Если бы я знал

– Словно я сейчас вспомню о своём так и не

использованном желании и заставлю тебя себя трахнуть. Или

наоборот, это смотря как ты предпочтёшь.

Ник задохнулся от смысла этих слов. Закашлялся, отвёл

взгляд.

– А чего не вспоминаешь? - пробормотал он. -

Желание же есть.

Хотя и сам не знал, как бы отреагировал на такое

предложение. Скорее всего так же, как сейчас. Задохнулся бы от

шока, только ещё отчаянней.

Джой обернулся окончательно. Нахмурился, сжал губы до

побеления.

– Ты совсем что ли, а, Никит? Я не скотина, я тебе

психику рушить не собираюсь. Ни сейчас, ни потом. Да и

желание я использовал, я же не виноват, что ты не смог его

выполнить, - он развёл руками, вновь ненадолго обнажая

ключицы и укутываясь с одеяло. - Иди спать, блин, дай в

туалет спокойно сходить.

Он снова развернулся на пятках, собираясь выйти в

коридор.

– Джой, - окликнул его Никита.

– Ну что?

– Извини, если я облажался. Желание всё ещё твоё.

– Да мне оно не упёрлось, Никит, - вздохнул Джой.

Господи, как же больно-то. От ситуации.

– И я считаю тебя другом, - зачем-то добавил Никита, сам себе в крышку гроба вколачивая очередной гвоздь.

Джой на секунду оглянулся:

– Я рад, Ники. Иди спать.

***

Джой предчувствовал, что после этого короткого ночного

разговора Ник не задержится надолго. Надеялся, что будет

иначе, но чувствовал. А потому, скрывшись за дверью, присел

на бортик ванной, врубил воду и крепче сцепил руки на одеяле.

Дал Никите время сбежать без неловких прощаний.

В конце концов, прогресс на лицо: на этот раз попытка

поцелуя провалилась. Значит, не зря Джой перекраивал себя и

ломал, пытаясь жить без этой больной влюблённости. Да, не

смог. Но мало ли что будет дальше?

Джой даже решил: останется - шанс есть, сбежит - что

ж, на нет и суда нет. Сделает вид, что ничего не было. Это всего

лишь один вечер, почти как один из снов про Ники.

Чутьё не подвело. Минут через пять дверь хлопнула.

Быстро он. Видимо, сильно торопился.

Джой умыл лицо, выключил воду и всё же вышел в

коридор. На тумбочке у входа лежал одинокий, явно вырванный

из блокнота листок бумаги. Уголок изрисован: глаз, какие-то

линии, сердечко, шестерёнка - полёт фантазии пытающегося

сосредоточиться на учёбе мозга. На чистой части листа ровными

буквами выведено:

«Саш, у меня бессонница, так что ушёл домой, не стал

мешать. Нужно поговорить с предками, да и подумать мне

стоит о многом. Пройдусь, проветрю голову. Спасибо, что

приютил, я бы, наверное, действительно околел на улице.

Никита».

Ох уж этот упрямый дурак! Джой его не «приютил», он

просто не мог иначе.

Спать больше не хотелось, так что Джой подхватил с

тумбочки

телефон,

открывая

диалоги.

Мерцали

три

непрочитанных сообщения от Влада, но с ними он собирался

ознакомиться потом, сперва поставит точку, без которой

вчерашний

вечер

(и

сегодняшнее

утро)

останутся

незавершёнными. Возможно, стоило бы промолчать, не

бередить себе душу, но…

Джой: «Трогательная записка получилась. Ники, я бы

всяко тебя не оставил на улице, ты же это понимаешь. И в

любой другой ситуации тоже не оставлю. Ты же сам сказал, что считаешь меня другом. Так что, если что-то случится -

пиши, звони, приходи. Обещаешь?»

Наверное, Джой мазохист, но он не мог поступить иначе.

Должен был напомнить, что поддержит всегда, в любое время.

Это же Ники.

Ответ прилетел через пару секунд. Болезненное, но такое

тёплое.

Обещаю.

***

Дом встретил тишиной. В семь утра обычно все спали, а

когда отец разъезжал по командировкам - и подавно, так что

Никита проходил, практически не таясь. Разве что старался

лишний раз не шуметь, чтобы не разбудить случайно мелкого.

Или Марину. Особенно Марину.

Ему было не по себе. В голове крутилась тысяча

разрозненных мыслей, вчерашняя мерзкая сцена отдавалась

стыдом: за мат, за злость. После вечера в компании Джоя стало

легче. Желание прибить Марину практически пропало, и Никита

даже собирался днём спокойно с ней поговорить, чтобы

расставить все точки над «и».

Но жизнь решила иначе.

– Марин?
– удивился он распахнув дверь.

Картина маслом: мачеха нашлась в его комнате. Она

сидела сгорбившись на краешке кровати и обнимала себя

руками - бодрствующая, осунувшаяся и зарёванная. Рыжая, всклокоченная и чертовски хрупкая. Потерянная.

Скрипнула половица. Марина, испуганно вздрогнув, обернулась. Уставилась на Никиту огромными зелёно-карими

глазами, да так и замерла.

Странная ситуация. Чертовски странная. И вместо того, чтобы возмутиться; вместо того, чтобы сказать хоть слово или

выпроводить мачеху прочь, Никита завис. Остановился в

дверях, пристально глядя в ответ, рассматривая Марину так, словно впервые видел.

Старше на десять лет, а выглядела на восемнадцать.

Симпатичная, хоть сейчас и опухшая. Глаза и нос красные, на

щеках пятна, губы синеватые - и чего, спрашивается, ревела?

Никита пытался посмотреть на неё со стороны, как… мужчина.