Есть на Волге утес

— Может, и есть. Уезжай скорее — ищи. Не то свистну.

— Так мы с тобой скоро за сабли схватимся.

— Ты уже схватился.

— У меня мулла есть. Может, ты с ним поговоришь. Он русский.

— Мне мулла, вроде бы, не надобен. Но если хочешь — зови.

— Мулланы алып килегез! — крикнул мурза. От всадников отделился человек, пошел по дороге. Не доходя ло татарина, вдруг с шагу перешел на бег, бросился Илье на шею:

— Илейка!

— Савва!

Ахпердя соскочил с седла, оттащил Савву от Ильи:

— Пономарь?

— Он самый! — крикнул радостно Савва. — Мы тебя ищем. Нам сказано — ты в яме

— Вырвался. А ты давно из Москвы?

— Потом. Это потом. Мурза, вынимай грамоту.

Кильдибяков вытащил из-за пазухи помятый свиток,

подал Илье. Тот глянул на первые строки, читать че стал.

— Пошли к костру. Вам обсушиться надо.

Пока собирали круг, Илейка выспрашивал Савву о его скитаниях. Не забыл и про Аленку.

— Она в надежном месте. До зимы ее трогать не будем.

Круг решил — пора брать город Кузьмодемьянск. Савва с' мурзой поехали дальше — на Цывильск.

СПИСОК слово в слово

из челобитной воеводы Ю. Борятинского

<г...Стоял я, холоп твой Юшка Борятинский, в обозе под Синбирском, и вор Степка Разин обоз у меня взял и людишек, которые были в обозе, посек и лошадей отогнал, и тележонки, которые были, и те отбил, и все платьишко, и запас весь отобрал без остатку».

из отписки Якова Хитрово в Разрядный приказ

«...Сентября в 6 день Стенька Разин Синбирский острог взял при нем, Левонтии, а он же едва-де оттоль умотался. А князь-де Юрья Борятинской отступил, пошел к Казани. А окольничий Иван Богданович Мило-славский в городе, в осаде сидит».

из отписки алатырского воеводы А. Бутурлина

«...« уренские стрельцы сказывали ему,' Якову, что вор Стенька Разин Синбирск взял и велел служилых людей, имая, всех рубить, а черных людей расспрашивать, отчево хто с Синбирска бежит. И твоих, великого государя, ратных людей, которые были с бою утеклецы, и которые ехали на великого государя службу, всех имают, побивают, и в Синбирск проехать от тех изменников нельзя. Да и многие, государь, дворяня, прибежав на Олатырь, нам, холопам твоим сказывают, что синбирской черты стрельцы и казаки и Синбирского уезду крестьяня, и татаровя, и мордва, и черемиса тебе, великому государю, изменили и синбирян дворян побили, и домы их все разграбили. Да и твоих ратных людей, которые ехали к тебе на службу в полк к окольничьему и воеводе ко князю Юрью Никитовичу Борятинскому, многих по слободам, селам и деревням и по дороге побили и пе-реграбили. Тот вор Стенька по синбирской черте разослал памяти, чтобы те синбиряне и иных городов черные люди наговаривали, чтобы дворян и детей боярских, воевод и подьячих всех переводили и побивали до смерти. И велено вором Стенькой Разиным со всякой деревни по два человека и еще добрых лошадей вести к ему ж, Стеньке Разину.

Те же воровские казаки прибирают к себе всяких чинов людей из уезду из Свияжского: казаки и крестьяня, татаровя, мордва и черемиса—и хотят итти к.городу Олатырю. А хто-де с ними пойдет, велели сказывать, что будет жаловане по пяти рублей да по зипуну. А хто с ними для воровства не пойдет, и тех людей всех порубят наголову».

ГРАД ВОЛЬНЫЙ КУЗЬМОДЕМЬЯНСК

1

Город решили брать в канун Покрова пресвятой богородицы. Резон был такой: встречая праздник, стрельцы непременно упьются, да и воевода со дьяками не удержатся — хмельного воспримут. Перед тем Илейка собрал небольшой советец, чтобы еще раз вспомнить кому и как вершить дело. Первым говорил Шуст:

— С Левкой Мумариным я виделся, договорился накрепко — он со своими черемисами будет^ взламывать город изнутри. Как только мы запалим округ крепости костры, Левка нападет на стрельцов у главных ворот, размечет их и те ворота расхлябенит.

— По какому знаку? — спросил Илья.

— Это моя забота, — сказал кузнец Минька.—Я проберусь на соборную колокольню и вдарю набат.

