Есть на Волге утес

И чудо — Аленка, словно подслушав мысли Саввы, сказала:

— Видно время пришло.

Савва не удивился сему, а^ обрадовался. Значит, понимает, а поияв, забудет. Слава богу, не встретятся они более на огромной, многолюдной и взъерошенной земле.

5

Игумен Спасо-Юнгинской обители отец Антоний по бороде — святой апостол, а по зубам — щука. За девять » лет монастырского настояния земли обители расширил, раздвинул премного. Все лесные угодья на северо-восток от Юнги до Волги и на юго-запад до Суры приписал.к. монастырю как пустоши. Будто не было и нет в тех лесах черемисских илемов, чувашских и мордовских деревень. Приезжих, приблудших, беглых принимал охотно. Одним отдавал землю в аренду, других закреплял без пашни, на бобыльских правах. Бобыли ходили в отход, кормились от кожаных промыслов, от ремесел разных, а половинную долю несли в монастырь. Третьих брал в задворную работу, ставил при обители конюхами, кузнецами, бочарами, тележниками, колесниками, портными и рыбарями. Соорудив при обители небольшой кирпичный заводик, строил монастырское хозяйство добротно,

из кирпича. В старцы постригал немногих, избранных, проверенных в работе и преданности себе и богу.

Богател монастырь, богател и сам игумен. И рыбные промыслы в его власти, и бобровые гоны, и лебединые охоты. А мужик добудет в рекеЛ'рех окуней — его в монастырский острог. Аренду вовремя не отдаст — всю пашню с урожаем отнимет игумен и жало-ваться некому. Всего этого не знал Ефтюшка, когда шел в келью к игумену. Думал, здесь все по-божески, по святости. Да и Аленка ждала от монастырской жизни упокоения и скрытности.

Игумен в этот день после обильной обеденной трапезы лег отдохнуть на часок, а проспал до вечера. Вскинулся, а в келье уже темно. Пришел старец, зажег свечи, молча удалился. Антоний сел на кровать, спустил ноги на пол — холодно. Снова упрятал голые коленки под одеяло. В келью вполз незаметно келарь Абросим, сказал тихо:

— Ждут с обеда трое новых. Мужик, пои и некий отрок. Просители.

— Откуда?

— С под Алатыря. Надо бы принять их. Мужик могуч — косая сажень в плечах, отрок тоже годен.

— Зови. Скажи — болен я. Велеречием пусть не утомляют.

Келарь отворил двери, впустил Савву, Ефтюшку и Аленку. Она теперь была в кафтане, в портках, в шапке.

Савва опустился на колени перед игуменом, облобызал протянутую руку:

— Окинь оком нас, грешных, милостью порадуй.

— Благослови вас бог, — игумен поднял персты, перекрестил вошедших. — Чего просите?

— Отрока, сына мово, в обитель святую прими.

— Покажись.

Аленка жалась в углу у двери, сделала два шага рггеред. Келарь подскочил к подсвечнику, поднял над головой. Осветились низкие своды кельи, в забранных слюдой оконцах тускло отразились язычки желтоватого пламени. Савва глянул на Аленку через плечо и обомлел. Она совсем была не похожа на прежнего Алексашку — от лица, от глаз, от всей ее стати веяло женским, она источала чистоту и нежность, робость и покорность. Не дать не взять — молодая рябинка в пору весеннего цветения.

— Подойди, отрок, ближе. Зовут как?

— Алексашкой, — Аленка топталась на месте, прятала лицо от света—она почувствовала во взгляде игумена неладное.

— Знаешь ли ты, раб божий Александр, что вошедший в обитель сию умирает для мира и возрождается тут под именем новым для единой цели — служить господу. Ибо сказал Спаситель, имя которого носит монастырь, нам такие слова: «Всякий, кто оставит отца своего, и мать, и- жену, и детей, и дом свой — тот есть мой ученик».

— К постригу великому не готов он, владыка, — ответил вместо Аленки Савва. — В служки задворныя прими. Он малость кузнечному делу приучен...

