Еретическое путешествие к точке невозврата

– А кто уезжает?

– Так доктор Лютер и уезжают, – ответил комендант.

– Как уезжает, куда, зачем?

– А невеста за ним приехала, фройляйн фон Бора. Он и раньше по весне уезжать собирался, а тут, значит, как раз такой случай. Да вы сами его вечером обо всём и расспросите! А вы идите, идите во дворец, фройляйн Уте уже, наверное, доложили, что вы приехали. Да и устали вы с дороги, а я, дурак старый, разболтался, держу вас на ногах…

***

Стол для прощального ужина накрыли в Обеденной зале, на первом этаже дворца. Помещение было мрачноватым и холодным, не спасал и огромный камин, в котором пылали дрова. В белёных стенах были прорезаны глубокие оконные амбразуры, отделанные тёмно-красным кирпичом. Таким же кирпичом были окантованы дверные проёмы с полукруглыми сводами. Почерневшие от времени деревянные потолочные балки поддерживали колонны с богато украшенными квадратными капителями. Пол был выложен крупными каменными плитами в два цвета.

Чтобы хватило места для всех приготовленных для пира яств, Берлепш приказал принести самый большой стол, который только нашёлся в замке. В результате за ужином гостям и хозяевам пришлось сидеть на таком расстоянии друг от друга, что разговаривать было почти невозможно – кричать никому не хотелось. Из сундуков достали самую лучшую посуду – тяжёлые и громоздкие кубки, серебряные тарелки с гербами давно забытых родов, причудливые графины с узкими горлышками, огромные вазы, напоминающие тазы.

Пока слуги суетились, принося и расставляя запоздавшие блюда, господа стояли в стороне, негромко беседуя о пустяках, ждали только Лютера и его невесту.

Спустя несколько минут в коридоре послышались быстрые шаги, и вошёл доктор Мартин Лютер, ведя под руку Катарину фон Бора. Он, как всегда, был одет в чёрное. Лютер выглядел побледневшим и расстроенным, он явно нервничал, предстоящий ужин его не радовал. Фройляйн Катарина, напротив, лучилась улыбкой, её некрасивое лицо сияло, став милым и привлекательным. Она оделась под стать жениху, во всё чёрное, накинув вуаль из фламандского кружева, напоминающую фату. В левой руке бывшая монахиня по привычке перебирала янтарные чётки.

– Господа, прошу извинить нас за опоздание, – сказал Лютер, поклонившись. – Фройляйн фон Бора и я благодарны вам за то, что вы почтили своим присутствием этот ужин, который, как я вижу, будет не скромной трапезой, как я хотел, а роскошным пиром.

Комендант смущённо кашлянул.

Лютер ещё раз поклонился и пригласил всех к столу. Слуги с грохотом отодвинули тяжёлые стулья. Дождавшись, когда дамы усядутся, остальные заняли места за столом.

Вольфгер давно проголодался и ждал, когда слуга нальёт ему вина и положит на тарелку первую перемену кушаний, но, оказывается, он забыл, что перед трапезой полагается выслушать молитву.

Лютер встал. Вольфгер нечестиво надеялся, что молитва окажется не слишком длинной. Так и вышло.

Господи, благослови нас и эти Твои дары, которые ныне сподобимся вкушать. Да послужат они нам в силу, а Тебе во славу. Через Иисуса Христа, Господа нашего. Аминь.

Мгновение помолчав, Лютер сел на своё место, комендант подал знак, за спинами гостей засуетились слуги, и ужин пошёл своим чередом.

Низкорослый гном, на стул которого слуги заранее положили большую подушку, азартно ел за троих, запивая каждый кусок дичи хорошим глотком вина, не отставал от него и Берлепш, которому душевные терзания были чужды. Вольфгер после скудноватой дорожной еды старался быть сдержанным. После жареного лебедя, которого подали на стол целиком, с растопыренными крыльями и изогнутой шеей, принесли насаженных на вертела чирков, за ними последовала кабанятина, потом речная рыба и пироги с разнообразной начинкой. Сласти Вольфгер есть уже не мог, да и другие к ним почти не прикоснулись.

