Эволюционер из трущоб. Том 8

Я с лёгкостью перемахнул через забор, поправил одежду и направился к дому. Остановился у самой двери. Нервно так, аж ладошки вспотели. Сделал глубокий вдох. Выдохнул, занёс руку, чтобы постучать в дверь, но мощная хватка сжала моё предплечье.

— А ты чего такой красивый по чужим дворам шастаешь? — послышался угрожающий голос Гава.

— Так я это. Доставка цветов, и всё такое, — соврал я, пытаясь скрыть улыбку.

— Каких ещё цветов? — прорычал Гав. — Кто прислал?

— Дядь, я-то человек махонький. Мне денюжку дали, сказали отнести. Вот я и пришел. Парнишка лет пяти-шести букет заказал. Кажишь, Мишкой звали, — не поворачиваясь, ответил я, имитируя деревенский говор.

— Мишка?! Где ты его видел?! — выкрикнул Гав и рывком развернул меня к себе.

— А. Так это. Утром в зеркале и видал, — сказал я, давясь от смеха.

— Думаешь, тут есть что-то смешное? Живо отвечай, где ты его видел. — Гав схватил меня за ворот куртки, которая тут же затрещала по шву, и приподнял от земли одной рукой. Ну и силища у него. Жуть!

— Где-где? В зеркале, — усмехнулся я.

— Щенок. Играться со мной вздумал? — зло выплюнул Гаврилов и размахнулся, чтобы ударить меня в живот.

Тут мне стало совсем уже не смешно, так как воссоединение затягивалось. Да и не планировал я побои получать. Первым делом я ударил коленом в подбородок капитана. Его голова лишь немного запрокинулась назад, но свой удар он не донёс, так как я уцепился двумя руками за его кисть и сдавил так, что Гаврилов заскрежетал зубами от боли.

— Сучёнышь, сейчас я тебя… — прорычал он, приподняв меня ещё выше.

Очевидно, что капитан собрался впечатать меня спиной в землю, а после запинать ногами. Но этого не случилось.

— Станислав Каллович. Ты из ума выжил? Или специально пасынка своего прибить вздумал, чтобы с мамкой моей наедине остаться?

— Чё ты вякнул? — спросил Гаврилов и подтянул меня к себе, так что наши лица оказались на расстоянии сантиметров в пятнадцать.

— Фу. Зубы мог бы и почистить после чеснока, — наигранно скривился я.

— Мишка? — вдруг неожиданно робко спросил он, заметив похожие черты моего лица и того молокососа, которым я был совсем недавно.

— Ну, наконец-то. Долго думаешь, Гориллавич, — усмехнулся я и тут же получил подзатыльник. — Ай! Да за что? Ты ведь и правда тугодум! Ай! Да всё, прекращай уже!

— Это тебе за шутки дурацкие и за оскорбления. А ещё. — Он замахнулся, чтобы влепить мне новую затрещину, но вместо этого прижал к себе и обнял. — Я рад, что с тобой всё впорядке. Мамка твоя места себе не находит. Плачет по ночам. Молится, чтобы ты был жив. А ты вот, собака такая, не только жив, а ещё и вымахал почти с меня ростом, — улыбаясь, сказал Гав, отстранившись.

Его глаза бегали по мне, оценивая физическую форму.

— Смотрю, ты без дела не сидел, — уважительно кивнул он и потёр руку, которую я выкручивал. На ней красовались синяки от моих пальцев. — Как будто кузнечным прессом руку сжал. Думал, кости сломаешь.

— Да ерунда. Всего-то немного стал сильнее, и не более того, — отмахнулся я. — Я вот что хотел спросить. Это так вы блудного сына встречаете? Тумаками? А как же хлеб-соль и слёзы радости от встречи?

— Точно! Идём в дом, Лиза будет счастлива тебя видеть! Хотя, стой. Сначала объясни, как ты за пару месяцев смог так вымахать?

— Временная аномалия. Чистили разлом и случайно вляпались, — сказал я и вздохнул.

— Какой ещё разлом? Мишка, твою мать. Ты опять по разломам шаришься? — строго спросил Гаврилов.

— Ну, не сказать, что прям шарюсь. Но за месяц закрыл четыре единички, — гордо заявил я.

— Оху… Ты совсем оху… В смысле, умом тронулся? Ты же мог там погибнуть! — воскликнул капитан.

— А ты знаешь другой способ стать сильнее в кратчайшие сроки? — спросил я, серьёзно посмотрев на него.

— Быстрота зачастую людей в могилу сводит. Лучше медленно, но стабильно.

— Ой, всё. Не читай мне нотации, — отмахнулся я. — Кстати, ты мне новый букет должен. Этот-то совсем испортился. — Сказал я, кивнув в сторону роз, лежащих в снегу.

— Ха-ха! Наглый сопляк, — рассмеялся капитан. — Ничего с твоим веником не случилось. Поднимай и топай в дом.

Так я и поступил. Поднял из сугроба букет, отряхнул его от снега и бросил через плечо:

— Что-то вы, товарищ капитан, по хозяйству плохо работаете. Снег не чищен…

— Я тебе рожу щас начищу. Умник, — усмехнулся он и втолкнул меня в дом.

Как только я вошел внутрь, то почувствовал, что ком подступил к горлу. А ещё мама тут же бросилась меня обнимать и целовать. Удивительно это. Материнское сердце тут же угадало во мне того пятилетнего мальчишку. Елизавета Максимовна разрыдалась.

— Миша! Мишенька! Живой! А я знала. Я верила! Мишулечка мой хороший!

В этот момент я понял, что очень скучал по ней. По Гаврилову. По нежности и заботе. Скучал по возможности быть ребёнком. Глупым, бестолковым. Ребёнком, которому простительно всё, и его будут любить — несмотря ни на что.

— Мама, я так рад, что вы целы, — произнёс я дрожащим голосом и крепко обнял её, закрыв глаза, чтобы сдержать наворачивающиеся слёзы.

Правда, слёзы наворачивались недолго. Когда я закрыл глаза, сработала эхолокация. В сознании отрисовалась карта дома. Совсем крохотный, совсем недавно отремонтированный, но это было не важно. Важно было то, что в моей маме кое-что, неуловимое для глаза, изменилось. Я бы даже сказал, зародилось.

Глава 10

В доме вкусно пахло свежими пирожками. Мама что-то щебетала, обнимала меня, тискала, но я не слушал её. Вместо этого я сосредоточенно пытался рассмотреть то, что мне показала эхолокация. В районе маминого живота теплилась новая жизнь. Я потянулся к мане и позволил тонкому ручейку вмешаться в энергетические каналы мамы.

Без сомнений, это ребёнок. Кажется, девочка. Да, точно, девочка. Такая мягкая энергетика может принадлежать только ей. Моей сестрёнке.

— Папка, я так за вас рад! — выкрикнул я, чувствуя, что слеза скользнула по моей щеке. Развернувшись, я схватил Гаврилова за грудки и рывком подтянул в наши с мамой объятия.

— Чего рад? Из-за того, что мы выжили? — спросил он, смущённо втиснувшись в объятия. — Да что с нами станется-то? И с каких это пор ты меня «папкой» называть стал?

— Ты ему ничего не рассказывала? — я удивлённо посмотрел на маму, а она точно так же уставилась на меня.

Елизавета Максимовна умная женщина и сразу смекнула, что я уже всё знаю о беременности.