Евреи в жизни одной женщины (сборник)

Чардаш её не вдохновлял, сын зря волновался за репутацию семьи. Она сидела смирно, прилипнув к стулу, как выплюнутая жвачка, которую ненароком уронили на скатерть. Редкий кавалер почти через силу тянул её в центр зала. Маша вяло топталась в толпе, мучилась и скучала, улучив минуту, выскальзывала с внуком в вестибюль. Они покупали мороженое, размазывали его по тарелке, дули на бледную кашицу, как бы грели, чтоб ребёнок не дай бог не простудил горло, и с аппетитом ели, наслаждаясь его нежным молочным вкусом и сладостью.

Глава рода

Бабушка Анастасия была главой рода, непререкаемым семейным авторитетом. Её любили и побаивались все домашние. Муж бабушки не был «подкаблучником», но гнева и немилости своей властной половинки остерегался. Грешки за ним числились, и Анастасия заводилась с полуоборота, как только замечала блеск в его глазах, значит, дед принял рюмочку и не одну. Он останавливал её грозные, взахлёб, проклятия, нескончаемым потоком сыпавшиеся на его голову: «Анастасия, не каркай». И она замолкала, зная, что сбудется, но пауза была не долгой. Её лавиной несло дальше: «Я с тобой на одном поле срать не сяду, пьяница проклятый, чтоб ты сдох». И тогда не выдержав, вступал он, грозно подносил под самый нос супруги длинный крючкообразный палец-перст, медленно раскачивал им, как маятником, и с выражением, разделяя каждое слово на части, почти по слогам, говорил: «Я первым не сдохну». «Сдохнешь! – предрекала она – Тебя и похоронить не на что». «И не надо – гордо парировал дед, ещё при жизни отрекаясь от последнего долга семьи. Кощунствовал. – Я завещаю себя медицине». Свою научную ценность он подтверждал наглядно, демонстрируя перед слушателями, похожие на живые мощи, руки.

Внучка-подросток, забившись в уголок, представляла деда в анатомическом музее, плавающим в ванной с раствором, его по отдельности уже безликие конечности, препарируемые студентами на холодных больших столах. «Неужели бабушка слово своё сдержит, и подарит тело деда медфаку, сдаст на растерзание и в пользу науке?» – с ужасом думала она.

Дед слыл человеком щедрым. На своём веку он поднял на ноги, выучил, сына и приёмную дочь, как родную, воспитывал бабушкину внучку, Машу. Он умер, как Анастасия и предрекала, всё-таки накаркала, первым, она пережила его на двадцать три года, и почивать с миром её отправили не куда-нибудь, а именно к нему. Та же медицина дала официальную справку-разрешение на подзахоронение в могилу. Но и на кладбище, бабушка взяла над дедом верх, потому что сверху, а уж как распределят их души там, в поднебесье, мы не знаем, и предполагать не берёмся.

Сплетения

– Маша, это Игорь говорит?

– Какой Игорь?

– Наш.

– Ба…, он давно в Германии, нет его здесь. Отдыхай.

– А кто там пришёл?

– Твой старший правнук.

– Хорошо – ответила она и тихо прикрыла уставшие слезящиеся глаза.

Бабушка впервые за год заговорила о человеке из относительно недавнего прошлого, как будто открыла книгу не на той странице. Игорь, её семидесятилетний пасынок, давно покинул родину, но домой изредка звонил, справлялся о здоровье и слал приветы. Он был уже отрезанный ломоть, отец его умер, но вот мачеха… о ней он не забывал никогда.

Анастасия встретила деда в Луганске в самом конце войны. Мужчины ценились в то время на вес золота, и она, как признавалась потом, не откладывая дела в долгий ящик, приняла предложение фронтовика. Образования у женщины, которой перевалило за тридцать, не было, профессии тоже, без мужа обходиться в то время было не принято: дурной тон. А надо ли? Хватит, натерпелась, к тому же ещё молода и красива. Словом, во вдовах бабушка не засиделась.

