Этот большой мир. Тайна пятой планеты

Стивен сложил газету и сунул в сетку на спинке кресла впереди и извлёк из пластиковой папки листок бумаги. В списке, отпечатанном на матричном принтере, перечислялись члены экипажа планетолёта «Заря» — того самого, обнаружившего Поясе гигантский «обруч». Стивен пробежал список глазами и присвистнул от неожиданности — почти половину его составляли старые знакомые, друзья по артековской космической смене! Монахов, Кащеев, Травкина, Молодых, Середа… А вот фамилии д’Иври в списке нет, а ведь это Шарль порекомендовал Стивена с Гарнье — и как бы теперь не пожалеть, что повёлся на сверхщедрые премиальные… Но бизнес есть бизнес — и потом, работа в дальнем Внеземелье, пусть и странно попахивающая, всё же лучше чем катать вокруг орбитального отеля богатеньких туристов, попутно развлекая их байками об опасностях, поджидающих на каждом шагу покорителей космоса…

IV

В открытом верхе «буханки» медленно поворачивалось звёздный свод с громадой окольцованного Сатурна. Маневровые дюзы выстрелили прозрачными струйками выхлопов, и вид планеты-гиганта сменился на бело-серую поверхность Энцелада — неровную, изрезанную метеоритными кратерами и гребнями торосов. Никакие это, конечно, были не торосы — плавучих льдов здесь нет, океан жидкой воды скрывается в десятках километров под миллионнолетней толщей льда. Но в ней тоже случаются подвижки, вызванные глубинными вулканическими процессами, на которые Энцелад богат чрезвычайно — и в результате возникают такие вот ледяные гребни, подобно тому, как на линиях стыков земных тектонических плит образуются горные хребты и цепочки островов, вроде той же Японии. Время от времени внутренний жар Энцелада даёт о себе знать прорывающимися сквозь ледяной панцирь гейзерами — каждый из них выбрасывает в окружающее пространство гигантский столб пара и ледяного крошева. Зрелище это грандиозное и далеко небезопасное — Серёжа знал, что такой вот «ледогейзер» уже унёс жизнь одного из исследователей планетоида.

Было это давно, когда станция «Лагранж», заброшенная в систему Сатурна «звёздным обручем», кружила вокруг Энцелада, а её обитателям приходилось спускаться на его поверхность за ледяными брусками — из них получали воду и кислород, без которых у экипажа не было ни единого шанса дождаться спасения.

Всё это Серёжа узнал из лекций, которые устраивали для курсантов-«юниоров» планетолог Пьявко, а ледогейзеры видел сам — с орбиты, с безопасного удаления в сорок километров. Сегодня ему предстояло вновь оказаться на поверхности планетоида — к неудовольствию двух своих одногруппников, этой возможности лишённых. Таня Пичугина съязвила, что «хорошо быть любимчиком начальства — летаешь себе на Энцелад, тогда как другие вынуждены пересаживать кустики в рекреационной зоне…» Серёжа принялся оправдываться и даже напомнил, что придёт и их время помогать работающим в Дыре планетологам, жить в балках, брать пробы. Увы, собеседница его аргументом не вняла — фыркнула и сделала вид, что в упор не замечает выскочку. Это было неприятно: Татьяна Серёже нравилась, да и вообще, кому приятно, когда между тобой и товарищами пробегает чёрная кошка?

Но сейчас Серёже было не до отношений в «юниорской» группе. Все его мысли были заняты «Зарёй», дожидающейся где- то в Поясе Астероидов. Его новый куратор, Алексей Монахов обещал взять его с собой — как только учёные разберутся с таинственной находкой. В конце концов, это же он обнаружил таинственную панель — а значит, имеет полное право поучаствовать в её исследовании!

Никто этого и не оспаривал — потому Серёжа и сидел сейчас в распахнутом в Пространство «кузове» орбитального грузовика, неуважительно именуемого «буханкой» и ждал, когда кораблик, совершив все положенные манёвры, нырнёт в жерло Дыры туда, где из массива плотного, как гранит, льда выступают края «звёздного обруча».

В наушниках зашипело, забулькало. Обычное дело — «обруч», даже заблокированный, неработающий, создаёт вблизи себя неслабые помехи. Не пришлось бы переходить на инфракрасную связь…

— Леднёв, готовность!

Серёжа и продемонстрировал Зурлову гарпунный метатель — порядок, мол, готов! Запасные гарпуны с катушками линей высовывались из пластикового чехла. По бортам висели катушки с намотанными на них якорными линями— после того, как новый гарпун будет вставлен в ствол, следовало закрепить защёлкнуть карабин линя на кольце под зазубренным острием.

