Эпоха харафишей
Шрифт:
Сулейман злорадно спросил:
— Что они хотят от простого возницы повозки?
Шейх почтительно ответил:
— Чтобы он отвёз их к бесспорному повелителю в переулке!
Волна искушения выросла размером с гору. Сулейман позвал к себе Атриса посидеть вместе с ним в кафе, и сказал ему:
— У меня есть одна тайна, которую я хотел бы поведать тебе…
Атрис покорно посмотрел на него, и Сулейман спросил:
— Ты мой друг. Как ты посмотришь на то, если я снова женюсь?
На что Атрис дал простой ответ:
— Ты намерен избавиться от Фатхийи?
— Совсем нет. Она останется на самом почётном месте.
Атрис засмеялся и сказал:
— Тебе же известно, учитель мой, что я только что женился в третий раз!
— Мужчины не отвергают друг друга из-за женщин,
Атрис улыбнулся:
— Новая жена из высшего класса?
Сулейман испуганно пробормотал:
— Эта тайна уже настолько распространилась?
— У любви всепроникающий аромат…
— А что говорят люди?
— А какое нам дело до людей?
— А харафиши?? Что они-то скажут?
Атрис импульсивно ответил:
— Да будут прокляты эти харафиши! Зато твои верные последователи радостно отпляшут…
Сулейман мрачно оборвал его на полуслове:
— Ты заблуждаешься в своих представлениях, Атрис. Сулейман Ан-Наджи не изменится…
Сияние сошло с лица его собеседника, и он сказал:
— И госпожа будет делить с Фатхийей её подвал?
— Каково бы ни было решение, Сулейман не изменится… Правда в том, что вы все недовольны справедливостью так же, как и знать!
— Учитель, кто ещё из других кланов был доволен такой жизнью, какую ведём мы?
Сулейман настойчиво повторил:
— Сулейман никогда не изменится, Атрис!
Саид Аль-Факи передал желание Сулеймана господину Ас-Самари, и тот с радостью тут же согласился. В глубине души Ас-Самари презирал возницу повозки и его происхождение, однако жаждал породниться с могучим правителем клана, повелителем переулка и угнетателем богачей. Единственное, что он попросил, так это выделить своей дочери флигель в его доме, пока он не построит ей другой, подходящий, на что Сулейман возражать не стал. Фатхийя была как громом поражена, плакала, однако смирилась со своей участью. Богачи и знать веселились, харафиши опасались, предчувствуя что-то недоброе, но Сулейман заявил, что он никогда не изменится.
Весь переулок стал свидетелем такой свадьбы, подобно которой доселе не видывал.
Таким образом, глава клана Сулейман и представитель знати Ас-Самари породнились семейными узами, о чём шейх переулка Аль-Факи сказал:
— Да будет благословен этот союз между кланом и знатью.
Карман его наполнился вознаграждением за усилия, хотя Сулейман и объявил, что не изменится. Однако у жизни появился новый вкус, а облака наполнились райскими водами. Сулейман сказал себе, что среди женщин есть такие, кто похож на молодой свежий сыр, а есть такие, кто похож на сливочное масло и сливки. Прекрасный аромат опьянил его. Лоснящуюся кожу умащивали маслом, слух его ласкали нежные нотки. Мир его наполнился кокетливым изяществом. Проводя в доме Ас-Самари лишь считанные дни в течение каждой недели, он познал приятный вкус семейных собраний, тепла постели, мягкости одежды, пара от горячей воды в просторной ванне, занавесок, подушек и думок, картин и разноцветных украшений, ковров и паласов, ювелирных изделий и драгоценных камней, и что важнее всего, — вкус роскошной еды, разных видов мяса, чарующих сладостей… Глава клана пришёл в замешательство, поразившись тому, как такой восхитительный рай мог существовать где-то на задворках аскетичного переулка. Снаружи он сохранял свой привычный вид и продолжал заниматься своим скромным трудом. В глазах всех жителей переулка он был облечён по-прежнему истинным величием. Но вместе с тем, он начал ощущать новые ветры, что бушевали посреди спокойной атмосферы, и разлетающиеся в стороны искры, что вот-вот разожгут повсюду пламя пожара. Зоркие взгляды изобличали то, что так прочно закрепилось в его желудке — вкуснейшую еду и напитки. Вокруг его потаённого рая стали расходиться слухи и шептания, особенно со стороны его помощников и последователей. И он впервые был вынужден распределить между ними ради праздников и торжеств средства, полученные за счёт отчислений под покровом тщательно скрываемой тайны. И всё это — без заметного ущерба для харафишей и бедноты. Делая так, он почувствовал, что совершает свою первую ошибку на презренном скользком пути вниз, понемногу отклоняясь от пути Ан-Наджи. Его потрясло то, что он живёт в неге и роскоши в доме Ас-Самари, в то время как Фатхийя с дочерьми прозябает
