Эй, прячьтесь !

"Пошел!" - крикнула на него хозяйка да еще ногой поддала.

Пес, заскулив, перекувырнулся и, поджав хвост, улепетнул под куст смородины. А там как раз отдыхал петух, до самого гребня утонув в пыли.

"Вон! Тут мое место!" - пролаял пес и цапнул петуха за хвост. Тот, кукарекнув, бросился в сторону, но три самых красивых его пера так и остались в собачьей пасти.

"Как я в таком виде курам покажусь?" - заохал петух, бочком пробираясь вдоль забора и боясь на открытое место выйти... И тут он видит...

– Кот!
– догадался Черныш.

– Он самый, кот!
– ответил Мудрик.
– Добрый кот. Сидит, настроение чудесное, только что сытно отобедал, аккуратно усы расчесал. Сидит и улыбается, думает, что бы это приятное петуху сказать. А тот как заорет:

"И ты еще надо мной издеваешься!" - Да как долбанет клювом кота, тот едва не ослеп, бедняжка.

Кот ужас до чего рассердился, хорошенько наточил когти об опрокинутую корзину и решил: "Ну погоди!.. Раз он со мной так, пойду сейчас и, кого ни встречу, задеру. Курицу - так курицу, свинью - так свинью, и все такое прочее..." Идет по двору, идет по полю и знай рыскает глазами, кого бы задрать, на ком бы злость сорвать...

У самого леса, в зарослях вереска, шуршит мышь-полевка: сама такая серенькая, а по спине - коричневая полоска. Кот присел, подкрался поближе и увидел еще троих мышат, таких юных и неопытных, что они пищали от восторга при виде каждого цветка и букашки.

Кот еще плотнее прижался к земле и ждет, чтоб мышонок вылез из вереска на мох, а то о колючий вереск еще глаза себе выколешь да усы поломаешь.

– Что правда, то правда!
– со знанием дела сказал Черныш.

– Вскоре на серебристый мох с жужжанием опустился шмель, усталый, сладко пахнущий медом. "Ух ты!" - завизжал мышонок и бросился посмотреть на шмеля вблизи. Кот - прыг-скок, цап-царап!
– и мышонок готов!.. Придушил и оставил на съедение муравьям или воронам. Сам-то он был только зол, а не голоден, и собирался еще задушить зайчонка, куропатку и все такое прочее...

Мышата плакали, а старая мышь сердито отчитала их - чтоб впредь они - такие-сякие да этакие глядели в оба. Потом велела утереть слезы, отвела к гнезду шмелей и сказала:

"Ешьте тут все, что только найдете - детву, мед, а я вас постерегу".

Слетелись шмели-няни и стали умолять мышь, чтобы она пожалела их, чтоб оставила хоть немножко меда, который они с таким трудом добыли, по капельке на самом краю света набрали!

"Нет в мире жалости, - заявила им мышь.
– Если не верите, спросите у кота".

– А почему не у... петуха?
– спросил кот Черныш.

– "А почему не у пса?" - ответил бы петух... Но вернемся к нашим шмелям. Одни, не найдя больше родного гнезда, бросились в озеро и утопились, а другие с жалобным жужжанием полетели искать справедливости.

А один шмель, за слезами и пылью не разбирая дороги, летел-летел и угодил прямо в ухо лошади. Гнедая понеслась вскачь через девять гор да девять долин, пока не зацепилось колесо и не опрокинулась телега.

А это была карета и ехал в ней король в гости. Карета бац, король шмяк, а золотая корона - тр-р-р - в канаву.

– Дальше уже знаю!
– сказал кот.
– Король запряг кучера и счастливо вернулся домой.

– А вот и нет, - ответил Мудрик.
– Это был уже другой король... Покряхтывая да поскрипывая, он встал и сказал:

"Однако удачно мы опрокинулись! Карета цела, руки-ноги целы, но куда мою корону черт уволок?"

"Вот она, - сказал перепуганный кучер, обтирая поло" сермяги пыльную корону.
– Не казните, ваше величество..."

"Велика печаль!" - ответил король, сели они в карету и покатили дальше.

Вечером возвращается кучер домой, смотрит - жена шелковый платок гладит.

"Да брось ты его!
– говорит муж.
– Будто не видишь, что платок с подпалиной. Если вкусно накормишь, куплю тебе новый - с золотой бахромой, в серебряных лилиях".

Жена подняла подушку, поставила дымящуюся миску на стол и говорит:

"Сойдет и этот платок без серебряных лилий, каша-то у меня малость подгорела".

Кучер попробовал - правда... подгорела каша. Жена виновато смотрит и говорит:

"Ты не сердись... куры огурцы поклевали - пока их с огорода выгоняла, каша и подгорела".

"Велика печаль!..
– по-королевски ответил кучер.
– Вынеси-ка эту кашу собаке и радуйся, что изба наша не сгорела".

Жена унесла кашу во двор, а муж в это время вытащил из кармана сермяги новый платок в серебряных лилиях да с золотой бахромой и расстелил вместо старого на столе. Вот обрадуется жена, когда увидит...

Увидел пес хозяйку с кашей, так обрадовался, что бросился к хозяйке и миску из рук выбил. Глиняная миска - шмяк!
– и нет ее, разлетелась, а привезли-то ее из самого Вильнюса, с большой ярмарки.

Пес перетрухнул, хвост поджал, даже присел в ожидании заслуженной кары. Но хозяйка только потрепала его за бархатное ухо и говорит:

"Да ешь ты, не бойся... Велика печаль... Не вор украл, сама разбилась".

Каши было много, и пес позвал петуха, петух кликнул кур. Все угощались, зобы набили, еще и воробьям досталось.

– А кот?
– приоткрыв глаз, спросил Черныш.

– Ты спи, спи, - ответил Мудрик.
– Пес позвал кота, но тот отказался есть вместе с собакой из одной да еще расколотой миски. Кот видел, что хозяйка в добром настроении, подбежал к ней и, поставив хвост трубой, проводил ее в избу.

Этот шельмец знал за собой грешок, потому что не раз уже забирался в чулан и отъедал по кусочку копченой колбасы. Раньше или позже воровство это должно было открыться.

И открылось. Увидев новый платок, хозяйка даже взвизгнула от радости. Обняла мужа, расцеловала и говорит:

"У меня еще круг колбасы припрятан. А ты голоден. Сейчас принесу и угощу!"

Кот почуял, что его дело плохо - забрался за печку, глаза закрыл и мурлычет: "Мур-р" да "мур-р" - и так ласково, так нежно, как только умеет.

Возвращается хозяйка с обгрызанной колбасой и говорит:

"Вот ворюга кот... Видишь, что натворил! Где же он спрятался? Сейчас я ему..."

"Велика печаль...
– снова сказал кучер.
– Отрежь" обгрызанный конец и брось ему. И нам хватит".

Черныш в полудреме сладко облизнулся и, вздохнув, поудобней положил голову.

– Не знаю, как бы ты поступил на его месте, - продолжал Мудрик, - но тот кот до того был взволнован, что... в один прекрасный день вышел прогуляться, нечаянно наступил мышке на хвост и вежливо сказал: "Виноват, сударыня!"