Сегодня им предстояло ответственное дело — после того, как «буханка» зависнет в нескольких метрах надо льдом, надо будет выпустить с каждого борта по паре гарпунов-якорей, после чего, включив лебёдки, подтянуться вплотную к поверхности. Не слишком сложная задача — Серёжа уже тренировался с метателем и в ангаре буксировщиков (тогда, правда, пришлось снять с гарпунов острые трёхлапые наконечники) и на поверхности Энцелада. Он производил выстрел, вися на багажной решётке «омара», а теперь придётся перегибаться через край «кузова» и стрелять вниз, в лёд под «буханкой», Ничего, он справится — ведь справлялся же Зурлов, обучавший его этой нехитрой операции…

Когда лини притянут «буханку» к ледяному дну (механизмы', резавшие лёд, были предусмотрительно отведены к стенам и укрыты лёгкими кожухами) настанет время для следующего этапа «швартовки» — Серёжа и Зурлов оттолкнуться посильнее и вылетят прочь из «кузова», к стенке колодца, где протянуты вверх, к краю каверны, тросы-перила. Ещё два гарпуна — и получится своего рода трасса, по которой, перестёгивая страховочные фалы с одного троса на другой, пассажиры доберутся до жилых балков, спрятанных в глубине каверны. Там они смогут отдохнуть и собраться с мыслями перед тем, как браться за дело.

Мимо плыли вверх ледяные стены — цветные блики «габаритов» играли на их вогнутой, идеально гладкой поверхности — работа энергетических выбросов, проделавших эту грандиозную, глубиной почти восемьсот метров, дырищу в толще ледорита.

Грузовик затормозил и завис на месте.

— Начали!

Серёжа вскарабкался на борт упёр в кромку «кузова» метатель и, задержав зачем-то дыхание, будто стрелял из мелкашки в тире, нажал на спуск. Приклад едва заметно толкнулся в плечо — отдачу, и без того несильную, смягчил жёсткий наплечник «Кондора». Метрах в тридцати от корабля, брызнули ледяные крошки; стальной тросик повис, сворачиваясь широкими петлями. Серёжа торопливо вставил в ствол новый гарпун, подёргал линь и выстрелил снова. Устроившийся на противоположном борту напарник уже поставил оба якоря; они взмахнули руками, подавая сигнал пилотирующему грузовик Алексею Монахову. Барабаны лебёдок завращались, сматывая лини, и через несколько секунд «буханка» стукнулся трубчатыми лыжами о лёд. Серёжа убрал в метатель в прикреплённый к стенке кузова чехол — и неожиданно для себя радостно засмеялся.

Ну, вот они и прибыли!

В общем балке-столовой было тесно. Нет — очень тесно. В помещения подлёдной базы, вмещавшей в обычном режиме шесть, максимум, восемь человек, сейчас набилось пятнадцать. Обедать приходилось в три смены; перегруженная система кондиционирования и регенерации воздуха едва справлялась, вентиляторы, спрятанные в трубчатых кожухах, гоняли воздух низко, по шмелиному гудя и не смолкая ни на секунду. Хорошо хоть тяготение почти отсутствовало — одна сотая земного, не о чем говорить! — и размещаться можно было не только на стульях, привинченных к полу вокруг общего стола, но и в висячем положении, под потолком и вдоль стен. Серёжа так и поступил, пристегнувшись к проложенному вдоль стены кабелю в пластиковой трубе. Он повис в верхнем углу, засунув в щель между стеной и ящиком воздушного фильтра тубы со вторым и третьим блюдами (гречневая каша с мясом и кисель), и выдавливал в рот содержимое третьей тубы м надписью «Борщ украинский, готовый к употреблению, 250 гр.», не забывая при этом вслушиваться в разговор старших. В балке их сейчас было пятеро — Зурлов, пожилой планетолог Пьявко, практикант Денис Шадрин, Алексей и прибывший вместе с ним с «Зари» астрофизик Леднёв.

— Знаете, коллеги, а я догадываюсь, где надо искать «обруч» на Марсе. — сообщил Пьявко. Он прикончил свой обед раньше других и теперь был не прочь поговорить.

— И где же? — Леднёв откинулся на спинку стула. Во взгляде, обращённом на коллегу, угадывалась ирония.

Приезжего астрофизика Серёжа не любил. После того, как грузовик с «Зари» отшвартовался и новоприбывшие сняли скафандры и собрались в большой кают-компании, Алексей Монахов представил его Леднёву. Но тот, занятый разговором с Пьявко, Серёжу попросту не заметил, да и потом смотрел на него, как на пустое место — впрочем, то же относилось и к остальным курсантам-«юниорам». Вечером, когда они втроём обсуждали гостей, Татьяна заявила, что астрофизику просто ударила в голову слава — после ухода Гарнье его считают ведущим специалистом Проекта по «звёздным обручам». Вот и к планетологу Пьявко Леднёв относится свысока…

— Так поделитесь с нами своей догадкой, Леонид Андреевич.

— продолжал астрофизик. — А то попадём на Марс — и не будем знать, где начинать копать!

Он сложил руки на груди, и теперь не только интонация, но и поза, вместе с иронической ухмылкой выражала насмешку. — Вот козёл, невежливо подумал Серёжа, а ведь Пьявко гораздо старше его, и во Внеземелье работает куда дольше. У него и «Знак Звездопроходца» имеется, за какую-то аварию на лунной базе «Ловелл»… Вот и Алексей смотрит на астрофизика неодобрительно, а уж он-то разбирается в людях…