Это было в Ленинграде. У нас уже утро

Доронин понял, что, отвечая на его вопрос, она думала совсем о другом.

— Нет, — спокойно сказал он, — если не считать пригородных рейсов по Финскому заливу.

Раздражение, которое овладело им несколько минут назад, внезапно улеглось. Он видел, что Вологдина не чувствует к нему ни доверия, ни уважения. Но это теперь не сердило и не обескураживало его. Ему даже нравилось грубоватое прямодушие этой женщины с внимательными, чуть насмешливыми глазами.

«В сущности, она права, — усмехаясь про себя, думал Доронин. — Поди-ка, поруководи здесь таким комбинатом! Вот она и надеялась, что приедет директор, бывалый человек, и ей станет хоть немного легче. А приехал какой-то вчерашний солдат, который и моря-то никогда толком не видел. Откуда ей знать, что этот солдат и сам доказывал, что его не надо посылать на рыбу?…»

И странно, — чем откровеннее Вологдина выказывала своё пренебрежение к нему, тем Доронин острее ощущал уверенность в собственных силах.

— Ну, — сказал он, отставляя чашечку, — теперь, может быть, разрешите и мне вами поинтересоваться?

— Пожалуйста, — хмуро отозвалась Вологдина.

— Что же, — улыбаясь, сказал Доронин, — начнём в том же порядке. Откуда прибыли?

— Ниоткуда, — ответила Вологдина. — Я местная.

— То есть?

— Дальневосточница.

— Рыба — ваша специальность?

— Да. Сюда назначена начальником лова. По необходимости замещаю директора. — Она резко поднялась. — А теперь я пойду. Вам нужно отдохнуть с дороги. О делах поговорим завтра.

— Вы больше ничего не хотите мне сказать? — спросил Доронин.

— Нет, — ответила Вологдина и пошла к двери.

— Вот что, — твёрдо сказал Доронин, поднимаясь и беря свой чемодан, — спать вы будете здесь. На этой постели.

— Но…

— Давайте прекратим дискуссию.

…Он спустился по лестнице. У крыльца, прячась от ветра, стоял Нырков.

— Слушай-ка, — сказал Доронин, — тут где-то помещение приготовили…

— Для Нины Васильевны? — отозвался Нырков.

— Там буду спать я. Покажи, как пройти.

Нырков привёл Доронина в крошечную комнатку, почти всю площадь которой занимала железная кровать, покрытая серым солдатским одеялом. В углу стояло ведро воды.

— Вот, — сказал Нырков.

— Спасибо, — поблагодарил его Доронин, ставя чемодан и снимая пальто. — Ты давно здесь?

— Я-то? — переспросил Нырков. — Да уж второй месяц пошёл…

— Откуда прибыл?

— Из армии. После демобилизации, значит.

— Пехотинец?

— Сапёр. Отделением командовал.

Доронин сразу почувствовал симпатию к этому парню.

— А сам из каких мест?

— Брянский.

— Дом-то уцелел?

— Восстановили.

— Женат?

— Женатый, родители есть.

— Я тоже из армии, Нырков, — зачем-то сказал Доронин, садясь на постель. — Ты где воевал?

— На Западном… В Венгрии закончил.

«На Западном», — повторил про себя Доронин. Так говорили здесь, на Дальнем Востоке.

— А на Восточном?

— И на Восточном довелось.

— А я в Прибалтике воевал, — после паузы сказал Доронин.

— В каких местах? — спросил Нырков словно с недоверием.

— Выру, Цесис, Рига.

На лице Ныркова мгновенно появилась улыбка.

— Да это же наши места! — радостно воскликнул он. — А в каком, извиняюсь, звании были?

— Майор.

— Здорово! — удовлетворённо сказал Нырков.

— Чего же ты в такую даль забрался? Почему к себе в Брянскую не вернулся? — спросил Доронин.

— Остановиться не мог, товарищ майор, — со вздохом сказал Нырков.

— То есть как это?

— А так. Шёл, шёл… тут тебе Пруссия, Румыния, Болгария, Венгрия, тут тебе Корея, Маньчжурия… Весь шар земной под ногами вертится. Ну вот, объявилась новая земля — Сахалин, дай, думаю, и эту землю освою.

Доронин рассмеялся.

— Ну и как? Осваиваешь?

— Трудная земля, — задумчиво ответил Йырков. Они помолчали.

— А как тут люди, — спросил Доронин. — Эта… Вологдина как?

Он не хотел спрашивать о ней. Вопрос вырвался у него невольно.

— Нина Васильевна? — переспросил Нырков. — Ого! Генерал-лейтенант! Её у нас и зовут генеральшей. Корпусом свободно может командовать.

— Да? — суховато сказал Доронин. И добавил: — Спасибо, Нырков. Не буду тебя больше задерживать.

— Есть, — отозвался Нырков. — Спокойно отдыхать!

Он ушёл, а Доронин снял сапоги и с удовольствием растянулся на кровати.

«Через несколько часов, — думал он, — настанет утро, и я должен буду приступить к работе. Но с чего начать? С чего?…»

По дороге в Танаку Доронин предполагал, что старый директор введёт его в курс дела и ему удастся, не выказывая прямо своей неопытности, исподволь включиться в работу.

Но теперь всё складывалось иначе. Нечего было и думать, что Вологдина с её характером станет вводить его в курс дела…

«Ладно, утро вечера мудренее, — сказал про себя Доронин. — Посмотрим, что это за премудрость такая — ловить рыбу на Сахалине!»

Он повернулся на бок и тотчас крепко заснул.

Когда он проснулся, в окно светило неяркое утреннее солнце. Доронин вскочил и выглянул за дверь в поисках умывальника. Не найдя его, он взял стоявшее в углу ведро с водой, вышел на улицу и умылся. Потом наскоро, чуть намыливая кожу, побрился. При этом дважды порезался, что с ним случалось очень редко.

Покончив с бритьём, Доронин отправился в контору.

Ещё на лестнице до него донёсся гул человеческих голосов. Доронин вошёл в комнату, которая была полна людей в ватниках и прорезиненных комбинезонах. Их высокие сапоги были покрыты блёстками рыбьей чешуи, похожими на гривенники. Пахло рыбой и морем.

Люди со всех сторон окружили стол, за которым сидела Вологдина.

Когда Доронин вошёл, она мельком взглянула на него и громко, покрывая голоса людей, сказала:

— Тихо! Не все сразу. Говорите по очереди. Вот хоть ты, дядя Ваня.

— Чем яруса обновлять, генеральша? — заговорил дядя Ваня — огромного роста человек в брезентовых штанах, выпущенных поверх сапог. — Где поводец? — Он растопырил свои большие красные сплюснутые пальцы. — Ты скажи: можно без дели лососёвый невод латать? А? Говорили третьёводни — дель подвезут, а где она, дель? Чем горбушу брать будем? Ведь не сегодня-завтра пойдёт!..

— Ясно, — сказала Вологдина. — Ну, а вы что, Николай Матвеевич?

Стоявший чуть поодаль мужчина средних лет, в тёплом городского покроя пальто решительно сказал: