Еще неизвестно кому место в Академии Боевых Драконов!
Шрифт:
Секунды шли, а никто из сволочей воду дать, разумеется, не спешил. И тогда Евгения не выдержала…
Нет, она не расплакалась и не впала в депрессию[1], она впала в неистовое, неконтролируемое бешенство. Бешенство, от которого в её глазах потемнело, а под ногами затанцевал пол.
Внутри неё вдруг словно что-то шевельнулось. После чего, сначала потянулось, подобно тому, как это делают проснувшиеся от долгого сна кошки, и затем встряхнулось.
Евгения тоже сначала неосознанно потянулась, затем столь же неожиданно встряхнулась. Точнее, её встряхнуло!
Встряхнуло так, как если бы внутри
Горячая, как раскаленная лава, кровь ударила ей в голову, опалив нестерпимым жаром и лишив воздуха. В висках начало дико пульсировать. Головокружение усилилось до такой степени, как если бы она вдруг оказалась внутри крутящейся с бешенной скоростью центрифуги.
И словно этого было мало, её, в прямом смысле слова, начало разрывать на части изнутри. То, что проснулось внутри неё лезло, в прямом смысле слова, из каждой поры её кожи. Сказать, что это было больно, значит ничего не сказать.
Спасибо, сознание не стало геройствовать, а почти тут же и отключилось. Правда, как-то так по-хитрому, в том смысле, что отключилось оно не совсем, а лишь от разрываемого болью тела, заменив его на другое…
Огромное, хвостатое, крылатое, тёмное, как ночь, и, судя по тому, что и хвост, и крылья легко и беспрепятственно ныряли и выныривали из стены, бесплотное.
Евгения видела это теневое нечто, словно бы со стороны и, одновременно, ощущала, как часть себя. И ещё она вдруг ощутила, что летит…
На сей раз для разнообразия не вниз, а горизонтально виднеющейся далеко внизу земле.
– Пол меня-таки утанцевал: я упала, ударилась головой и теперь у меня галлюцинации, – иронично прокомментировала увиденное Евгения, подумав при этом, что это не очень хорошо. – Зато ничего не болит! – тут же нашла она положительную сторону в сложившейся нехорошей ситуации.
И сглазила.
В ту же секунду вновь закружилась голова, запульсировало в висках и всё тело, словно бы пронзили тысячи огненных стрел. С трудом разлепив глаза она увидела себя лежащей на мокром, грязном полу, вспомнила про сволочей, которые «забрали» у неё воду и снова разозлилась…
– Сволочи! – ударила она ладонью по мокрой, холодной кафельной плитке и попыталась подняться на ноги.
Но не тут-то было…
Ибо плитка оказалась не только мокрой и холодной, но при этом также ещё и коварно-скользкой и в сговоре с земным (точнее, половым) притяжением, которым и к которому Евгению не только притянуло, но и приложило так, что из глаз сначала от боли посыпались искры, а затем от неё же «родимой» в них снова потемнело…
– Сво-ооолочи!!! Всё из-за вас!!! Ненави-ииижу!!! Как же я вас ненавижу!!! – сорвавшись в истерику, срывая голос закричала она от обиды и боли и… вдруг вновь оказалась в небесах, только на сей раз уже не просто понурых и стыдливо плачущих, а в неистово бушующих, под стать её настроению.
– Гррррра-аААА!!! – приветствовали её небеса, успевшие всего за несколько секунд сменить свой цвет со свинцово-серого на зловещий черный.
– Ррррра-аААА!!! – ответила им драконьим рыком сумрачная драконница, расправляя огромные черные крылья, сквозь которые, не причиняя ей никакого вреда, одна за другой устремляясь к земле
летели ветвистые огненные молнии.– Гррррмсти гроолоча-аам! Гррррмсти гроолоча-аам! Гррррмсти гроолоча-аам! – подначивала её безустали рокочущие небеса.
– Ррррра-рррррщу!!! Рррщо ррррак Ррррыррррщу! – погружаясь во влажные, тяжелые тучи, чтобы вынырнуть из просвета между ними и вслед за ветром полететь вниз к трясущейся от страха земле, обещала им сумрачная драконница, имея в виду «Отомщу! Еще как отомщу!»
Вынырнув из бури драконница, наконец, увидела того, на кого была больше всех зла. И в следующее мгновение уже летела над самой землей.
– Сссссволочь! – прошипела она и всего лишь посмотрела, а в сторону сволочи уже полетели молнии. Именно в сторону, потому что она хотела его не убить, а проучить.
Глядя на то, как маленький, похожий на червячка, человечек медленно, но уверенно пятится спиной к канаве, она злорадно посмеивалась.
– Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа! Рра-рра-рраа!
– Грррак ррыму! Грррак ррыму! Грррак ррыму! – соглашались с ней небеса.
– Рха-ха-ха-аааа! Ахаахахааааа! Рха-ха-ха-аааа! Ахаахахааааа! Рха-ха-ха-аааа! Ахаахахааааа! – удовлетворенно раскатисто расхохоталась драконица, пронаблюдав как «добрый и сердечный» отставной полковник полетел в канаву.
Получи фашист гранату! Первый готов! Теперь очередь за остальными!
– Грррак гррыму! Грррак гррыму! Грррак гррыму! – вновь согласились с ней небеса.
Их, как и её, ничуть не волновало то, что они понятия не имеют, кто эти остальные. Взмахнув огромными крыльями, драконница вновь взмыла к небесам, дабы, совершая круг почёта над поверженным противником, сориентироваться на местности. Что было несложно, учитывая совсем немаленькие размеры драконьей академии, которая-то, как раз, ей и нужна была. Поскольку остальные сволочи находились где-то там.
Туда-то она и полетела.
Точнее, полетела бы, если бы вдруг всё её тело снова не пронзили тысячи огненных стрел, не закружилась голова и не запульсировало в висках…
– Женя! Женя! Ты слышишь меня? Женя! – звал её кто-то сквозь туман невыносимой боли.
«Слышу» – мысленно отвечала она, но этот кто-то её не слышал и потому снова звал и звал.
– Женя! Ты слышишь меня? Женя!
Она снова мысленно отвечала, что слышит. Не потому, что издевалась над этим кем-то, просто вслух отвечать не получалось. И вообще, в целом, на сей раз она в себя приходила гораздо дольше и гораздо более тяжело…
В висках не стучало, но громыхало. Голова снова кружилась так, словно её вместе с бельём сушили в центрифуге стиральной машины. Все тело сотрясалось и ломило так, как если бы сначала она несколько часов подряд провела на тренажерах, занимаясь на них до полного изнеможения, а затем, её ещё и несколько часов к ряду нещадно избивали.
«Или же ты просто упала с большой высоты в шахту лифта. Чудом выжила и только что, наконец-то, вышла из комы», – мысленно выдвинула она более близкое к реальности, по её мнению, предположение, которое исчерпывающе объясняло и её плачевное физическое состояние и длительный, фантастический сон. И даже то, что она лежит не на больничной койке, а находится, судя по льющейся на неё сверху тёплой воде, в душе.