Это было у моря

— Не хочу. Но чтобы ты был рядом — да.

— В столице? — он поморщился и вздрогнул. Сансе стало смешно — как старательно он избегал острых вопросов! Дул на воду, можно сказать.

— Да нафиг мне эта столица? Перееду в твою норку. Отвоюю у тебя сарай и буду там писать — твои виноградники и непременно с хозяином. Надо же зарабатывать на обои в детскую. Дети должны спать отдельно от родителей. Или родители — отдельно от детей, — засмеялась Санса. — Если наскребу — подниму в твоем доме потолки. Или нет — вот, придумала. У меня же есть чертежи Тириона! На деньги от продажи Бейлишевой страхолюдины дострою к этому твоему кокону свой собственный «улей».

— Чего?

— Ну да, ты же не видел мое нынешнее жилище — мечта для художника. Вот что бы я перетащила целиком сюда — да нельзя. Этот дом спроектировал Ланнистер. Я попросила у него чертежи, и он мне их одолжил. Так что тебе даже не придется нас терпеть — я все устрою в новой половине дома и буду вонять своими красками и терпентином, за который меня так жучит Джон.

— Ну нет, дорогая. Ребенка в терпентиновые испарения я тебе не дам. И сама будешь рисовать фломастерами, пока ждешь.

— Чем рисовать? — она даже подпрыгнула.

— Фломастерами на воде. Или там карандашами и углем. У тебя половина выставки была в графике. Ну и вот — потерпишь. Мы и так рискуем. Я не самый здоровый человек на свете, да и это твое курево… мда… Вино это перед… да и сама ночь, хм. Что хорошего может из такого получиться?

— Что угодно. Сандор, ты мнительный, как старая бабка. У старушки Оленны и то больше оптимизма. Мы сделаем все необходимые анализы — ну, что надо и что можно. А про ночь — и на грязи иной раз вырастают самые прекрасные деревья. Уж как вышло. Любовь — она разная. И даже такая бывает. Важно, что она была.

— Есть.

— Есть, да. Помнишь, что я тебе всегда говорила: хочешь любить меня — люби. Если смеешь. Это ни фига не просто — я не сахар. И я царапаюсь и клююсь.

— Терпеть не могу сладкое. Не думаю, что у меня есть выбор. Теперь уж точно.

Санса посмотрела на него — но Сандор ответил на ее взгляд спокойно, без какого бы то ни было надрыва. Просто сказал — как есть. По крайней мере, честно.

— Выбор есть всегда.

— Выбор уйти — да. Но я не об этом. Я не выбирал эту любовь — она сама выбрала меня. Ты выбрала меня. Теперь я только могу нести ответственность — за этот выбор. И за себя, и за тебя — и за это чудо, которое ты так отчаянно защищаешь. Есть у меня подозрение, что мы сто раз пожалеем об этом шаге — но, если не сделаем его — пожалеем куда сильнее. Что ты хочешь, чтобы я сделал? Продал дом и виноградник и переехал в твою тухлую столицу? Не хочется, но, если очень надо — можно попробовать. Иные знают, что я буду там делать, но, вероятно, что-то найду. В крайнем случае, возьму у тебя телефоны твоих мазил и буду им позировать — строя дикие рожи и отмораживая себе причинные места — все равно уже состоялось, теперь хоть не так обидно будет…

Санса засмеялась, представив себе эту картину:

— Один из них скульптор, кстати. Дико талантливый чувак. По продажам он меня обходит постоянно.

Сандор поерзал, бросил на нее виноватый взгляд и, стащив с тумбочки сигареты и зажигалку, закурил, слегка отодвинувшись.

— Прости. Очень странный выходит разговор. Я обещаю — перестану дымить в доме. А вот, ради интереса — сколько тебе дают за картины?

— За последнюю я получила полторы тысячи.

— Полторы тысячи за мазюльку? Боги! Этот мир рехнулся.

— Это была большая картина, — хихикнула Санса. — И масла на нее пошло немерено. Там было такое антропоморфное дерево.

— Антропо- что?

