Эпоха харафишей
Шрифт:
— Хуже невезения только примирение с ним.
Захира кормила Джалаля грудью в гостиной, когда вдруг увидела Мухаммада Анвара, который ворвался туда. Она быстро втиснула грудь в платье и плотнее натянула платок на голове с выражением смущения. Он взволнованно поглядел на неё и спросил:
— А где мадам Раифа?
Она была уверена, что он солгал — у неё не было сомнений, что он сам видел мадам, едущую в двуколке, когда он проходил мимо неё по площади, однако вежливо ответила:
— Она поехала в повозке.
Он немного
— Подождать мне её?… Нет, сейчас мне нужно возвращаться в лавку, не так ли?
Она решительно ответила, не обращая внимания на его дружеский тон:
— До свидания, господин!
Однако он не был намерен уходить, пригвождённый к месту под гнётом какой-то подавляющей силы. Он приблизился к ней. В глазах его стоял блуждающий взгляд, полный неистового желания. Она отступила назад, нахмурившись. Тогда он приблизился ещё, и она резко сказала:
— Нет!
Он отрывисто пробормотал:
— Захира!
Она закричала:
— Уйду я, если не уйдёшь ты!
— Смилуйся… Я люблю тебя!
— Я не шлюха!
— Помилуй Господь!.. Я люблю тебя!
Он был вынужден отступить в страхе перед призраком Раифы, и уходя, произнёс:
— Как я могу жениться на той, которая уже замужем?
Она жила в водовороте бунта и предвкушения. Жизнь должна была изменить свой облик. Её сил хватало на то, чтобы изменить пределы бытия. Любая минута, не приносившая никаких изменений, показывала победу унижения и жалости. Однако как ей вступить в бой? Она решила воспользоваться тем предлогом, что у мадам Раифы болела голова, и добровольно вызвалась посидеть с ней. Она сказала:
— Я останусь с вами на ночь, мадам.
Та спросила:
— А как же твой муж?
— Он не умрёт от страха, если останется на одну ночь один.
По прошествии двух часов с того момента, как она должна была вернуться домой, пришёл Абдуррабих, спрашивая, что произошло, и она встретила его словами:
— Мадам больна.
Мужчина умолк, не зная, что сказать, а потом с горечью спросил:
— Разве ты не должна была сообщить мне?
Она поспешно и с раздражением ответила:
— Мадам больна, ты что, не хочешь этого понять?!
Когда она вернулась в свой подвал вечером следующего дня, Абдуррабих понял, что у госпожи было обычное лёгкое недомогание, из-за которого его жене вовсе не требовалось проводить ночь вне дома. Волна гнева смела его:
— Мадам вовсе не нуждалась в тебе, у неё дома и так полным-полно прислуги.
Она тоже разгневалась в свою очередь, ибо хотела это сделать в любом случае, и спросила:
— Так значит, такова награда за моё благодеяние?!
Он решительно заявил ей:
— Твой нрав портится день ото дня. Я решил, что ты больше не вернёшься в тот дом…
— Как тебе не стыдно?!
Он закричал:
— Да проклят будет тот дом и его хозяйка!
Она тоже закричала в свою очередь:
— Я не отвергаю милостей.
Он ударил её по лицу и вышел.
Захира обезумела от ярости. Скрываемый гнев прорвался наружу.
Она бросила на комнату последний пренебрежительный взгляд. Пощёчина от мужа заняла её разум, распухла, увеличилась в размерах и растеклась по всему её сознанию, пока не убила чувства. Набросившись с кулаками на постель, она не обращала внимания на вопли Джалаля.Она покинула подвал, отшвырнув прошлое в объятия погибели.
Мадам Раифа удивилась столь скорому её возвращению после ухода — прошёл всего один час! Однако молодая женщина спросила её:
— Будет ли у вас в доме место для меня, мадам?
— Боже сохрани, зачем?
Она ответила несчастным тоном:
— После того, что случилось, я не могу жить с тем человеком.
Мадам удивлённо покачала головой, и Захира сказала:
— Он хотел запретить мне служить у вас.
— Он отвергает милости, — заявила сердито Раифа.
— И ещё он ударил меня.
— Какой дикарь! Он не знает, каким сокровищем владеет!
Мадам подумала немного и сказала:
— Однако мне не нравится разрушать семьи…
Захира настаивала:
— Я довольна тем, что делаю.
На что Раифа с улыбкой ответила:
— Этот дом — твой, Захира!
Пекарь Абдуррабих запинался от стыда под взглядом мадам Раифы. Бормотал извинения, однако оставался мужественно сосредоточенным на своей цели. Он сказал:
— Да что означает пощёчина? Это же не увечье, что остаётся навсегда!
— Ты заблуждаешься, и ты невежда, — сказала она раздражённо.
Он вежливо настаивал:
— Она должна вернуться со мной прямо сейчас.
Раифа резко возразила:
— Когда ты узнаешь её ценность, не раньше.
Он вынужден был отступить от своей позиции, но всё вокруг начал видеть через красную дымку гнева.
Абдуррабих сидел в баре, делая большие глотки из калебасы и вытирая усы концом своего синего джильбаба. Говорил он только о Захире:
— Она сбежала вместе с ребёнком.
Один из пьяниц, сидящих тут же, сказал:
— Ты слаб.
Он воскликнул в знак протеста:
— Но это мадам Раифа побуждала её!
Санкар Аш-Шаммам, владелец бара, посоветовал:
— Поступи как мужчина!
— Что ты имеешь в виду?
— Разведись с ней.
Лицо его подёрнулось:
— Убить женщину для меня — ничтожнейшее дело, как раз плюнуть!
Нух Аль-Гураб — глава клана — расхохотался и в шутку хлопнул его по спине:
— Каков герой!
Гнев его утих, и он покорно сказал:
— Я внемлю совету своего учителя…
Нух Аль-Гураб, глаза которого покраснели от выпивки и гашиша, сказал:
— Топчи её ногами своими, пока она не станет ветхой тряпкой…
А Джибрил Аль-Фас, шейх переулка, посоветовал:
— В разводе ты найдёшь успокоение духа.
— В подобных ситуациях от развода никакого толка, — сказал Нух Аль-Гураб.
Пекарь Абдуррабих спросил:
— А кто же тогда сказал, что брак — половина веры?… Скорее, это половина безбожия.