Если бы Пушкин…
Шрифт:
Алексею Максимовичу Горькому показали однажды, – где-то в Европе, – грандиозное по тем временам шоу: сто, – а может, и больше, – полуобнаженных юных дев совершали одинаковые телодвижения, с точностью часового механизма одновременно выбрасывая вверх то правые, то левые свои нижние конечности.
По окончании действа режиссеры, постановщики этого тщательно отрепетированного зрелища с волнением ждали, что скажет о результатах их труда великий писатель.
А.М. помолчал, подумал и, по обыкновению напирая на «о», произнес:
– Работу вы проделали большую, сложную и никому не нужную.
Так называемое
К сказанному я бы, пожалуй, еще добавил, что эта их работа не только никому не нужна, но и вредна.
Когда я узнал, что Игорь П. Смирнов (автор книги «Роман тайн – «Доктор Живаго») – профессор университета в Мюнхене, я с ужасом подумал о его студентах: «Боже мой! Чему же он их там учит!» Хорошо, если его уроки не пойдут им впрок. А вдруг этот корм пойдет в коня! Количество ученых мужей (и дам), занятых этой бессмысленной, никому не нужной и даже вредной работой, стало быть, возрастет! А Игорь П. Смирнов ведь не единственный постструктуралист, преподающий студентам основы своей странной науки. Ведь не только Мюнхену, наверно, так повезло. Кроме мюнхенского, есть на свете и другие университеты, и в каждом небось в роли профессора подвизается какой-нибудь такой же адепт «антидогматического литературоведения».
Но и это еще не самое страшное.
Хуже то, что эта методология, так старательно разработанная адептами «антидогматического литературоведения» оказалась привлекательна и для многих серьезных ученых – из числа тех, которые весьма успешно трудились и трудятся на ниве доброго, старого, «догматического» литературоведения.
Вот, например, в недавно вышедшей книге Н.А. Богомолова «От Пушкина до Кибирова», среди многих интересных, содержательных и даже глубоких работ обратила на себя мое внимание статья «Пласт Галича» в поэзии Тимура Кибирова».
В этой своей работе Н. Богомолов, в частности, рассматривает кажущийся ему, как он пишет, «несомненным парафраз одного из наиболее известных и вошедших в интеллигентскую речь стихотворений Галича «Пейзаж»:
...
Напомним его, благо невелико:
Все было пасмурно и серо,
И лес стоял, как неживой,
И только гиря говномера
Слегка качала головой.
Не все напрасно в этом мире
(Хотя и грош ему цена!),
Покуда существуют гири
И виден уровень говна!..
В знаменитом послании «Л.С. Рубинштейну» Кибиров писал:
Все проходит. Все конечно.
Дым зловещий. Волчий ров.
Как Черненко, быстротечно
И нелепо, как Хрущев,
Как Ильич бесплодно, Лева,
И, как Крупская, страшно!
Распадаются основы.
Расползается говно [35] …
Литературоведу
«антидогматического» направления этого было бы вполне достаточно: там «говно» – и тут «говно». Чего ж вам боле?Но Н. Богомолов – еще в плену своего «догматического» прошлого. Ему этого мало. Его обуревают сомнения. Он еще слегка колеблется:
...
Казалось бы, аналогия наша слишком шатка, чтобы принять ее даже как гипотезу. Однако Кибиров (и в этом – один из ярких образцов метода именно его, индивидуальной центонности) на этом не останавливается, а продолжает, переходя уже в следующую главку:
Было ж время – процветала
В мире наша сторона!
В красном уголке, бывало,
Люд толпился дотемна!
Наших деток в средней школе
раздавались голоса.
Жгла сердца своим глаголом
свежей «Правды» полоса.
Нежным светом озарялись
Стены древнего Кремля,
Силомером развлекались
Тенниски и кителя [36] .
Вот этот «силомер» делает безусловной связь с Галичем. На первый план выдвинуты общепонятные Пушкин и Лебедев-Кумач, чуть менее заметно, но вполне ощутимо – Мандельштам (из страшных «Стансов» 1937 года:
Вот «Правды» первая страница,
Вот с приговором полоса), —
А на стихотворение Галича – лишь беглый намек, который далеко не всякий поймет и оценит. Но, услышав и оценив, не сможет не задуматься, насколько само представление Кибирова о советской действительности сходно с представлениями Галича [37] .
У Галича, стало быть, «говномер», а у Кибирова – «силомер». Последние сомнения отброшены! Несомненность парафраза (он же – центон) подтверждена и доказана с математической точностью.
Насчет того, насколько «само представление Кибирова о советской действительности сходно с представлениями Галича», и в самом деле сомнений быть не может. И слово «говно» у обоих возникло, конечно, не случайно: сама она, эта наша родная, наша советская действительность, постоянно давала поводы для такой ассоциации.
Но поводы-то всякий раз были разные. А в данном конкретном случае разность этих поводов видна особенно ясно.
У Галича повод был вполне конкретный. Весомый, грубый, зримый, осязаемый и даже, надо полагать, обоняемый:
...
В Серебряном Бору, у въезда в дом отдыха артистов Большого театра, стоит, врытый в землю, неуклюже-отесанный, деревянный столб. Малярной кистью, небрежно и грубо, на столбе нанесены деления с цифрами – от единицы до семерки. К верху столба прилажено колесико, через которое пропущена довольно толстая проволока. С одной стороны столба проволока уходит в землю, а с другой – к ней подвешена тяжелая гиря.