Дед привёл в дом сына, и их стало четверо: двое детей и взрослые. Игорь новую семью принял в штыки. Он не признавал ни мачеху, ни невесть откуда свалившегося на его голову отца. Мать он помнил слабо, она рано умерла. Отцу, человеку военному и подневольному, было не до него: война. Мальчика определили в интернат, где он и рос, не зная родных, и вскоре свыкся с жизнью в казённом доме. Тут вдруг, как в сказке, объявились отец да ещё мать и сестра впридачу. Такой замес Игоря не устраивал. В знак протеста ребёнок постоянно убегал из дома и бродяжничал. Его долго искали, неизменно находили, к счастью, дальше Москвы и Киева он не заезжал, отмывали, уничтожали вшей, откармливали и усаживали за парту. Понадобилось несколько лет упорной борьбы с упрямцем, чтобы он, наконец, прижился и стал домашним.

Семья переехала в Умань, обживать родовое гнездо деда. Заброшенный домишко отремонтировали, посадили огород, обзавелись живностью. Бабушка была на седьмом небе от счастья: угроза голодной смерти миновала. Жизнь налаживалась. Кошмар войны отдалялся и всё больше походил на дурной сон. Но идиллия длилась недолго. Деда, члена партии и бывшего двадцатитысячника, то есть человека проверенного, как важного специалиста по хлебному делу, направили на работу в Закарпатье.

К тому времени Игорь подрос, поумнел, из гадкого утёнка превратился в красивого парня, который мечтал как можно скорей расправить крылья. Он поступил, и поехал учиться в Харьков. Оттуда вместе с дипломом Игорь привёз в Ужгород подругу, бывшую сокурсницу. Бабушка прописать её в отчий дом наотрез отказалась, и пожить, даже временно, не пустила. Тут началась междоусобная семейная война. Дед держал сторону сына, бабушка – свою. Квартиру разделили напополам: две линии фронта. Бабушка стояла на смерть, и отступать не собиралась. За ней была несокрушимая правда: вожделенная жилплощадь, которую она выбила, таская по инстанциям живое наглядное пособие, внучку, воочию подтверждающую стеснённые жилищные условия. К семейной войне бабушка подходила творчески. У неё была своя тактика и стратегия, свои союзники, шпионы и разведчики. Действия противника надо было просчитывать, и она посылала подросшую Машу, опять использовала, на разведку.

– Пойди, детка, кинь мячик, чтобы эти выродки открыли дверь, а мы посмотрим, чем они там занимаются – уговаривали ребёнка бабушка и её союзник – приятельница Галина Николаевна. Маша, закинутая в тыл врага, бегала с мячиком на территории деда. Анастасия, через открытую на распашку дверь, следила за каждым жестом мужа и делала выводы: в настроении – значит, плохи дела, без – её взяла. Затем они с Галиной Николаевной пили ритуальный чай и обсуждали план дальнейших боевых действий.

Однажды бабушка и внучка даже ходили портить жизнь врагам в ресторан. Там мужчины торжественно отмечали день рождение «этой прошмандовки», и бабушка гордо вывела пятилетнюю девочку на середину роскошного в стиле ампир летнего зала, где под развесистыми каштанами ломились накрытые столы. Времена стояли тяжёлые, семья перебивалась на крупах и картошке, спала на походных с железными бляшками кроватях и пользовалась сколоченной грубо и наспех мебелью. Дед и сын, как и предполагалось, смутились, пир был испорчен. Наконец, козни бабушки подействовали, девушка уехала в другой город, а Игорь вернулся в родительский дом опустошённый, но покорный.

