Эволюционер из трущоб. Том 10
Шрифт:
Погрузившись в Чертоги Разума, я подошел к пирамиде и увидел в физическом ряду новую доминанту. Она выглядела как колючка, но не простая, а золотая! Да, да. Сразу четвёртого ранга. Сфокусировавшись на ней, услышал голос Ут:
«Иглопад, массовый выброс игл, заполненных маной. Позволяет пробивать щиты или парализовать мышцы цели».
Эммм… Скажем так, это не то, чего я желал. Ну да ладно. Посмотрим, как оно работает. И знаете, что? А ничего. Оно не работает. У меня банально нет игл, которыми я мог бы выстрелить. Вот же засада. Получается, мне сперва потребовался бы «игольчатый доспех» и только после этого я смог бы использовать
— Ут, переработай доминанту «Иглопад» в пользу «Души ифри…», — на полуслове я задумался.
Да, это даст дополнительную защиту и мощь огненных заклинаний. Однако, это может и подождать. Я провалился на нижний уровень Чертогов Разума и взглянул на карту. Ежа нигде не было видно. Ага. Тогда решено.
— Ут, переработай доминанту «Иглопад» в пользу «Охоты на душу».
«Запрос принят», — ответила моя сладкоголосая помощница и спустя пару мгновений я увидел, как на карте появилась красная точка. И подписана она была как «Шипастый Ублюдок».
— Попался, который колялся, — улыбаясь, прошептал я.
Правда было одно «но». Шипастый находился от меня в тысяче километров. В пригороде Ярославля. Далековато… И как его поймать? Хотя, чего его ловить-то? Залижет раны и вернётся. Всегда возвращался. Но в следующий раз я буду наготове.
Поднявшись на уровень выше, удостоверился в том, что доминанта «Охоты на душу» перешла на четвёртый ранг, а после вернулся в реальность и принялся поглощать доминанты.
Знаете, боль была чудовищной. Такого я не то что не испытывал, а даже представить таких страданий не мог. Однако, это было весьма скоротечно. Теперь я орал, срывая глотку. На дрожащих ногах выходил в коридор, когда боль прекращалась, и передавал доминанты архаровцам. После чего шел за новой партией доминант.
В конечном итоге, до конца дня я передал около двух сотен доминант и полностью переработал все принесённые мне образцы. Лёжа на кровати, я смотрел в потолок, окрашенный алыми лучами заката, и думал о том, что нужно легализоваться. Заявить о себе миру. Только так я смогу привлечь новых рабочих, получить больше земель, развивать производство, да и как ни крути, для того чтобы остановить мировые войны, нужно иметь контакт с этим самым миром.
Вдобавок ко всему, я при всём желании не смогу спасти отца, если так и останусь отсиживаться на задворках мира. Забавно. Но тропа и правда рождается под ногами идущего. Зашипела рация и из неё послышался голос Гаврилова.
«Ш-ш-ш. Михаил. Мои люди нашли Черчесова».
— Отличные новости, Станислав Карлович, поднимайтесь на десятый этаж. Расскажете детали.
Спустя полчаса мы стояли с Гавриловым на балконе. Он курил, глядя в темнеющую даль, а я обдумывал услышанное. Оказалось, что Черчесов весьма плох. Его покусали разломные пауки и сейчас граф всеми силами пытается восстановиться. Уже начал ходить и даже заглядываться на красоток. Однако здоровым его при всём желании не назовёшь.
Черчесов осел в Алапаевске. Потратил прорву средств на лучших лекарей, до которых сумел дотянуться, и сейчас продолжает лечение. Имение графа охраняет гвардия из тысячи человек, а ещё парочка Безликих. Гаврилов с ходу предупредил, что один из Безликих практически бессмертен. Если рядом с ним имеется хотя бы крошечный запас некротики, то этот выродок будет возрождаться раз за разом.
Нас разделяло расстояние в двести девяносто километров.
Не так уж и далеко. Да и не думаю, что у меня возникнут проблемы с гвардией Черчесова или Безликими. Бессмертие это тяжкое бремя, которое способно обернуться проклятием при должной подготовке.Конечно, умирать никто не хочет — и я тоже, но кто нас спрашивает? Смерть всегда ошивается поблизости. Мы её не замечаем. Делаем вид, что жизнь никогда не закончится. Она забирает далёких знакомых и постепенно подбирается всё ближе и ближе к нам самим. А потом… Потом нам выпадет шанс родиться вновь. Если повезёт.
— Знаешь, Станислав Карлович. А ты со мной в Алапаевск не поедешь, — задумчиво проговорил я.
— Это ещё с какого перепуга? — нахмурился капитан и повернулся ко мне.
— Ты моя правая рука…
— И левая нога, — хмыкнул он, перебив меня. — Давай ближе к сути дела.
— Не хочу, чтобы ты помер. Моей сестрёнке нужен отец, а матери — муж.
— А ещё твоей матери нужен сын. Понимаешь? Так что давай без геройствований. Я отправлюсь вместе с тобой, — безапелляционно заявил Гаврилов.
— Как скажешь, — улыбнулся я, посмотрев в чернеющее небо.
— Ты уверен, что хочешь ограбить Черчесова? — с тревогой в голосе спросил капитан.
— Ограбить? Кто сказал, что мы будем его грабить? Он сам всё отдаст. Причём с превеликой радостью.
Капитан вздохнул и покачал головой, без слов называя меня фантазёром. Мы замолчали. Тишина позволила мыслям течь непринуждённо, а тяжелое небо не способствовало появлению радостных дум. Прошел час. Гаврилов опомнился и, попрощавшись, ушел к себе домой. Мама явно соскучилась, да и запереживала. Мало ли, чего могло случиться с её суженым?
Мне же спать совершенно не хотелось. Бубня под нос невнятную мелодию, я направился в кузницу. В окнах горел свет, из здания лился мат.
— Да куда ты её тычешь, дурень?! Ага! Вот сюда, да. Держи так. Щас закреплю, — прикрикнул Петрович на Семёныча.
— Ты это. Давай, субординацию соблюдай, што ль, — возмутился Семёныч. — Я тут, вроде как, главный.
— Вот именно, что «вроде как», — буркнул Петрович, а в следующую секунду зажужжала дрель.
Войдя в кузницу, я увидел сидящего на верстаке Евсея. Он улыбался во весь рот. Петрович и Семёныч заканчивали работу над Оторвой.
— О! Етить-колотить! Михал Константиныч! — воскликнул Семёныч, бросив деталь, от чего та стала бешено вращаться на сверле работающей дрели. — А мы, значица, револьверчик-то смастерили. Евсей, кинь пукалку-то.
Евсей не спеша взял со столешницы пистолет и швырнул его Семёнычу. Пистолет ударился в старческую грудь, от чего Семёныч крякнул и зло зыркнул на новенького инженера.
— Никакого уважения, — покачал он головой и передал мне револьвер. — Пятизарядник, значица. Уот сюды пихаешь жемчужинки, а после тычешь на курок…
— Не курок, а спусковую скобу, она же крючок, — поправил Семёныча Евсей.
— Знаешь, чаво? — раздраженно рявкнул Семёныч.
— Чаво? — передразнил его Евсей.
— В жопу язык засунь и помолчи, пока старший инжАнер говорить! — важно пояснил Семёныч.
— Ха-ха! Петрович, ты слыхал? Старший инжАнер, мать его, — рассмеялся Евсей. — Так-то ты, может, и старший, но пока слово «инженер» не научишься выговаривать, уважения не дождёшься.
— Ну хватит уже Семёныча травить, — вступился я за старика. — Он у вас в кузне, и правда, главный.