Если ты вернёшься...

Робко обернувшись обнаружила позади себя двух больших разъярённых псов. Их острые клыки вызывали панический страх. Резко поднявшись я метнулась в сторону, пытаясь обогнуть их, но собаки медленно приближались, преграждая мне путь к отступлению.

Пытаясь выиграть время, я сняла с плеч школьный рюкзачок отбросив его назад. Собаки резво понеслись вслед за ним, а я что есть сил рванула в противоположном направлении.

Далеко убежать не удалось. Потрепав ранец и не обнаружив в нём ничего примечательного, они снова кинулись ко мне. Ощутив резкую боль в ноге, я вскрикнула, падая на спину. Сильные челюсти сомкнулись на лодыжке сдавив место укуса, которое вмиг «загорелось» огнём. Я кричала, звала на помощь хоть кого-то… но безлюдный пустырь остался нем к моей отчаянной мольбе. Вторая собака ухватила меня за плечо, потянув на себя рукав ветровки. Ткань треснула, обнажая кожу. В тот момент я мысленно прощалась с родителями и своей такой скоротечной жизнью, понимая, что чуда не случится, когда вдруг, словно из ниоткуда появился ОН, Герой, который не побоялся вступиться за меня, невзирая на опасность. Тот, кого я меньше всего ожидала увидеть сейчас.

Громцов подхватил с земли прут железной арматуры и наперевес с ним бросился ко мне. Размахивая им из стороны в сторону, мальчишка отбивался от склочной своры, громко крича и жестикулируя. Поджав куцые хвосты дворняги медленно пятились прочь от нас, продолжая рычать. Сколько не силилась, не могла отвести взгляд от из обнажённых клыков.

— Люба, помоги мне?

— Чем? — прорыдала я, с благоговением глядя на парня.

— Кидай в них тем, что попадёт под руку. Надо прогнать псин, как можно дальше.

Поднимая с земли крупные осколки шифера, я бросала их вдогонку собакам, размазывая грязными ладонями слёзы, что безостановочно текли по лицу.

— Они ушли, Люба! Не бойся! Я помогу! — донёсся до моего сознания голос Никиты.

— Нет! — в истерике причитала я, отказываясь вставать.

Не знаю, откуда в нём взялось столько сил, но преодолев сопротивление Громцов смог поднять меня на ноги.

— Закидывай руку на моё плечо! Так будет легче идти. И старайся не наступать на повреждённую ногу.

— Кровь! — заплакала я навзрыд, прижимаясь к мальчишке.

— Ничего страшного, Люба. Скоро мы будем дома. Всё закончилось! — произнёс Громцов.

Некогда белые колготки покрылись толстым слоем грязи. По левой ноге растекались бордовые потёки крови. Рану жгло изнутри настолько сильно, что хотелось выть в голос от этой разрывающей боли.

Не выпуская из руки металлический прут, он повёл меня в сторону нашего микрорайона. Про брошенный портфель с учебниками никто из нас даже и не вспомнил.

В распахнутые двери подъезда навстречу нам выскочила побледневшая мама. Она трясла меня спрашивая, что случилось, а я ни слова не могла вымолвить от пережитого испуга, сколько она не пыталась, так и не смогла отцепить мои сжатые в кулаки ладони от Никиты. Мне казалось, что, если сейчас он уйдёт, те собаки вернутся, и уже никто не сможет меня спасти. Выхода у мальчика не было, ему пришлось ехать со мной в больницу, где он стоически держался, ни на шаг, не отходя от кушетки, на которой я лежала, пока врачи дезинфицировали и зашивали рваную рану на ноге. Те три месяца, в которые я проходила курс уколов от бешенства, показались мне адски длинными. На девяностый день эпопея с моим лечением наконец-то закончилась, и я снова смогла вернуться к прежней жизни.

Предсказуемо, но в Громцова я влюбилась, окончательно и бесповоротно. Разве в столь нежном возрасте могло быть иначе? Никита был для меня сродни супергерою, который примчавшись на зов вырвал из смертельного капкана, не побоявшись встать на пути опасности.

