Этрусское зеркало

–  Мы слишком давим на нее… Алиса - ранимая, чувствительная девочка.

–  Мама!
– взорвался Данилин.
– У Алисы есть все, о чем может мечтать юная девица: отдельная комната, учеба в институте, материальное обеспечение, наше с тобой внимание. Она злоупотребляет благами, которые дает ей жизнь.

Александра Фадеевна ойкнула и схватилась за печень. Алексей Степанович побежал за лекарством. Вот так всегда! Стоит завести серьезный разговор, как матери становится плохо.

–  Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива, - всхлипнула Александра Фадеевна.
– Вдруг она любит этого Глеба? Я боюсь, Лешенька… Она такая безрассудная, порывистая… начиталась книжек про любовь и возомнила бог знает что! Она может решиться на ужасный, отчаянный поступок… совершить непоправимое. Молодые не умеют ценить жизнь, они склонны к импульсивным, безумным поступкам…

–  Не думаешь же ты, что они с Глебом убьют себя?!
– возмутился Данилин.
– Они все-таки не психопаты, не наркоманы, а нормальные люди. С какой стати им умирать? Во имя чего? Не придумывай, умоляю тебя!

–  Они сделают это нам назло, - прошептала Александра Фадеевна, запивая лекарство.
– Чтобы отомстить нам, причинить боль. Ужасную, невыносимую боль… Они сделают нас виноватыми в своей смерти. И мы остаток жизни проведем в своем собственном аду. Надо позволить им пожениться, Леша. Это их право, в конце концов.

–  Право? Хорошо, что у них есть права! А у нас - одни только обязанности. Так? Сначала пусть получат образование, начнут зарабатывать деньги, а потом женятся, сколько им будет угодно - пять раз, десять!

Данилин вскочил, вышел из кухни, хлопнув дверью. Слова матери встревожили его сильнее, чем он мог предполагать. Алисе с ее романтическими бреднями вполне по духу идея повторить «подвиг» несчастных возлюбленных из Вероны [2]. А уговорить Глеба для нее - пара пустяков. Он так ее обожает, что готов на все, на любую вздорную выходку, которую она придумает.

Желание добраться до милой сестрички и всыпать ей как следует с новой силой овладело Данилиным. Жаль, что сейчас нет монастырей, куда можно было бы отправлять зарвавшихся девиц, чтобы они в тишине кельи и молитвах обретали смирение.

–  Идемте обедать, Алексей, - предложила Гудкова, отвлекая его от невеселых мыслей.
– В столовой сегодня уха и карп под майонезом. Я ужасно проголодалась.

Они спустились в столовую, поели. Лидия Петровна с удовольствием, а Данилин без аппетита. Карп и правда был недурен, но, чтобы получать наслаждение от еды, нервы должны быть расслаблены. Алексей Степанович же находился в тревоге и напряжении. Он хотел позвонить Славке, но передумал. Зачем беспрерывно дергать человека? Он и так делает свою работу.

–  Ваш кофе остыл, - сказала Гудкова.
– Да не терзайтесь вы так. Сколько вашей сестре лет?

–  Двадцать…

–  Вот видите, она уже взрослая. А к большим девочкам няньку не приставишь.

–  Очень жаль, - пробормотал Данилин, допивая тепловатый кофе.
– Я бы приставил. Взросление не зависит от размеров тела, к сожалению. Большой дурак - все равно дурак.

–  Знаете что?
– улыбнулась Лидия Петровна.
– Сходите-ка вы к ясновидящей. Любая информация лучше, чем ее отсутствие.

–  За кого вы меня принимаете? Не хватало еще начать бегать по предсказательницам и колдунам!

–  А вы не возмущайтесь, Алексей, - не сдавалась Гудкова.
– Ходят же люди, обращаются. Им помогает.

–  Ну уж нет! Лучше в милицию. Отнесу фотографию, напишу заявление… пусть ищут!

Данилин не признался, что уже попросил своего друга, частного сыщика, заняться поисками сестры. Постыдился.

–  Милиция искать не станет, - сказала Лидия Петровна.
– У них других дел по горло. Сколько прошло дней, как Алиса ушла?

–  Какая разница?.. Ладно, есть у вас знакомая колдунья?
– уступил он ее натиску.
– Пожалуй, стоит попробовать. Боже! До чего я дошел!

После работы Гудкова повела Алексея Степановича в ближайшее почтовое отделение. Ясновидящая работала телеграфистом. Она оказалась ничем не примечательной женщиной лет пятидесяти, с обыкновенным лицом и обыкновенными, спокойными глазами. Звали ее Полиной Владимировной.

–  Полечка, - запросто обратилась к ней через окошко стеклянной перегородки Гудкова.
– Я тут к тебе своего коллегу привела. У него сестра пропала.

Данилин смутился. Ему стало неловко за себя - явился на почту с глупейшим намерением узнать о судьбе Алисы у совершенно посторонней женщины, какой-то телеграфистки. Бред!

–  Простите, я…

–  Подождите секундочку, - сказала ясновидящая.
– Я попрошу напарницу меня заменить и выйду.

–  Идемте!
– толкнула его в бок Лидия Петровна.
– Постоим у окна. Да не тряситесь вы так! Полина не кусается.

Через пару минут к ним подошла телеграфистка.

–  Как зовут вашу сестру?
– без всякой предварительной подготовки спросила она.

–  Алиса…

–  Фотография есть?

Данилин полез в карман, достал портмоне, где в прозрачном карманчике носил карточку сестры в выпускном платье. Он сам сделал снимок на церемонии вручения аттестатов и очень им гордился. Алиса на фото выглядела настоящей красавицей.

Пророчица долго рассматривала фотографию, на ее лице ничего не отражалось. Наконец она вернула снимок Алексею Степановичу, сказала:

–  Вам не везет с женщинами. Они все от вас уходят. Оставьте Алису в покое, вам ее не догнать.

–  Позвольте, но… что означают ваши слова?
– возмутился Данилин.
– Я ничего не понял!

–  Скоро поймете, - сухо усмехнулась телеграфистка.

–  Алисе что-нибудь угрожает?

–  Нет…

Этого Алексею Степановичу было недостаточно. Он требовал объяснений.

–  Моя… наша мать опасается, что Алиса и Глеб, ее парень… что они задумали покончить с собой!
– выпалил он, покрываясь красными пятнами.
– Это возможно?

–  Нет… - с той же интонацией повторила Полина Владимировна.

–  А-алиса вернется?
– не отставал Данилин.

Ясновидящая перевела взгляд на Гудкову.

–  Уймите своего коллегу, Лида, - сказала она.
– Мне больше нечего добавить.

От денег она решительно отказалась, повернулась и ушла не прощаясь.

–  Плохой признак, - заметила Лидия Петровна.

–  Вы меня с ума сведете!
– завопил Данилин, нервно запихивая портмоне в карман.
– Ну, что? Что конкретно сказала эта ваша предсказательница?

Госпожа Гудкова пожала плечами. Она тоже осталась в недоумении.