Это было у моря

Санса не хотела ничего собирать. Она хотела готовое обвинительное заключение — даже не читать вслух — судить. Это оказалась еще тяжелее, чем просто смотреть со скамьи. Своих же судишь — не чужих! Но когда выяснилось, что осуждать и приговаривать ей придется собственную любовь, Санса замерла и отступила. Отступила, пряча взгляд и теряя все свои аргументы и претензии. Обвинительное заключение не выдерживало критики, свидетели перешли на сторону подсудимого, а прокурор медлил и брал паузу за паузой. Все было в ее руках — а руки дрожали. И не спрятаться было ни за париком, ни за судейской мантией. Это был только карнавал — но приговором, как всегда, была смерть. Честнее было бы выйти из-за трибуны и встать рядом с обвиняемым — плечом к плечу, рука об руку. Но на такой подвиг Санса была, как выяснилось, не готова. Поэтому она просто сбежала из зала суда, заслоняясь собственной тенью как щитом от слишком жёсткой истины. А когда оказалась на улице, в тумане — поняла, что двери, что закрылись за ней, больше не откроются. Она вышла из своей же собственной сказки — в чужую. Куда тут было идти — она не знала. Но за свои поступки надо было отвечать. Она теперь взрослая — и путь, что лежал впереди, начинался у дверей и вел в неизведанные еще дали. В конце концов, она сама туда рвалась.

Санса прошла из гостиной и приоткрытую дверь хозяйской спальни, где Бриенна, уже одевшись, собиралась на какой-то прием. Оставаться одна Санса не хотела и боялась. В тишине ее бы начали догонять оставленные позади мысли, что, словно призраки, толпились теперь у дверей в ожидании своей очереди. Поэтому надо было всеми правдами и неправдами увязаться за радушной хозяйкой, у которой не хватило бы духу на решительный отказ. И Санса решила рискнуть:

— Бриенна, можно я пойду с тобой?

Бриенна, шёпотом ругаясь, перекладывала из увесистого рюкзака в некое подобие барсетки внушительных размеров кошелек и какие-то бумаги — бедная сумка уже раздулась до необычайных размеров и явно не собиралась закрываться. Она бросила свое полубезнадежное занятие, выпрямилась и с удивлением взглянула на Сансу.

— Что? Ты уже закончила с телефоном?

— Да, я поговорила с сестрой.

— И что там?

— Потом. Я сейчас не готова это обсуждать. Просто возьми меня с собой.

— Куда? — Бриенна смотрела с таким недоумением, словно Санса, как минимум, попросила ее спрыгнуть за компанию с крыши высотки.

— Ну, на прием.

— Но как же я тебя возьму? Ты же не одета… К Тириону еще, положим, ты поехать можешь… Но на раут в таком виде могут даже и не пустить, с них станется…

Бриенна критически осмотрела Сансу и ее одежду.

— Нет, в таком виде решительно не годится! Магазины уже все закрылись… А размер у тебя такой, что ничего из моего мы на тебя надеть не сможем — в любой моей хламиде ты просто утонешь. Хотя, постой. Если убрать эту майку — и надеть сверху, скажем, белую рубашку — ну, в принципе, учитывая, что ты все -таки в туфлях (Санса зачем-то прилетела в черных низких лодочках) и в черных джинсах — может и сойти. Хорошо! Давай попробуем!

Бриенна нырнула в свой не слишком большой гардероб и вытащила оттуда белую сорочку и темный шнурок галстука.

— Ну вот как-то так. Лучше бы тебе, полагаю, помыться. Освежиться. Сможешь сделать это быстро? И потом надень вот это — она не прозрачная, так что надевай прямо на майку. И подвяжи ее, что ли. А то она тебе до колен дойдет.

Санса забрала рубашку, благодарно кивнув хозяйке и метнулась в ванную. Через десять минут она, приглаживая мокрые волосы, благоухающая любимыми Бриенниными духами, вышла оттуда — уже в новой рубашке, которую она завязала не очень тесным узлом на талии.

— Да, так сойдет. Поехали, поехали тогда! А то мне непременно надо к Тириону — отдать ему флэшку Джейме. Там старые правки этого его сценария.

— А что, дело движется? — боязливо спросила Санса.

— Да, и очень неплохо. К лету, возможно, будет даже искать кандидатуры на главные роли — если все сложится. У меня даже спонсоры уже нарисовались. А ты не хочешь попробовать себя в актерстве?

— Нет, спасибо. Лицедей из меня, прямо скажем, никудышный. Да и не мое это. Мне бы в колледж поступить.

— Ну, как знаешь. Внешность у тебя очень яркая — могла бы сделать себе неплохую карьеру. Ну, да это дело такое — не хочется, значит — не надо. Надо то, к чему душа лежит. Ты нас еще всех удивишь по части искусства — я в это верю!

— Спасибо. Ну что, едем? — Санса взглянула на себя в большое зеркало, едва ли замечая, что она там увидела. Поправила черный шнурок, овивающий слишком широкий воротник рубашки.

— Да, да. А то времени почти нет. И вот что, Санса, — Бриенна явно собиралась поднять этот вопрос раньше, но, похоже, что-то ее смущало, — на рауте ты можешь встретить своих старых знакомых.

— А именно?

— Серсею, например. Или ее детей. Они иногда появляются и отдельно от матери.

Санса почувствовала, что у нее запылали уши. Ну, все один к одному! Старые воспоминания, встречи из прошлого — тени за дверью сгрудились в кучу и ждут ее. Ничего — она не боится. После всего того, что они сами с собой и с друг другом сделали — чем ей может навредить какая-то Серсея?

— Это ничего. Она же не будет скандалить на публике!

Бриенна покачала головой:

— Едва ли. У Серсеи неприятностей и так хватает. Да и редко она сейчас выходит в свет. Это я так, на всякий случай тебя предупреждаю. Кто предупрежден — тот вооружен…

— А Тирион? Он тоже поедет на прием?

— Это уж совсем вряд ли. Если бы он ехал — я бы знала. Но нет, вроде бы, этот он решил пропустить. У него сейчас хватает дел. Он и сам говорит — вместо того, чтобы тратить время на глупости, лучше поработать в тишине, глядя в лица собственных героев, а не на всякую досужую шушеру, транжирящую на платья деньги родителей. Он выходит только когда ему становятся нужны новые впечатления для писанины. И он прав. Мне по работе положено — а то бы тоже ни за что не пошла.

Они вышли на лестничную площадку, гася за собой свет. Санса нервно комкала в руке одолженную у Бриенну черную сумочку-клатч, куда положила свои документы. Бриенна вызвала лифт, и они поехали вниз — с двадцать седьмого этажа, в подземный гараж — за машиной.

Дом за плечами

Дразнит перламутром,

Как раковина

Зябкого моллюска.

И впереди закат,

А за спиною утро,

И шаг неровен

По дороге узкой.

Я вне политики,

Вне подозрений

И безразличьем собственным

Довольна

И в маскараде

Звонких уверений,

Я — развлеченье,

Мне уже не больно.

Как ветер пустоши

Скользит по травам,

Я прикасаюсь тенью

К будням смутным.

И черный омут

Псевдопереправы,

Уж не страшит

Слепо и безрассудно.

Лишь предрассветный

Холод перламутра

Горбатит плечи

Безнадежным зовом,