В знак признательности я заваливала его записками с признаниями, подбрасывала в портфель шоколадки и конфеты, пытаясь выразить те чувства, что «раскрывались» в моей душе, словно бутон диковинного цветка.

К глубокому разочарованию Никита вёл себя будто кремень. Всё чаще он старался избегать меня, отказываясь принять искреннюю симпатию. Разочарованию не было предела. Первая любовь, что приключилась со мной, оказалась совсем невзаимной.

Не теряя надежды я вновь и вновь пыталась добиться его внимания, но ответом было лишь раздражение, которое он не стесняясь выражал любыми возможными способами.

Так длилось целых три года…

Я продолжала преследовать мальчишку, отказываясь понять и принять ту истину, что не нужна ему. Моя любовь постепенно превратилась в непосильную для него ношу и устав от навязчивости Громцов отчитал меня как-то при всём классе. Под смех раздающийся со всех сторон я молча плакала не понимая, за что он так. Наивный глупый ребёнок… в тот день меня отвергли впервые, грубо и безжалостно.

* * *

Четвёртый класс принёс огорчение в первый же учебный день.

Громцовы переехали в другой район города, и Никита покинул нашу школу. Ушёл переводом в престижный лицей.

Место рядом со мной заняла новенькая. Конопатая девчонка с пламенно рыжими волосами не понравилась мне с первого взгляда. Почему эта Каштанка посмела занять место Громцова? Как отважилась замахнуться на те бесценные воспоминания, что я собиралась бережно хранить в памяти?

Не в силах пережить это вынужденное расставание с Никитой я начала травить рыжую соседку, медленно, но верно втягивая в наше противостояние одноклассников, одного за другим…

С непревзойдённым упорством я придумывала для девчонки всё новые обидные прозвища, с каждым разом они становились более оскорбительными, но никто не пытался меня останавливать. Ни один человек не вставал на её защиту. И я от души вымещала накопленные в душе обиды на этом невзрачном запуганном ребёнке. Морозова терпеливо сносила моё поведение не пытаясь противиться. Именно её бездействие разжигало во мне всё больший азарт.

К началу шестого класса Рыжая сумела вырваться в отличники, и этим обрекла себя на большие издевательства. Объединившись с теми, кто меня поддерживал мы начали измываться над ней сообща. Заставляли без конца дежурить вместо себя, кидали в неё тем, что попадало под руку, а после насмехаясь смотрели как она подбирает с пола мусор, униженная и обречённая на позор.

В подростковом возрасте обнаружилось то, что она отличается от одноклассников не только внешне. Её родители едва сводили концы с концами в то время как большая часть класса являлась детьми обеспеченных семейств. Девчонка до дыр занашивала одежду и обувь, не имея возможности приобрести новые и это стало веской причиной для новой порции наших хулиганских выходок.

С годами я начала всё больше ненавидеть её, отчасти и сама, не понимая за что. Моя враждебность с каждым годом выходила на новый уровень. Я не брезговала ничем. Друзья поддерживали мои выходки, негласно заставляя, с особым цинизмом учинять публичные расправы над Морозовой.

За рыжую некому было заступиться, и я входила в раж, от своей безнаказанности.

Но однажды всё изменилось. Появился тот, кто пошёл против выстроенной мною системы. Новенький. Одиннадцатиклассник переведённый в нашу школу из другого города. Смелый, отчаянный и невероятно красивый. Впервые после отъезда Громцова я позволила себе влюбиться. Днями и ночами думала о Максиме, много раз пыталась подкараулить у дома, устроить «случайную» встречу, но всюду он был с ней. С ненавистной рыжей уродиной, которая только и занималась тем, что «мозолила» мне глаза, с каждым днём раздражая всё больше. Сначала она заняла не принадлежащее ей место Громцова, теперь же уводила из-под самого носа Фадеева, который был для меня очень важен.