Еврейские погромы и национализм

18 октября 1905 г. в Киеве, после того как евреи рвали портреты Царя и призывали к восстанию, как рассказывали, погром начали банщики. «Жиды царскую корону сбросили!.. Какое они имеют право? Что же, так им позволим?» [В.В. Шульгин «Годы. Дни. 1920» М.: Новости, 1990, с.342-349].

В газете «Киевлянин» 19 октября напечатали: «ненависть против оскорбителей разразилась в погроме евреев» [С.С. Ольденбург «Царствование Николая II» М.: АСТ, 2003, с.347].

Совсем иначе печатали новости либеральные газеты. «Ярославль, 21,Х. Вот уже два дня как город терроризирован толпой черносотенцев. Патриотические манифестации с портретом Государя переходят в отвратительные сцены избиения учащихся [!] и разгром еврейских магазинов и квартир». «Саратов, 20,Х. 19-го октября ночью разбиты все еврейские магазины и аптеки, сожжена до тла синагога. Много убитых и раненых» [«Русское слово» (Москва), 1905, 22 октября].

Корреспондент скрывает революционный террор и старания монархических организаций предотвратить разгром еврейской собственности. Следует провести сравнение с такими данными: «в Ярославле патриотическая манифестация столкнулась с революционной. Революционные боевики стали стрелять в безоружных, ранив четырёх русских людей. Ударили в набат, на который сбежалось большое количество горожан с камнями и кольями. К вечеру все революционеры и их сторонники попрятались, а улицы патрулировали группы патриотической общественности, занимавшиеся серьёзной воспитательной работой с интеллигенцией и евреями» [О.А. Платонов «Покушение на русское царство» М.: Алгоритм, 2005. С.258-259].

Не менее интересно получается с Саратовым, если искать дополнительные источники, разоблачающие избирательность информирования читателей сытинским «Русским словом». Становится ясна подрывная работа левой печати.

Как пишет дочь П.А. Столыпина, 19 октября в Саратове состоялся революционный митинг на театральной площади, где «призывали к немедленному свержению царя». Саратовский «городской голова Немировский скрылся в доме архиепископа. Толпа направилась громить этот дом, но остановилась перед запертыми воротами высокого каменного забора. Перед воротами стоял одиноко, как полотно бледный часовой. Правые, хотя и малочисленные в это время, быстро успели сорганизоваться и двинулись громить квартиры видных вожаков левых, которые на этот раз поспешили выставить в своих окнах иконы» [М.П. Бок «П.А. Столыпин. Воспоминания о моём отце» М.: Новости, 1992, с.148].

Революционерам едва не удалось разгромить дом владыки, но это у левых газет не выслужило упоминания, главное – сгорела синагога. Не говорится и о том, что убитые и раненые были жертвами типовой для тех дней стрельбы из револьверов в монархистов, которым приходилось на ходу вооружаться камнями и палками для борьбы с заранее подготовленными к бою террористами.

Зарвавшиеся в несуразно несоразмерной с реальностью апологии биографы Столыпина Дмитрий Табачник и Виктор Воронин в 2012 г. в серии «ЖЗЛ» совершенно превратно описали еврейский погром в Саратове, возлагая вину исключительно на ультраправых врагов Столыпина. В подобных биографиях всегда некритически воспроизводятся фантастические оценки исключительности Столыпина на политической арене, а в завершении непременно излагается поистине сумасшедший вздор относительно причастности монархистов к покушению на Столыпина в сентябре 1911 г.

Историк В.Ю. Карнишин в статье «Региональная многопартийность в Поволжье» указывает, что при оценке погрома в Саратове нельзя не учитывать, что насильственные лозунги выдвигали не одни черносотенцы. На митингах социал-демократы призывали «немедленно принять меры к уничтожению царской семьи» [«История национальных политических партий России» М.: РОССПЭН, 1997, с.336].

Преступные организации в Саратове настолько обнаглели, что требовали распустить полицию и передать полагающуюся для полиции сумму в 140 тыс. рублей прямо в руки беснующихся «боевых рабочих дружин» [«Рабочий класс в период первой российской революции 1905-1907 гг.» М.: Наука, 1981, с.170].

Такие грабительские требования выдвигали по всей стране. Совет рабочих депутатов Замоскворецкого района 10 декабря 1905 г. постановил первым делом закрыть чайные Союза Русского Народа, а вторым по очерёдности – распустить Московскую городскую думу и заставить её передать «все свои капиталы» [«Первая российская революция и самодержавие» Л.: ЛГУ, 1975, с.52].

Ограбить всю страну им не позволяло только сопротивление монархистов. После 1917 г. такой захват капиталов произойдёт, после того как информационная война и свержения Государя деморализуют монархические силы.

Людмила Новикова в силу заложенных в неё либерально-американских и еврейско-погромных предубеждений, характерных для всех изданий проеврейского «Нового литературного обозрения», в «Провинциальной контрреволюции» превратно оценивает политическую борьбу времён Манифеста 17 октября. Она ошибается и в фактических данных, написав: «местная эсеровская организация существовала, по-видимому, уже с весны 1906 г.». Заодно не могу не отметить написание второго имени Ф.К. Пуля Клинтон вместо положенного Катберт.

Дабы как следует разобрать значение столкновения 19 октября 1905 г. в Архангельске, следует знать: «многие бывшие эсеры отошли от своей партии в первую очередь из-за недовольства контролем террористической деятельности со стороны лидеров партии, пытавшихся ввести террор в общую систему партийной тактики. Кроме того, эти нонконформисты тяготились ограничениями, налагавшимися на применение экономического террора, особенно запретами на экспроприацию частной собственности. Хотя на практике эсеры «эксами» все равно занимались, некоторые не желали даже на словах соглашаться с официальной позицией партии и подчиняться партийной дисциплине».

«В Архангельске в 1905 году один эсер, возмущённый бессмысленным, с его точки зрения, решением местного комитета партии, покинул организацию и создал независимый террористический отряд, некоторое время ещё продолжая называть себя эсером» [А. Гейфман «Революционный террор в России» М.: Крон-пресс, 1997, с.198].

Следовательно, в 1905 г. не только существовала организация ПСР в Архангельске, которая занималась элементарным бандитизмом, но и от неё отделилась, недовольная лицемерием партийного комитета, террористическая организация, желавшая совершенно свободно и «честно» грабить и убивать кого угодно. Стоит при таком раскладе не заикаться об опасности «правого насилия», а дать характеристику подлинно преступным партийным группировкам, отдав должное правым защитникам населения от насильников.

Как это ни оказывается неожиданным, не панические истерические фантазии из дневника дезориентированного салонными сплетнями Льва Тихомирова, а дневник поэта Михаила Кузмина лучше передаёт историю революции. 1 ноября 1905 г.: «на улицах не так пустынно, и хулиганы погуливают, и мне как-то стыдно, что я ещё не в чёрной сотне». 9 ноября: «покуда есть возможность кровавой уличной революции, до тех пор есть и смысл и рациональность чёрной сотни». 2 декабря, когда минуло дня 4 с момента осуществления намерения записаться в Союз Русского Народа, он пишет о противниках монархистов: «что им Россия, русская культура, история, богатство? Власть, возможность изблёвывать своё лакейское, поганое краснобайство, дикая пляска наглых осатанелых жидов» [М.А. Кузмин «Дневник. 1905-1907» СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2000, с.64, 67, 79].