Еще одна чашка кофе

Маша улыбнулась. За окном совсем стемнело, застучал дождик. Дремавшая под столом Бобби громко посапывала во сне.

— А потом я решила покрасить стены, просто чтобы что-то здесь изменить, — Теона резким галопом перескочила с опасной темы Белкина. — Но это оказался эффект бабочки, понимаете? Ты что-то делаешь, вообще ни о чем не подозревая, а твой поступок может отозваться на другом конце света или сработать во времени! Мы с Белкиным много раз об этом говорили. Кстати, Белкин сначала не хотел отдавать картину, но вы не подумайте плохого, потому что потом Леша со мной согласился. А уж, когда он прочел письмо, то понял, что я права.

— Какая картина, какое письмо? — удивилась Маша.

— Так вот я и веду к письму и картине, просто рассказываю все по порядку, — кивнула Теона. — А знаете, с первых дней в этой квартире я что-то такое почувствовала. Скажите, а когда вы здесь жили, у вас тоже было ощущение, что с этой квартирой что-то не так?

Маша вздохнула — она ничего не забыла. Скрип половиц, мелькнувшая в ночи тень, чей-то силуэт у окна, перевернутые страницы книги, ощущение, что тебе хотят что-то сказать, но ты не можешь понять и расслышать.

— С годами я поняла, что Петербург — странный город, — начала Маша, — в нем как будто живут два мира. Один — наш, обычный, понятный, с машинами, магазинами, центральным отоплением, горожанами, относительно стабильный и понятный. И есть другой мир — зазеркальный, теневой, ночной, потусторонний, про который мы ничего не знаем.

Маша замолчала: ну не будет же она сейчас рассказывать про существование в этом городе второго — параллельного мира, умерших, но не ушедших с этой земли, неприкаянных, неотмоленных людей, которым что-то мешает отсюда уйти? И что она верит в то, что порой помочь им уйти могут только живые.

Этот мир давал о себе знать; иногда в лабиринтах дворов слышались чьи-то слишком легкие, чтобы принадлежать живому человеку шаги, в водах петербургских рек отражались чьи-то тени, кто-то смеялся, плакал в старых зеркалах, и казалось таким вероятным, естественным даже, что ночью в Эрмитаже переговариваются экспонаты, а Медный всадник оживает и вновь преследует очередного бедного Евгения.

Ничего этого Маша рассказывать не стала (ей совсем не хотелось, чтобы ее сейчас приняли за городскую сумасшедшую); она лишь улыбнулась — да, эта квартира всегда была странной. Все старые петербургские квартиры в этом похожи.

Теона понимающе кивнула (чего-чего, а загадок в вашем чудесатом, как сказала бы одна героиня, королевстве хватает) и продолжила, как терпеливый паучок, неспешно плести свой обстоятельный рассказ.

Продираясь через перипетии этой долгой, запутанной во времени, объединяющей судьбы многих людей истории, Теона, наконец, все-таки добралась до главного и, словно во второй раз, раскрыла тот самый тайник и вновь извлекла на свет крест, зеркало, картину и старые тайны. Теперь уже для Марии.

…Если живешь в Петербурге, где все пронизано русской литературой, неизбежно воспринимаешь город как единый сложный текст, как некую книгу; проходя вдоль канала Грибоедова, невольно думаешь о том, что здесь же когда-то шел Раскольников, что вот в этом доме в новогоднюю, случившуюся сто с лишним лет назад ночь, открылось кабаре «Бродячая собака», а из того окна смотрела на сад твоя любимая поэтесса, и все это живо и близко — вчера, сегодня, всегда.

И однажды ты сама оказываешься внутри некой книги и ощущаешь себя героиней запутанного, невероятного, населенного множеством персонажей романа.

После рассказа Теоны Маша надолго замолчала. Найти осмысленные фразы за внутренним натиском мыслей и чувств было сложно; наконец, растерянно, едва ли не по-детски, она выдохнула:

— А разве так бывает?

Теона замахала руками — вот-вот, и мне до сих пор не верится!

И только Павел невозмутимо пожал плечами — уж он-то, видевший в своей антикварной лавке всякое, знал, что в этом городе еще найдут (сколько их лежит сокрытыми!) множество кладов, и случатся другие невероятные происшествия.

Письмо Ксении дрожало в Машиных руках, как живое. В этой комнате, помнящей прежних хозяев, спустя много лет вновь звучал тихий женский голос.

«И знаешь, Коля, несмотря ни на что, я верю, что смертью все не кончается и что мы обязательно встретимся».

— Выходит, что Ксения перед смертью спрятала это письмо в тайник, надеясь, что ее муж вернется и прочтет его, — Маша положила пожелтевшие от времени листки бумаги на стол. — Я слышала от бабушки Тани, что ее отец, Николай Свешников, приезжал в Ленинград той страшной зимой дважды, но прочел ли он это письмо, теперь уже никто не узнает. Я, впрочем, думаю, что прочел, пусть даже не тогда, и не в блокадном Ленинграде, и не в этой жизни. Потому что я тоже верю в то, что смертью все не кончается.

Она встала, подошла к стене, в которой виднелось то самое углубление, и коснулась его, словно протянула руку Ольге и Ксении.

Старые часы в гостиной пробили полночь. Пора было расходиться.

* * *

Маша с Павлом простились с Теоной и вышли на улицу.

Маша вдохнула морозный воздух — надо бы успокоиться. Ноябрьская ночь холодом и ветром охладила ее горячее лицо, чуть остудила голову.

Остановившись у моста и посмотрев на свои окна, в которых горел свет, она улыбнулась — ей было приятно знать, что в их с Таней квартире живет именно Теона.

Маша перевела взгляд на своего молчаливого спутника.

Весь вечер, пока она разговаривала с Теоной, Павел молчал. Маша оценила его деликатность и подумала, что с человеком, умеющим так молчать, захочется поговорить о чем-то важном.

— Позвольте, я вас провожу? — предложил Павел.

— Я бы очень хотела увидеть картину, — не выдержала Маша. — Но сейчас ночь, и я понимаю, что моя просьба звучит невежливо.

Он кивнул, как будто ждал этих слов:

— Ну что вы, я буду только рад сделать это сейчас. Идемте.

Мягкий, похожий на лунный или на сияние сотен тысяч светлячков, свет плыл по комнате. Картиной старого мастера можно было бы освещать дорогу путникам, используя ее как маяк или факел. И даже здесь, в пространстве антикварного магазинчика, наполненного разными удивительными вещами и другими картинами, она выделялась. Стоявшая на столике перед Машей картина, подобно небольшому солнцу или луне, источала волшебное свечение.

Маша не сводила с нее глаз. Незнакомка на полотне все стояла у окна, вглядывалась в пустоту, ждала кого-то.