Этюды, картины с целины

— Ох, много вас! — воскликнул он шепеляво. — По трое токмо уместитесь!

— Да нам хоть как-нибудь, — сказал я. — Никита, ты по оплате договорился уже?

— Какой оплате? Дело государево! — сказал Овчина.

Ясно, заставил силой.

— На том берегу заплачу, когда всех переправишь, — пообещал я лодочнику, и тот начал подтаскивать лодку вдвое усерднее.

— Оглоблю вон берите, лёд ломать надо! — сказал он.

Я оглядел своих подчинённых, взглянул на князя, на лодку, выглядевшую довольно хлипкой и ненадёжной.

— Ты, ты и ты! — я ткнул пальцем в троицу опричников. — Грузитесь первыми, хватайте оглобли, ломайте лёд. Потом вы трое. Затем вы. Остальных к берегу там зовите, пусть лошадей ведут, времени терять не будем. Мы с князем последними грузимся, он за двоих сойдёт.

— Никитка… Может, не будешь с князем наедине оставаться? А вдруг учудить чего задумает? — тихо спросил меня Леонтий.

— Чего он мне сделает, дядька? Совсем-то уж не придумывай, — сказал я.

Князь Ростовский казался потерянным и измученным. Я сильно сомневался, что он решится на сопротивление, тем более в лодке посреди реки.

Первая партия опричников отправилась на тот берег. Медленно, проламывая лёд перед лодкой, разгребая мелкую ледяную и снежную кашицу. На то они и первые. Следующим будет уже легче.

Мы стояли и глядели им вслед, ёжась от сырого весеннего ветра. Солнце хоть и пригревало немного, заставляя всех расстёгивать верхние пуговицы, ветер всё равно забирался под одежду и выдувал всё тепло.

Очень скоро лодка добралась до середины, течение понесло её вниз, к Волге. Скорость тут была не такая большая, лодочник справлялся без особых усилий. Дождались возвращения лодки, новая троица опричников забралась внутрь, уселась на тесные банки. На берегу мы остались впятером, считая князя.

Я прошёлся в ожидании вдоль берега, выглянул на дорогу. Мы тут были одни, и это немного успокаивало, я бы начал нервничать, будь здесь кто-то ещё. Проверил на всякий случай свои пистоли, поправил саблю на поясе. Ждать возвращения лодки мне придётся наедине с князем, а его люди могут быть где-то поблизости. Пожалуй, стоило отправить его первым рейсом.

Решил немного поменять порядок, и когда лодка вернулась снова, ткнул Ростовского в бок.

— Полезай в лодку, княже, — сказал я.

— Я? — удивился он. — А как же…

— Ты тут один князь, — сказал я.

Пахому, Леонтию и Шевляге придётся немного подождать.

Семён Васильевич грузно перевалился через борт рыбачьей плоскодонки, которая опасно закачалась на воде, так, что лодочник даже схватился за борта. Да, двух таких, как Ростовский, эта лодка бы не выдержала. Я опасливо забрался вслед за князем, сел напротив него с пистолем в руке.

Лодочник оттолкнулся веслом от берега, лодку тут же закачало. Князь позеленел, то ли от страха, то ли от качки, держась обеими руками за борта. Из-под вёсел летели холодные брызги, над водой ветер казался ещё сильнее, мелкая морось повисла в воздухе. Лодка пробиралась мимо льдин, больших и малых.

Я пристально наблюдал за Ростовским, изредка поглядывая на оставленный берег нагорной стороны. Там как раз к троим оставшимся подъехал десяток всадников, беря их в полукольцо. Я напрягся, ожидая худшего, но ничего не произошло, по всей видимости, они перекинулись парой слов, и всадники умчались куда-то вверх по течению.

— Твои? — спросил я у князя.

— Кто? — не понял Ростовский.

— Вон там, — показал я рукой.

Князь обернулся, лодка снова закачалась на волнах, как дурная. Лодочник даже забормотал что-то похожее на молитву. На лице Ростовского вдруг зажглась надежда, он быстро посмотрел на меня, на приближающийся берег, на всадников. Они никак не могли добраться до заречной стороны раньше нас, но князь отчего-то всё равно повеселел.

— Это за мной! — воскликнул он. — Ну, Господи, помилуй!

И он вскочил на банку, заставляя плоскодонку клюнуть в воде и начать набирать воду, а сам сиганул за борт. Мы начали тонуть.

Глава 15

Купальный сезон в этом году я открыл раньше обычного. Что странно. Местные обычно воды боялись, плавать толком не умели, опасаясь русалок, водяных и прочей нечисти, но князь, видимо, боялся царя куда больше, чем водяного. Совсем, видимо, отчаялся.

Плавал он скверно. Ростовский пытался плыть по-собачьи, загребая руками перед собой и глядя на оставленный берег, и доплыть до цели прежде, чем он получит переохлаждение в ледяной воде, у него вряд ли получится. Да и я не позволю.

Я доплыл до него в три широких гребка, схватил за бороду, притопил, двинул в ухо. Драться в ледяной воде — занятие не из приятных.

Лодочник отчаянно хватался за перевернувшуюся лодку, пока я глушил Ростовского. Тот лишь попытался навалиться на меня сверху, чтобы утопить, но я оказался быстрее, вывернулся, снова дал ему в морду, чтобы он потерял ориентацию в пространстве, ухватил за шиворот, потащил за собой.

До берега плыть было слишком далеко, хоть до того, хоть до другого, и я решил попытаться выбраться на лёд. Поближе к своим опричникам, разумеется, которые, увидев происходящее, осторожно выбегали на лёд с верёвками в руках.

Ледяная вода пробиралась под исподнее, тяжёлый пояс с саблей тянул меня на дно, один сапог слетел с ноги, устремившись на дно реки, шапка отправилась туда же. Плыть в зимней одежде тяжело. Но я не просто плыл, а ещё и тянул за собой оглушённого князя.

Мы подобрались к ближайшей льдине, я попытался, подобно тюленю, выползти на неё, но лёд обламывался и крошился под моим весом. Внутри меня стало нарастать отчаяние, вместе с усталостью. Холод быстро вытягивал силы, но я знал, что сдаваться и останавливаться нельзя. И упускать Ростовского тоже нельзя.

Я сумел только ухватиться за льдину, наполовину оставаясь в воде, словно Джек из «Титаника». Князя Ростовского приходилось держать над водой, чтобы не захлебнулся, хотя я бы с большим удовольствием утопил его прямо здесь и сейчас.

— Никита Степаныч! Держись! — кричали мне опричники, подбегающие по льду с верёвками в руках.

Я впервые добрым словом помянул ориентализацию войск, вооружение на татарский манер. Многие возили с собой арканы.

Первым, как ни странно, подбежал Космач, не самый быстрый бегун из нас всех, осторожными скользящими движениями, бросил мне верёвку. Конец верёвки со скользящей петлёй упал в полутора метрах от меня, не достать. Васька начал быстро наматывать верёвку на локоть, чтобы бросить снова.

Я почувствовал, как ноги у меня свело судорогой, стиснул зубы от острой боли. Большинство провалившихся под лёд именно так и тонули.

— Д-давай, В-васька, — просипел я.

Остальные, хоть и тоже выбрались на лёд, держались чуть поодаль. Лёд под ними и без того трещал и проседал, а оказаться в воде всей бандой не хотелось никому. Васька Космач снова кинул верёвку, на этот раз удачно, петля проехалась по мокрой льдине и ухнула в воду рядом с нами. Я тут же подхватил её, накинул петлю на голову князю, просунул одну его руку, чтобы затянулась петля не на глотке, а под мышкой.