— Кузнецов у меня десяток есть, аще не более, служек работных девать некуда. Обитель наша не корми-лище, а дом божий. Грешников округ нас тьма, а кто грехи перед богом замаливать будет? Без мысли о боге пришел ты сюда, старче. По сану твоему сие неприлично.

— Многия скорби с отроком перенесли мы, владыка, на все согласны. Для нас буде имя господне благословенно отныне и присно, и во веки веков. И естми богу угодно — бери его в чернецы.

— А ты?

— Я снова в приход свой пойду, владыко. Меня там паства ждет.

— Где это?

— В селе Аксел, под Темниковом.

— Отец келарь сказывал — из-под Алатыря вы.

— Не понял нас отец келарь. Из-под Алатыря раб божий Ефтихей, а мы бежахом попутно соединились.

— А ты о чем просишь, раб божий Ефтихей?

— На пустошь посади, владыко. — Ефтишка упал перед кроватью на колени. — Землицы дай. Со мною жонка и дочерей четверо. Дома на них надела нет, обнищали совсем. Не откажи.

— Пустые земли есть у нас? — спросил игумен келаря.

— Малость наберем.

— Где?

— Коло трех озер. Далековато, правда...

— Ничего. Завтра проводишь.

— Спаси тебя бог, владыко! — Ефтишка стукнул лбом о пол.

— Идите с миром. А я утомился зело. Немощей стал, — и перекрестив пришедших, игумен откинулся на подушки. Вослед Савве сказал: — А ты перед отъездом еще зайди ко мне. Поговорить надо.

СПИСОК слово в слово

из расспросных речей в тамбовской приказной избе

«...Да как Стенько Разин московских стрельцов на . бое поймал, привез на Царицын, и ему-де, Стеньке, царицынский соборный поп Андрей говорил и называл Стеньку батюшком, и советовал стрельцов посажать' в воду, и называл-де их. стрельцов, мясниками: уж-де нам от тех мясников-московских стрельцов житья не стало.

...Да они же, будучи на Царицыне многажды, слышали, как казаки меж собою похваляют патриарха Никона, он-де патриархом на Москве будет по-прежнему А придя на Москву, Стенька бояр и всяких начальных . людей побьет, а Никона возьмут на патриаршество А нынешнего патриарха казаки бранят матерны».

из отписки товарища полкового воеволм И Бутурмина

€...Сказывал-де керенский воевода — вору-де Стеньке Разину самарские жители Самару город сдали»

из отписки пензенского воеводы в Тамбов воеводе Якову Хитрово

«... На успеньев день пресвятыя богородицы вор Стенька Разин поутру рано пришел на Саратов И город Саратов жители сдали, и Стеньку игумен Богородицкого монастыря и саратовские жители встретили хлебом солью.

Да августа же 28 дни казаки Стеньки Разина объявились в 70-ти верстах от Синбирска»

из войсковой И.1ММ1И ( 1еньки Разина, сделанной я Раприлнпм приказе подьячим Богданом Михайловым

*От донских и от яицких атаманов-мологцов паметь Цивильскому уезду разных сел и деревень всему черному люду: и татаре, и чюваше, и мордье, и черемисе. Стоять бы вам, черные русские люди и татаровя, и чю-

вяша, за дом пресвятыя богородицы, за всех святых, за великого государя супротив бояр, воевод, дьяков и подьячих. А как ис Цывильска к вам придут высыльщи-ки и будут загонять в осад к Цывильску, то вам бы в тот осад не ходить, потому что вйс там обманут и всех перерубят. А тех бы вам высылыциков ловить и привозить ко мне ' в войско, в Синбирск. А те, которые цыве-ляне, дворяне и дети боярские, и мурзы, и татаровя, по-хотев со мной заодно стоять, тех ничем не тронуть и домов их не разорять. А с сей войсковой памяти вам, чернь, списывать и списки отдавать по селам церковным причетникам, дьячкам, слово в слово. И списывая, рассылать по селам и по деревням соцким и старостам, и десяцким, чтобы они, уездные люди, все сию войсковую память знали.