в унылом, сером существовании. И тогда его рука ещё раз распростёрлась над полученными отчислениями и осыпала его людей немногочисленными подарками, скользя на ещё одну ступень вниз по ненавистной дорожке. Он продолжал утешать себя:— Это лишь ненамного затронет права харафишей и бедноты…
Его диалог с самим собой на этом не закончился, а небосклон жизни не прояснился от пятен и мути. Санийя принялась настаивать на том, чтобы он перестал заниматься своей профессией и нанял кого-нибудь возить повозку. Он гордо отказался и попытался проявить свою власть как человек могучий и сильный. Она же продолжала любить его и делать вид, что покоряется его воле, оставив необузданной, незаметно просачивающейся силе любви делать своё дело. И каждый раз, как Сулейман чувствовал, что меняется, он решительно говорил себе:
— Я не изменился и никогда не изменюсь…
За обеденным столом в доме Ас-Самари он собрался лицом к лицу с представителями знати квартала. Когда-то они сторонились его из-за того, что боялись или предпочитали спокойную и благополучную жизнь. Сейчас же они уставились на него в доверии, как посетители смотрят на льва в зоопарке. Они обменялись тостами; кровь смело побежала по жилам; появились проблески надежды. И вот наконец владелец караван-сарая сказал:
— Возможно, вы полагали когда-то, что мы подчиняемся вам только из-за вашей силы. Но разве вы не знаете, мастер, что справедливость имеет свою цену, уважаемую в конечном итоге и тем, кто получает от неё прибыль, и тем, кто терпит ущерб?!
Сулейман вопросительно пробормотал:
— И кто же терпит ущерб?!
— С вас достаточно и того, что вы оградили нас от ненависти, зависти и краж!
Тут своё слово высказал торговец кофе:
— Однако в вашей всеобщей справедливости мы обнаружили некоторое угнетение.
Сулейман нахмурился и переспросил:
— Угнетение?
— Да, угнетение себя и своих последователей.
— Какое же угнетение в том, чтобы получать свою долю полностью и дать им получить свою? — спросил аптекарь.
Его тесть Ас-Самари заметил:
— Разве ты не проливал кровь, защищая нашу честь?
Торговец зерном сказал:
— Предводитель клана и его люди — знатные особы, или просто так должно быть?
Сулейман возразил:
— Нет. Ни мой отец, ни дед так не делали…
— Если бы ваш дед не поселился в особняке Аль-Баннана, наш переулок так и не узнал бы значения счастья и радости, — заметил владелец караван-сарая.
Сулейман настаивал:
— Он был скорее великим предводителем клана, чем знатной особой…
— Предводитель клана создан для того, чтобы быть знатным, и да проклянёт меня Аллах, если я лгу или пристрастен в своих словах! — ответил ему владелец караван-сарая.
Сулейман рассмеялся, охваченный теплом от вина…
Санийя родила ему сначала Бикра, а затем Хидра, и Сулейман смог наконец насладиться тем, что считал подлинным отцовством. За это время был построен дом для Санийи. Сулейман был счастлив всё то время, что проводил в нём, — ровно настолько же, насколько тяготился, когда ему приходилось возвращаться в подвал Фатхийи. Санийя полностью завладела его сердцем, равно как и её дом, что захватил власть над его желаниями. По прошествии времени она незаметно внедрилась и в его сознание, словно действенный наркотик. Он перестал трудиться, взяв на это место одного из своих подручных. Он также стал брать ещё больше средств из отчислений на себя и своих помощников. Его клика начала строить свои дома, возвышающиеся рядом с домами знати, пока наконец совсем не оставила и не забросила свой простой труд. Доля отчислений для бедных и харафишей уменьшилась, хотя они и не были лишены её.
Светлое лицо переулка изменилось, и люди начали спрашивать друг у друга, где же эпоха Ашура? Где искренность Шамс Ад-Дина? Его последователи были готовы дать ответ вопрошающим, угрожая тем, кто высказывал негодование.
Санийя растила Бикра и Хидра в роскоши и неге. Когда они немного подросли, она отправила их в кораническую школу и готовила к тому, чтобы заниматься торговлей. Ничто не предвещало того, что хотя бы один из них когда-нибудь займёт место своего отца. Когда они повзрослели, она открыла им магазин для торговли зерном, и таким образом, оба они стали знатными торговцами…