Если Уж попал в зелье...
Шрифт:
— Аааааа…
Змея стонала. Стонала от боли как…как человек. Руки тряслись от пережитого, но Лита уже думала о том, как помочь живому существу, угодившему в кипящий котёл. Так… За основу варево сойдет, сейчас добавим дубинницу, пару сушёнок, кровянку…
Спустя несколько минут она держала в руках забинтованного листом лопуха Ужа и отпаивала беднягу зельем. Уж вздыхал, но отвар пил. Зелье для фамильяра было безнадёжно испорчено, потому что на его основе ведьма сварила другое — то, что поможет выжить этому… пресмыкающемуся.
О том, что же будет дальше, Лита
Гнилые мухоморы! И что теперь будет?
Глава 6
– Это провал! Это скандал! Петти… Старая ты жаба! Это конец! Бедная, бедная моя девочка. Я так и знала! Как?! Как я могла согласиться на то, чтобы отдать ребёнка выжившей из ума…
— Заткнись, Румильда! — Петунья Вербенсклетт рявкнула так, что тётушка Руми, действительно, замолчала.
Это было счастье — у Литы уже болела голова от её причитаний. Она устала. Хотелось есть. Что сделано, то сделано — что уж теперь? Теперь…теперь у неё — Уж. И хватит об этом. Она принесла из леса змею. В день ритуала. В момент, когда сошлись звёзды, и луна отразилась в котле. Теперь уже не важно, кто трещал ветками волчьего вельника справа от полянки. Может, и правда медведь. Но её зелье хлебнул червяк из полусгнившего болотца слева, и ни она, ни тётушки, ни ректор Академии или даже сам король, не в силах этого изменить.
— Я устала, — голос со свистом вырвался из легких. — Пойду к себе.
Стараясь не смотреть тёткам в глаза, она бросилась в свою комнату и заперла дверь. Поставила в угол палку и котелок, сняла шляпу, лист лопуха с… Язык не поворачивается назвать ЭТО фамильяром! В общем, бросила его в кресло, и, как была, в тяжёлом платье (пышная юбка набухла от сырости) бросилась на кровать. Слёзы полились сами собой. Она ревела навзрыд, в голос. Так плачут только совсем маленькие дети. Ну, или ведьмы, если вместо фамильяра они притащили из леса недоваренного червя. В кресле что-то зашуршало, но ей было всё равно. Она даже смотреть не станет — хочет — пусть ползёт обратно в лес! Никакой это не фамильяр…
В памяти снова и снова проносились недавние события. Лес. Зелье. Ах, какое зелье! Она всю душу вложила, весь запас редких трав истратила! Конечно, жаль потраченных усилий, но больше всего ранили воспоминания о первых минутах, когда она вернулась в дом тёти Руми. Лита никогда не забудет эти долгие мгновения звенящей тишины, едва из лопуха показались чёрные глазки.
— Змея… — побледнев, прошептала Румильда
Келисавва. — Чёрная ведьма. Но в нашем роду никогда… Лита?!— Что ты несёшь, Ру, — Петунья, поморщившись, махнула пухлой ручкой. — Это же не гадюка, гремучка, или млечная змея — ведьма внимательно посмотрела на племянницу. — Уж?!
— Уж, — буркнула Лита. — Видите — жёлтые пятна над…
— Это я вижу, — сказала тётя Петти, и столько разочарования было в её голосе, что тётя Руми вновь заголосила свои причитания.
И вот теперь она плачет, уткнувшись в подушку, не зная, что делать. Когда почувствовала, что уже задыхается от рыданий — подняла голову. Постаралась глубоко вдохнуть и закрыла глаза. Что-то шершавое и тёплое осторожно вытерло слёзы.
— Спасибо, — прошептала девушка и тут же вздрогнула, распахнув глаза.
Чёрные блестящие бусинки глаз смотрели на неё в упор. Хвост немного повозился в простынях, поднялся вновь, застыл возле лица и вытер ей нос. При этом голова змеёныша брезгливо сморщилась.
— Ты из-за веснушек так расстроилась? Ты же вроде ведьма… Сделай мазь и выведи. Рецепт подсказать?
— Ааааааааа…
— Мда… Немая. Слабоумная. И зачем я только явился на твой зов…
— Ты…. Тыыыыыыыыыы….
— Ой. Молчи лучше. Не расстраивай меня ещё больше. И заведи себе платок. Я не собираюсь подтирать тебе сопли. Фу! Гадость какая.
— Ты говоришь?! Как… Как люди?! Но это же… Этого не может быть!
— Почему? Я не простой Уж. Я — твой фамильяр. Ты сварила зелье. Так?
— Ну… Да.
— Я явился на твой зов. Или ты думала, на мёд с малиновым листом сам медведь к тебе пожалует?
— Нннет.
— Врёшь.
— Так, — прошептала девушка, — Надо взять себя в руки. Я перенервничала. Это нормально. Сутки не ела. Зелье варила. Устала. Надо успокоиться и пойти поесть. А потом…
— Правильно. Возьми себя в руки. Потом возьми в руки меня и пойдём пожрём чего-нибудь.
В дверь постучали.
— Лита… могу я войти? — голос тёти Петт обещал спасение и решение всех проблем.
Когда она была маленькой, то бежала к старушке по каждому поводу — коленку разбила, жгучкой обожглась. И вот теперь хотелось, чтобы всё также встало на свои места, чтобы кто-то старший и мудрый всё объяснил, и поэтому она заорала, что есть мочи:
— ДААААААААА! ТЁТЯ ПЕТТИ, ИДИ СКОРЕЙ СЮДА!!!
— Истеричка, — выдохнул змей, отполз к креслу, свернулся комочком и спрятал голову под хвост.
— Гнилые мухоморы! — старушка распахнула дверь и бросилась к племяннице, — Лита! — обняла она рыдающую девушку. — Ну, что? Что случилось, звёздочка ты моя?
— Он! — Лита дрожащим пальчиком указала на кресло. — Тётя Петт… Он разговаривает! Как… Как человек!
— Кто?
— Он!
— Уж?
— Да!
В комнате воцарилось молчание. После долгих расспросов и уверений что — нет, ей не показалось, и, хотя она очень расстроена — нет, ей однозначно не померещилось, тётя Петти подошла к креслу, осторожно отодвинула лист лопуха и стала рассматривать то, что младшая из рода Келисавва-Вербенсклетт притащила из леса.