— Ты, водохлеб, скажи, как на колокольню влезешь? У собора стрельцы по ночам стоят. Они тебе так вдарят.

— В канун праздника обедня, чай, будет. Я днем в храме спрячусь...

— Вот тебе и чай-чай. Ты же в бегах теперь — заметят.

— Ништо. Середь толпы укроюсь.

— Ну, смотри, — упредил Илья. — Дальше кто?

— Как ранее придумали, атаман, — заговорил Миронко. — Я со своей сотней сразу к воеводской избе, ты к оружейной башне.

— Мое дело — пушки на стенах сбить, — сказал Сорока.

— Холку берем?

— На него надежда, как на прошлогодний снег. Его в город пускать не надо.

На том и договорились.

Минька-кузнец в город проник легко. В стенах крепости дыр незаделанн'ых было немало. Прячась по переулкам, выбрался к храму. Выждал на кладбище, когда началась обедня, втерся во внутрь. Храм был полон. Бочком, незаметно протионулся по стенке за круглую печь, стоявшую в углу, опустился на колени. Огляделся. Чуть впереди среди черемис молился Левка Мумарин. Отлегло от сердца. Минька втайне от всех очень боялся, что черемис и Левку воевода разгонит по домам. На коленках проелозил меж молящихся, встал рядом с Левкой, шепнул на ухо: «Жди набата. Ночью».

Настоятель храма отец Михаил Кронидов говорил проповедь. Он призывал к смирению, стращал грешников, возвеличивал государево воинство. Минька ждал— вот сейчас поп начнет метать громы на вора и богоотступника Стеньку Разина, но ошибся. Отец Михаил о бунтовщиках не обмолвился л словом. Потом прихожане потянулись к причастию, сгрудились около алтаря. Снова по стенке кузнец пробрался к правому притвору и, когда народ хлынул к выходу, юркнул за дверь притвора, притаился у вешалки, где висела старая церковная одежда. Он знал: правый притвор открывают только на пасху и при приезде архиерея. Скоро храм опустел, отец Михаил вошел в алтарь, снял фелонь, стихарь и орарь. Пономарь загасил свечи и вышел вслед за попом. Минька сорвал с вешалки подрясник, бросил в угол и улегся спокойно.

Пономарь при выходе в святые сени сказал гихо:

— Ты знаешь, святой отец, что Мишка-кузнеа в разбойный стан убег?

— Слышал.

— Ныне видел его в храме.

— Остепенился еси, снова в лоно церкви вернулся. Это хорошо.

— Показалось, он в правом приделе остался.

— Сей придел заперт Я сам замок вешал.

— Я большую дверь все ж запру?

— Запри.

Часа за два до полуночи Минька вышел из придела, ткнулся к выходу в церковные сени — на двери громыхнул замок. Кузнец забегал по храму — на колокольню можно подниматься только из сеней Покачал решетки на окнах — прочные, бросился в левый придел — замок. Развалить печную трубу — высоко И тут вдруг в сеня.ч послышались шаги Минька снова бросился в придел.

Загремел замок, дверь открылась, и по каменным плитам гулко застучали кованые сапоги Прикрывая ладонью пламя свечи, в храм вошел отец Михаил. Он уверенно шел к приделу, остановился у дверей, тихо произнес:

— Гы здесь, греховодник?

Минька затаился, прижался в угол.

— Выходи, Михайло. Знаю — ты здесь.

Выташив из голенища нож, кузнец встал в дверях:

— Ну здесь.

— Напрасно оскверняешь храм святой. Пойдем отсюда

— Куда?

— Ко мне в избу Пономарь заметил тебя, не дай бог донесет воеводе

— Ты не думай, отче. Я не грабить пришел.

— Знаю.

— Мне бы...

— Не здесь говорить. Пойдем.

В избе, не зажигая огня, они на носках прошли мимо спящей попадьи, уселись в каморке около стола, заговорили шепотком:

— После обедни пономарь мне говорит: «Знаешь,

отец Михаил, что кузнец в разбойный стан убег? А ныне в правом приделе затаился. Не инако, как ризницу ограбить задумал». Я ему пока молчать велел, а сам стал размышлять. Не для того, думаю, кузнец людей из тюрьмы вызволил, не для того в вольный стан подался, чтобы утварь святую красть. Там гокмо и ценна плащаница христова в золотом окладе. Ты же не нехристь какой-нибудь, чтобы на святыню руку поднять. И догадался я — тебе колокольня надобна. Верно догадался?