Эта сладкая голая сволочь
Шрифт:
– Я отдаю вам пенсию, которая мне положена за отца. И я сама подрабатываю. А что касается личной жизни, так я совершеннолетняя, могу ею распоряжаться сама. – Нина изо всех сил старается оставаться спокойной.
– Да она нас презирает! – говорит Света вызывающе, понимая, что ее предательство всплыло на поверхность. – Со мной почти не разговаривает. Что-то из себя строит... Подумаешь, французика себе нашла! Конечно... за границей даже нищим валютой подают... Ха-ха...
Нина не удостаивает ее ответом. Она по-прежнему смотрит на Пирогова.
– Я всегда чувствовала,
– Не трогайте моего отца! Он получил от вас сполна. – Нина переводит взгляд на Владлену.
– Что? Что ты хочешь сказать, дрянь?! – повышает голос хозяйка дома, не считая нужным сдерживаться. – Я была его лечащим врачом!
– Не врачом – убийцей. Лечащим убийцей.
– Убийцей??!! Это он убийца! Это он убил твою мать и брата, а не я! Шизофреник! Кретин! И ты такая же...
– Прекрати! – Пирогов с силой ударяет ладонью по столу, как бы затыкая фонтан ненужных признаний жены.
Лицо Владлены перекошено ненавистью.
– Я больше не потерплю ее в своем доме! Пусть убирается куда хочет!
Пирогов не успевает ничего сказать.
Нина встает из-за стола и идет к двери.
– Света права, я вас презираю. Всех. Вместе с вашей страной, – говорит она тихо и яростно, прежде чем выйти из столовой.
Дипломатический дом на проспекте Вернадского в Москве. Кухня. Утро
Нина в мужской рубашке на голое тело варит кофе. Пока он варится на малюсеньком огне, Нина подходит к окну, открывает его и выглядывает наружу – типичный дипдом, с оградой, пустым двором и милицейской будкой.
Входит Патрик. Он после душа, с завязанным на талии полотенцем, подчеркивающим красивый торс и накачанные мускулы.
Он нежно обнимает Нину. Они целуются затяжным поцелуем молодых влюбленных.
На плите убегает кофе.
Они смеются. Снова целуются.
Спальня в этой же квартире. Ночь
Два прекрасных голых тела, только что расцепившиеся, раскинулись на постели.
Патрик кладет руку Нине на плечо.
– Я тебя люблю! – говорит он нежным шепотом.
– А я даже любить боюсь тебя в этом доме, всюду уши.
– Ты правда веришь в эти кэгэбэшные штучки?
– Я прожила жизнь с этими людьми. И я знаю, на что они способны.
Патрик притягивает ее к себе. Крепко прижимает.
– Теперь ты можешь ничего не бояться. Я с тобой, – произносит он несколько патетически.
Подъезд московского дома, где живет Патрик. День
У лифта милиционер в форме разговаривает с человеком в сером костюме.
В этот момент в подъезд заходит Нина. В руках у нее сумка с продуктами. Она подходит к лифту.
Человек в сером, незаметно кивнув милиционеру, направляется к выходу.
Нина вызывает лифт.
– Гражданка! Вы куда? – милиционер встает между Ниной и лифтом.
– Но... вы же меня прекрасно знаете. Я почти месяц живу здесь с мужем.
– Ничего не знаю...
Человек
в сером возвращается.– Предъявите документы. Это дипломатический дом, а вы советская гражданка. – Милиционер настроен решительно.
Нина достает из сумочки паспорт и протягивает ему.
– Вы зарегистрированы? – Милиционер едва заглядывает в паспорт. – Что-то не вижу штампа.
– Нет еще... Мы собираемся.
– Знаем мы таких жен. – Милиционер переходит на «ты»: – Ты мне тут сказки не рассказывай. Вас тут, таких, знаешь сколько?.. Потом сами мужья жалуются – то пропало что-то, то еще хуже, болезнь какую подцепил...
Нина бледнеет от унижения.
– Не смейте так со мной разговаривать, – говорит она сквозь зубы. – Патрик... месье Кадье уже оставил вам официальное заявление о том, что я прихожусь ему невестой. А вместе с заявлением коробку продуктов из «Березки» по вашему списку...
– Ничего не знаю, – перебивает ее милиционер. – Никто мне ничего не оставлял. Пройдем в отделение. Там разберутся.
– Никуда я с вами не пойду! Я здесь живу.
– Еще как пойдешь! – грубо вступает в разговор человек в сером, до сих пор стоявший молча в отдалении.
Нина пытается открыть лифт.
Милиционер хватает ее за одну руку, человек в сером за другую.
– Сопротивление властям – я свидетель, – говорит человек в сером.
Они заламывают Нине руки назад, прижимают лицом к решетке лифта.
– За сопротивление властям мы тебе такое пришьем... – говорит милиционер.
– Шлюха! – добавляет «свидетель» в сером.
Он вынимает наручники и надевает Нине на запястья.
У районного отделения милиции. Ночь
Нина с Патриком выходят из дверей серого грязного здания. Лицо Нины опухло от слез. Патрик обнимает ее за плечи, гладит по лицу.
– Больше не могу, – говорит Нина. – Они обращались со мной хуже, чем с собакой. Увези меня. Я здесь все ненавижу.
Загс. Кабинет заведующей
Большой стол, над которым висят портреты Ленина и Горбачева. За столом сидит полная блондинка с замысловатой прической, коровьими глазами, ресницы толсто накрашены тушью, рот – в темно-коричневой помаде, размашисто и жирно обведен еще более темным карандашом. Глядя в ручное зеркало, она сосредоточенно выдергивает пинцетом волоски на подбородке.
Закончив, кладет зеркало и пинцет в ящик стола и кричит:
– Следующий.
Входят Нина и Патрик. В замешательстве останавливаются посреди кабинета.
– Здравствуйте... – говорят они хором.
– Мы хотим пожениться, – говорит Нина.
Патрик кивает в подтверждение.
– Да, – добавляет он, – и очень скорее...
Заведующая оглядывает их внимательно. Делает приглашающий жест садиться. Они садятся, неловко сложив руки на коленях. Как в кабинете у врача.
– Жених, как я понимаю, иностранец, – вопросительно-утвердительно констатирует тетка.
Патрик опять кивает.
– Из какого лагеря?
Патрик, не понимая, смотрит на Нину.