— А как же словарь? Антропоморфное. С человеческими чертами, значит.

— Не говори, что ты и там пририсовала мою рожу! Всегда подозревал, что по большинству вопросов я дуб.

— Ну, не совсем твою. Но да — вдохновлялась я твоей историей.

— Пташка, кончай — я тебе не загребучая муза! Вот роди этого младенца — и переходи на него, — от возмущения Сандор даже забыл, что собирался курить в сторону, и Санса утонула в сизых клубах дыма

— Младенец — это чистый лист. Его интересно зарисовывать, но он не несет в себе никакой смысловой нагрузки. А ты сам — целый мир. Мой мир. И не хочу я, чтобы ты переезжал в столицу. Твой путь — он твой. А я пойду рядом. Похоже, в этой жизни нам вполне по дороге. По крайней мере, пока.

Он глянул на нее и едва заметно улыбнулся. Потом опять нахмурился, словно вспомнил о чем-то неприятном.

— Пташка, давно хотел задать тебе один вопрос, но все боялся…

— Боялся?

— Ну, не боялся, но… — он взъерошил волосы и затянулся уже догоревшей до фильтра сигаретой.

— Ладно, давай свой страшный вопрос.

— После той ночи… Ну, той весной — у тебя не было последствий?

— Последствий?

— Тех, что ты подозреваешь сейчас, — он затушил окурок в ее же пепельнице и нервно сглотнул. Вот оно что! Про это она не подумала.

— Нет. Никаких последствий. Все, как по часам. Ровно через неделю, как и должно было быть.

— А если бы…

— Если бы что? — Санса потянулась к нему, угрюмо глядящему в пол, обняла — рук, как всегда, не хватало — его было слишком много — прижалась губами к плечу.

— Если бы да, то, думаю, ты узнал бы об этом первым. И мы бы сэкономили эти четыре года.

Он обернулся к ней с безнадежным видом, собирался что-то сказать, но потом словно остановил себя и сказал другое:

— Я рад, что вышло так. Ты нашла себя, а я в чем-то тоже встал на собственный путь. Не говоря уже об алкоголе. Без этого всего едва ли у нас были шансы. И потом, всегда был Уиллас.

— Если ты не прекратишь с этим бесконечным упоминанием Тирелла, я перестану тебя целовать и начну кусать. Ну что мне сделать, чтобы ты мне поверил? Пойти сделать загребучий тест, сфоткать описанную палочку с плюсиками и выставить ее во все соцсети с упоминанием имени будущего папаши? Тогда ты уймешься?

Он посмотрел на нее с недоумением:

— А при чем тут Тирелл?

— Он у меня в друзьях.

— Это еще зачем?

— Он мне сигареты продает по дешевке, — зло бросила Санса. — Со склада.

Сандор захохотал:

— Боги, какая ушлая и меркантильная Пташка! Из тебя выйдет отличная хозяйка, я вижу. Готовить ты тоже научилась?

— Научилась, но если ты будешь так себя вести, я тебя отравлю.

— Это неинтересно, тебе будет некого гнобить. И потом, кто будет сидеть с ребенком, когда тебе придет охота мазюкать или превращаться в русалку? Или там в чайку, не знаю… Кстати, о гноблении — еще вопрос. Почему ты все время пытаешься выставить меня этаким самцом-производителем? Я заметил, знаешь ли. Это просто какая-то больная тема…

Санса закусила губу. Ну, теперь уже, наверное, неважно. Придется отвечать.

— Это в тему твоего будущего трактата по излечению фобий. Я боялась.

— Чего?

— Что ты не можешь. Та ночь весной — по закону подлости, я должна была залететь тогда. И еще пару раз забывала пить гормоны пять лет назад. Не нарочно, конечно. Мне сказали, что если мужчина… ну, злоупотребляет спиртным и долго курит — иногда это сказывается… И это не давало мне покоя. Ты единственный, от кого мне вообще хотелось рожать. А тут… Мне казалось, что если я буду тебя поддевать, ты мне рано или поздно скажешь, что у тебя уже есть…