Подали горячее вино с пряностями, и Берлепш предложил перейти к камину, чтобы в приятной, неторопливой беседе провести остаток вечера. Воспользовавшись этим предлогом, Ута и Алаэтэль попрощались с Лютером и его невестой, поблагодарили коменданта и удалились в свои комнаты.

Вольфгер заметил, что в этот раз обычно сдержанный Лютер не отказывался, когда виночерпий наполнял его кубок, и сейчас лицо его порозовело и казалось не таким тревожным – морщины разгладились, исчез тревожный блеск в глазах.

– Может быть, мы попросим господина доктора спеть? – неожиданно предложила Катарина. И, уже обращаясь к Лютеру, с улыбкой добавила:

– О ваших музыкальных способностях, герр Мартин, рассказывают чудеса!

– Спеть? Но я… – на мгновение растерялся Лютер, – впрочем, хорошо, я спою, ибо сказано: «Кто не любит женщин, вина и песен, остаётся на всю жизнь глупцом!»

– Что вы будете петь, господин мой? – спросила Катарина.

– Пожалуй, я спою один свой хорал, он больше других нравится мне самому.

Лютер кашлянул, проверяя голос, и негромко запел. Без музыкального сопровождения в пиршественной зале церковный хорал звучал необычно, но искренность исполнения и простые слова вскоре заставили забыть об этом.

Господь — могучий наш оплот, Надёжный меч и латы. Нас от напасти он спасёт, Которой мы объяты. Сам царь адских сил Сгубить нас решил. Лукав и силен, Он в бой вооружён. И нет ему подобных. Мы с нашей силой в грозный час Разбиты скоро будем; Но муж-защитник есть у нас, Что Богом послан людям. То — наш властелин, Христос, Божий сын, Господь Саваоф, И нет иных богов; Одержит он победу. И если сонмы духов тьмы Нас поглотить грозятся, То их не убоимся мы, Нам всё должно удаться. Князь мира сего И слуги его Для нас не страшны: Они осуждены, Словечко их повергнет. Да, слово, истинный завет, Нетронуто врагами; Его дары, и дух, и свет Вовеки будут с нами. Пусть отнял злодей Добро, жён, детей И смертью грозит – Он всё ж не победит, И царство Божье – наше. [108]

108

Хорал Лютера в переводе Д. Усова.

– Ну вот, фройляйн фон Бора, и вы, герр доктор, нас и покидаете, – выдержав приличествующую случаю паузу, сказал Берлепш, потягивая из кубка горячее вино. – Я так понимаю, что и господин барон с его спутниками вскоре также уедут из Вартбурга.

Вольфгер кивнул.

– Должен признаться, – дрогнувшим голосом произнёс комендант, – что за прошедшие месяцы я так привык к вам, мои господа, что теперь, оставшись один, буду мучиться от тоски. Пожалуй, я подам прошение об отставке, вот что я сделаю! Хватит мне уже сидеть в этом замке, как филину в дупле!

– Куда же вы поедете, господин Берлепш, если получите отставку? – спросил отец Иона.

– В свой замок, конечно, – пожал плечами комендант. – Он, разумеется, не так велик, как Вартбург, не так хорошо укреплён, победнее убран, но это мой дом… Хватит скитаться по свету, пора бы уже хозяину наведаться домой.

– Но ведь в таком случае вы меняете один замок на другой, только и всего, – пожал плечами монах, – какой же в этом смысл? Разве там не будет той же скуки, что и здесь?

– Знаете, а ведь я об этом как-то не подумал… – растерялся комендант, – что же мне тогда делать?

– От себя не уедешь, – вздохнул монах, – ваша скука будет сидеть на коне сзади вас и приедет в ваш замок вместе с вами…

– Да и потом, я не думаю, что курфюрст разрешит вам покинуть Вартбург, – вмешался Вольфгер, – по крайней мере, не сейчас. Ведь крестьяне…

– А, мужичьё, – перебил его подвыпивший комендант и взмахнул рукой с зажатым в ней кубком, так, что вино чуть не выплеснулось на пол, – я не воюю с мужичьём!

– Но мужики не станут спрашивать, хотите вы с ними воевать или нет, – возразил Вольфгер. – В один далеко не прекрасный день они осадят Вартбург, и что вы тогда станете делать?