Это моя жизнь

затолкать его в ноздрю. Возможно, повысилось давление после

вчерашнего «застолья», но они втроём даже до конца не выпили ту

бутылку водки, так что причина была не в этом, а в её возрасте,

поскольку у матери в старости часто так бывало. Наверное, она

должна была бы сходить в больницу, но серьёзно даже не

рассматривала эту возможность, поимая, что в этой беде ей вряд ли

помогут.

Захотелось чаю, и нужно было сходить за водой на колонку,

находившуюся поблизости. Она собралась было, взяв ведро, но тут в

окно постучали, и за раздвинутыми занавесками появилось лицо

молодой соседки, у которой она брала молоко летом, поскольку та

ещё держала корову, уже не выгоняя её в стадо, как водилось раньше,

а всё лето держала на привязи поблизости дома, потому что скотины в

деревне уже почти не было. Они находили между собой компромисс в

отношении молока, что брала Лида, оплачивая его частью тем сеном,

14

что соседи заготовляли на её участке, большей своей половиной

засеянной кормовыми травами.

Увидев, что её жестом руки приглашают войти, соседка направилась

в дом.

– Здравствуй, Лида! – поздоровалась она, входя. – Я на работу пошла

и вижу - ты приехала. Как дела?

– Приехала, вот, посмотреть – что? как? Убрать кое – что надо. Боюсь,

как бы не обокрали снова. У тебя-то как дела?

– Ничего, слава Богу! С детьми всё мать сидит, муж работает через

день. Живём потихоньку. Да!.. Что тебе хотела сказать?! Проверь

подполье. У меня на днях туда змея заползла.

– Да ты что?!

– Серьёзно! Я чуть не умерла со страху. Муж её граблями придавил,

а потом голову отрубил.

– Вот тебе и раз! Дожились! Я видела летом змею в огороде, но не

думала, что они в дом могут заползти.

– Холодно становится, они в спячку ложатся, вот и ищут, где теплее.

А на твоём огороде и я змею видела, когда траву косила.

– Вот и ёжики спокойно уже по улицам бродят. Я за всю прежнюю

жизнь ни ёжика, ни змею не видела ни разу, а теперь – смотри, что

делается, - удивлялась Лида.

– У меня на родине, в соседнем районе, женщина собирала ягоды,

её гадюка укусила, да так, что у той рука как бревно стала и почернела

вся.

– А знаешь всё почему? Раньше и скота много было, и косили кругом,

где только можно, - сено-то нужно было заготавливать - а теперь скота

нет, почти не косят нигде там, где раньше косили, вот и развелись

гады, где столетия их не было.

– Да. Вот такие дела. Но пойду я. Ты надолго? Может, молока тебе

принести?

– Нет, спасибо! Я сегодня же уеду, посмотрю только хозяйство да

отнесу сестре кое-что.

15

Соседка ушла, попрощавшись, следом с ведром вышла и Лида,

направляясь к колонке за водой.

К полудню потеплело. Выглянуло солнце, таявший уже до этого снег

и вовсе начал плавиться, быстро осев и местами оголив мокрую

землю. С крыши струились потоки воды, было ясно, что к вечеру он

сойдёт, а если погода не изменится, то завтра должно подсохнуть, и,

возможно, на неделе ей удастся сходить на кладбище.

Дела по дому не составили большого труда, как и неприятная нужда

заглянуть в подполье, где не было никаких змей, что было воспринято

ей с облегчением, и несколько успокоило перед визитом к сестре, на

хранение которой надо было отнести кое-какую домашнюю утварь и

переговорить о том, чтоб они приглядывали за домом в её отсутствие.

Они поговорили уже вполне дружелюбно, почти по-родственному, и

Лида со спокойной душой отправилась на остановку автобуса, закрыв

дом на все замки.

Пошла неделя. Первый снег растаял, погода установилась сухая и

холодная; оставшиеся ещё после дождя и снега лужи покрывались к

утру ледяной коркой, таявшей к вечеру, чтоб ночью снова замёрзнуть;

и Лида бала рада такой погоде, поскольку можно было не

сомневаться, что земля на кладбище, куда она собиралась пойти уже

третью неделю, наконец-то подсохла, несмотря на то, что была

затенена высокими, старыми деревьями и плохо проветривалась.

Субботнее позднее утро было ясным и солнечным, когда она, минуя

рыночную площадь с суетящимися на ней людьми, - поскольку день

был базарный – пошла по улицам города, чтоб через несколько

кварталов подняться на кладбищенскую гору, а затем, пройдя мимо

маленькой церкви, вдоль высокой кирпичной ограды, старой и

покрашенной белилами, войти в открытые ворота и тут же увидеть

кресты и бетонные могильные плиты с фотографиями своих близких

или своих знакомых односельчан. Почему-то так получилось, что

предыдущее их поколение было похоронено именно в этой части

кладбища, за исключением отца, умершего раньше других своих

сверстников и потому похороненного отдалённо. Часто бывая здесь,

Лида помнила хорошо, где - чья могила, а по рассказам матери знала,

где могилы старших сестёр и братьев, умерших в младенчестве.

Прибравшись на могилах близких и знакомых, она прошла к тому

месту, где были похоронены дед с бабкой, родители матери, и мать со

16

своими двумя старшими сёстрами, судьба коих даже для того времени

не была обычной. Старшая из них в начале войны оказалась в

Белоруссии на занятой немцами территории, а когда вернулась в

родные края, в скором времени помешалась умом и остатки дней

провела в психиатрической больнице; там же скончалась и вторая

сестра матери, дожившая, впрочем, до приличного возраста перед