашению?
Но тут вмешался Бикр, который заорал:
— Нет!
Взгляды присутствующих в изумлении уставились на него. Он воскликнул, обращаясь к брату:
— Время никогда не сотрёт твоего преступления! Пошёл вон,
Тут отовсюду как капли дождя посыпались возгласы протеста. Состязаясь между собой в скачке по небу, тучи собрались, сгустившись над тёмно-коричневым шатром.
Хидр с мольбой сказал:
— Позволь мне выполнить свой долг.
Но Бикр неистово воскликнул:
— Разруха мне милее, чем спасение твоими руками.
Шейх Талба Аль-Кади, имам местной мечети, сказал:
— Непозволительно растрачивать то, что милостиво даровано небесами!
Но Бикр закричал:
— Он явился только ради того, чтобы позлорадствовать и отомстить!
Кредиторы окружили Бикра, успокаивая и уговаривая его, а шейх Талба Аль-Кади сказал:
— Давайте отложим аукцион, пока не придём к решению, о котором потом не будем сожалеть.
Бикр закончил рассказывать о произошедшем Ридване, затем посмотрел на неё и сказал:
— Вот и всё.
Он с пылким нетерпением ждал от неё комментариев, но она не находила, что сказать, ибо была смущена, а сопротивление её сломано. Она оказалась поймана в клетку его резкого, пытливого взгляда. Бикр спросил её:
— Что с тобой, почему ты не отвечаешь?
Однако она лишь ещё больше погрузилась в молчание, вновь обретя самообладание. Он же с иронией в голосе произнёс:
— Скажи мне своё мнение.
Избегая его взгляда, она взглянула на выложенные золотом слова «Бисмилла» в рамке на стене, и побуждаемая отчаянной волей, ответила:
— Что мне сказать, когда нашим детям грозит нищета?!
— Скажи откровенно мне своё мнение!
Некоторая часть её упрямства вернулась к ней:
— Я считаю, что он желает спасти репутацию Ан-Наджи!
Он гневно возразил:
— Нет, если бы репутация была для него важна, он не стал бы домогаться жены своего брата!
Она неловко пробормотала:
— Возможно, он стремится искупить свою вину.
— Тогда зачем ему жертвовать своими деньгами? — Тут он рассвирепел. — Значит, он хочет спасти тебя!
Она протестующе взмахнула рукой и резко ответила:
— Нет!
— Нет ещё ничего не значит!
— Я уверена, что он пытается спасти честь своей семьи!
Гнев его ещё больше усилился, и он закричал:
— Ты лжёшь!
Она разгорячилась:
— Не усугубляй всё!
— Позволь мне сомневаться во всём, даже в тебе!
Она заорала на него:
— Ты не в том состоянии, чтобы требовать отчёта!
— Я нахожусь в полном сознании. Человек может сойти с ума от всех этих благ, но он усваивает мудрую истину перед лицом банкротства и тяжких испытаний. А ты просто грязная шлюха, которая с вожделением смотрит на своего прежнего любовника!
Она завопила:
— Да ты лишился рассудка!
— Это просто чудо, что я его как раз и не лишился за всё то время, что прожил с тобой. Получал
ли я от тебя что-то ещё, помимо неприязни, вероломства, отвращения и скрытой измены?… Я давал тебе всё, а взамен получал лишь воздух. Ты была моим проклятием, что довело меня до безумия и банкротства. И теперь твоя очередь вкусить проклятия и позора…Она медленно сдвинулась с места, словно язычок пламени, и угрожающе закричала ему в лицо:
— Придержи свой грязный язык!
Он пришёл в неистовство и набросился на неё с кулаками, пощёчинами и пинками, пока она не свалилась на пол без сознания. Сквозь огонь, полыхавший в его глазах, он в каком-то замешательстве уставился на неё, уверенный, что она в агонии или даже умерла. Он быстро ускользнул от жизненных треволнений и мучительной растерянности: перепрыгнув через стену реальности, покинул это место, переполненный опустошающей решимостью.
Хидр Сулейман Ан-Наджи находился вместе с кредиторами в лавке шейха Саида Аль-Факи, когда туда ворвался Бикр. Он схватил нож и опьянел от красного вина безумия, ударившего в голову. Он закричал:
— Я убил её, и теперь настала твоя очередь!
Он набросился на брата, но благодаря вмешательству нескольких человек удар ножом промахнулся: задел только тюрбан, но не голову. Его схватили и вырвали нож из рук, бросив его на землю.
— Этот человек сошёл с ума!
— Нет, он преступник!
Бикр немного приподнял голову от земли и закричал:
— Вам нужны только деньги, пусть даже они из грязного источника!
Шейх сказал:
— Давайте передадим его в полицию.
Хидр воскликнул с опаской:
— Он убил свою жену…
— Передадим его в полицейский участок…
Бикр снова закричал:
— Все вы мерзавцы, собаки!
Вскоре выяснилась правда: Ридвана не умерла, как представлял себе Бикр. Его выпустили на свободу, и он скрылся из виду, покинув переулок. Хидр рассчитался с кредиторами по договорённости. Предприятие было ликвидировано. Дома же Ас-Самари и Аш-Шубакши остались во владении Ридваны.
Госпожа Фатхийя позвала Хидра пожить в её маленьком жилище — где жил его отец — пока всё в его жизни не образуется. Стало ясно, что Хидр собирается остаться в переулке. Он без промедлений предпринял меры для выкупа торговли зерном и продолжения своей прежней коммерческой деятельности. Он думал также и покупке домов Ас-Самари и Аш-Шубакши, чтобы и самому обрести достойное место, и чтобы Ридвана получила от такой продажи средства и жила вместе с детьми его брата: Ридваном, Сафией и Самахой, ни в чём не нуждаясь.
Фатхийя, первая жена его отца, сказала:
— Всё, что исходит из твоего сердца, благородно…
Он тихо ответил:
— Я никогда не забывал о своей семье. Она всегда была со мной, пока я находился за границей… Как и наш переулок.
Будучи в изгнании, он узнал, что имя Ан-Наджи много значило и оставалось живым, а имя Ас-Самари веса не имело и даже не упоминалось. Он узнал, что подлинный героизм подобен мускусу: аромат его нравился людям, соблазнял их души, даже если у них никогда не было возможности применить его на деле. Но из-за этого ли он вернулся сюда?