Жизнь – штука непредсказуемая. Через год, как молодому перспективному специалисту с институтским красным дипломом и примерному сотруднику, ему предоставили летний отпуск и вручили поощрительную путёвку к морю. Из дома отдыха непутёвый сын, следуя выработанной привычке, вернулся с девушкой. Бабушка приготовилась защищать жилплощадь, но шторм сразу же улёгся, потому как выяснились непредвиденные обстоятельства. Строптивого сына на этот раз врасплох взять не удалось. Дома он торжественно продемонстрировал родителям два паспорта с отметками ЗАГСа. Ту самую, единственную, он отыскал не где-нибудь, а на кухне крымского дома отдыха. Победила даже не физиология. тут бы бабушка поняла и простила, а пошлое пресловутое – путь к сердцу мужчины… Заглянул до обеда, поел в кулуарах и прикипел. «Глаза, наверное, в жопе были» – в сердцах выпалила деду на кухне бабушка, хлопнула дверью и пошла спать. Она была бессильна. Дед хмыкнул, посмотрел на конопатое лицо невестки, тяжело вздохнул и сел с молодожёнами чаёвничать. Но не будем о грустном, у нас другие, более высокие, задачи. Тем более, что в жизни сплошь и рядом к красивым мужчинам моллюсками прилипают бесцветные жены. Загадка взаимоотношения полов.

Вскоре выяснилось: молодая супруга абсолютно не приспособлена к жизни, но самое главное, что сразило бабушку наповал, не умеет куховарить. Даже яичница ей не удавалась, грозно шипела на сковороде, брызгала жиром во все стороны и обязательно подгорала. Бабушка, конечно, невестку прижала, мол, держи ответ, и выяснила, что её отношение к кухне учреждения, в котором так метко стреляли пузатые, сытые купидончики, было косвенным. На службе она, ожидая своего девичьего звёздного часа, тихо и добросовестно мыла посуду.

Надежды на умную, образованную невестку, хорошую хозяйку, в одночасье рухнули. Анастасия опустила руки и смирилась. Она безропотно приняла нового члена семьи, учила «молодую» стряпать, стирать, утюжить, посвящала в свои кулинарные секреты и даже жалела, как жалеют убогого или юродивого.

Невестка на ласку свекрови упорно не отвечала, молчала, дичилась и тосковала. Вскоре молодожёны вернулись в Крым и о себе напоминали всё реже и реже. Связь с Игорем возобновилась, когда Маша подросла, вытянулась, и тут в самый раз пригодилось бы слово окрепла, но произошла осечка. Маша не отличалась бабушкиным здоровьем и силой, её обсели, как мухи лакомый кусок, всякие болячки и хвори. Девочка в свои четырнадцать была худа, угловата, бледна и ко всему – сильно сутулилась. Бабушка принялась её откармливать, но на аппетит Маша никогда не жаловалась, с удовольствием съедала гору огромных, в ладонь, свиных отбивных на косточке с картошкой-пюре, легко расправлялась с курицей, голубцами и котлетами. Безрезультатно. Тело продолжало светиться и приводить в ужас домашних. «Не в коня корм» – констатировала бабушка и в недоумении разводила руками. Она водила Машу в баню, мыла внучку, приговаривая: «С гуся вода, с Машки худорба», но ни прибаутки, ни усиленное, как в птицу перед рождеством, закармливание не помогали. К довершению бед, девочка подхватила свинку. Тяжёлая, с высокой температурой болезнь, свела на нет все и без того тщетные бабушкины усилия, Маша ещё больше отощала. Тогда старики посоветовались и решили отправить её к Игорю в Крым.

Море

Море на девочку подействовало благоприятно. Она преобразилась, отошла, и похорошела. Дед с бабушкой даже не узнали её в толпе пассажиров, гуськом выходивших их самолёта, прибывшего рейсом Симферополь – Ужгород. Дед смешно тянул шею, махал издали, как опознавательными флажками, букетом гладиолусов, а бабушка щурилась, приставляла к глазам козырёк ладони и напряженно всматривалась в толпу. Маша подошла совсем вплотную и была признана за свою и обласкана только после того, как окликнула стариков. «Это ж надо каланча какая» – восхищённо сказал дед и отступил, давая жене возможность вдоволь насладиться красотой внучки.