Ёжики в ночи

Я достиг цели, вышел у Портфелии из-за спины и осторожно прикрыл ей глаза своими ладонями.

Такого крика я еще никогда не слышал. Она кричала так, что мне показалось, у меня желудок инеем покрылся. Я продолжал улыбаться глупой окоченевшей улыбкой. Казалось, мы превратились в мумий. Но вот мир снова пришел в движение. Она плачет. Все еще слегка контуженный, одной рукой я прижимаю ее к себе, другой ловлю "тачку".

Потом мы сидим у меня в комнате (по ее просьбе - при самой яркой иллюминации) и хлебаем горячий чай. В ушах еще немного звенит.

– Я поужинала в столовой, пришла в редакцию и сразу забралась в "умывальник". И заработалась немного, увлеклась. Вдруг - звонок. Подумала, это ты, ведь рабочий день кончился, и только ты знал, что я там. Решила, хочешь узнать, на месте ли я уже.

– Я никому не говорил, что ты работаешь.

– Но я-то об этом не знала. Сняла трубку и говорю: "Я здесь, приезжай скорее, пора уже". А оттуда голос незнакомый: "Очень вам не советую, милая девушка". Я ничего понять не могу, спрашиваю: "Чего не советуете?" А он отвечает: "В клиники идти" Тут я уже испугалась немного, говорю: "А вы-то кто?" А он: "Это вам вовсе ни к чему знать". У меня горло от страха перехватило, я же одна, а он, может, из соседнего кабинета звонит, представляешь? Я говорю: "Прекратите глупые шутки" - и хотела уже трубку бросить и бежать, но он вдруг говорит: "Я вас не пугаю, напротив, я хочу отвести от вас страшную беду. И от матери вашей". Ты знаешь, как я маму люблю? "Но в чем дело?" - спрашиваю. А он отвечает: "Возьмите-ка ручку и записывайте". И продиктовал номер твоих соседей. А потом говорит: "Позвоните, позовите Анатолия и скажитесь ему больной. Или что-нибудь еще придумайте. Всего доброго", - и положил трубку.

– Может быть, пошутил кто-то?

– Шуточки... Я сначала тоже так себя успокаивала. Посидела минуты три, страшно так, набрала этот номер, а сама еще не знаю - то ли больной скажусь, то ли наоборот, тебе про голос этот расскажу. Соседка тебя звать пошла, а в трубке вдруг опять: "Милая Офелия. Я уверен, вы намерены немедленно рассказать обо мне Анатолию. Вы так молоды. А неприятности могут быть так велики. Чего стоит одна только "Свобода?.."

– Что он имел в виду?

– Общество "Свобода". В школе у нас такое было. Баловства больше, чем политики. Но двое ребят оттуда сейчас за границей. А я была редактором нашей газеты. Рукописной.

– У тебя номерка не сохранилось?
– я почему-то расслабился.

– Тебе смешно, да? А мне вот что-то не очень. По "Голосу Америки" говорят, что наши политические заключенные в психбольницах сидят. Здорово?

– Ерунда это все, выброси из головы...
– Я привлек ее к себе, потерся щекой о щеку, но Леля была чужая.

– Ой, у тебя температура, - заметила она, - градусов тридцать девять. "Горячий мужчина". Может, тебе лечь? Ляг.

Я не успел ответить, потому что позвонили в дверь и я пошел открывать.

Вот уж кого не ожидал. Светка. И как всегда, вся - воплощение чувственности.

– Привет, Толянчик. Мой - у тебя?

– Потерялся?

– Ресторан уже два часа, как закрылся, а его нет. Ты один?
– это она чисто из приличия; ее глаза не отрываясь следили за тем, как я пытаюсь заслонить своими ногами Лелины туфельки.

– Нет, у меня сидит там...
– кивнул я неопределенно головой.
– Но ты проходи, если не торопишься.

– Вообще-то, я даже не знаю, - протянула Светка, а сама в этот момент уже входила в комнату. Даже вперед меня. Ох, и любопытство.

– Это Светлана, - стал я представлять друг другу дам, - жена Джона. А это - Офелия...

– Его любовница, - в тон мне продолжила Светка, глядя на Портфелию с презрительной усмешкой. От неожиданности и неловкости кровь бросилась мне в лицо.

– Ты что, Свет?

Она с нарочитой небрежностью уселась в кресло, закинула красивые ноги одну на другую, тем самым обнажая их полностью, и продолжая бесцеремонно разглядывать Портфелию, ответила:

– Я-то ничего. А вот ты, лапочка, давно ли в сводники подался?

Леля резко поднялась:

– Я пойду.

– Сиди, - отрубила Светка, и Портфелия, подчиняясь силе, звучавшей в ее голосе, послушно опустилась обратно в кресло. Молчание тянулось минуту. Светка провела рукой по лицу. Казалось, она снимает с него липкую паутину. А потом заговорила совсем другим голосом - тихим, больным:

– Простите меня... У него на языке - одна Офелия. Офелия - такая, Офелия - сякая... Он и сам еще не понял. Но я-то его "от и до" знаю. А вот сегодня домой не явился. И я уж решила... И вот, сорвалась. Конечно, никто тут не виноват... Толик, принеси попить.

Я мигом слетал на кухню и нацедил из банки чайного гриба. Светка выпила его залпом, с выдохом, как водку и сморщилась, - "Ну и кислятина!" Она понемногу приходила в себя и теперь, из гордости уже, чтобы компенсировать свою минутную слабость, снова придала своим интонациям нагловатый оттенок:

– А вы, значит, посиживаете здесь. Вдвоем. И чем, если не секрет, занимаетесь?
– Она глянула на Портфелию, на этот раз уже довольно дружелюбно.
– А вы - ничего девушка, красивая. И невредная, кажется, не то, что я.
– Она обернулась ко мне.
– Я бы на твоем месте, Толик, нашла бы занятие с ней поинтересней, чем таскаться по больницам.
– Она выдержала паузу, но не дождавшись от меня ответа, продолжила: - Я всегда говорила Жене, что этот ваш Деда Слава - или сектант, или масон какой-нибудь. А он: "Не болтай ерунду!", "Что ты понимаешь!" А теперь вот сам носится, понять ничего не может.

И опять раздался звонок входной двери. Просто "День открытых дверей" какой-то у меня сегодня. Я услышал, что открывает мать. Она постучала в дверь комнаты: "Толик, к тебе".

На пороге стоял Джон (легок на помине) и пьяно улыбался.

– Салют, - отдал он честь по-военному.

– Хорош, - заметил я, - заходи. Долго жить будешь, только тебя вспоминали.

– А я не один, - голосом факира объявил Джон и показал большим пальцем через плечо.
– Со мной Валера. Лера!
– крикнул он в колодец между перилами лестницы.
– Лера! Подь-ка сюда.

По ступенькам тяжело поднялся сильно "загашенный" Валера. Я этого типа видел впервые. Худой, с бородкой, с усиками. На дона Кихота похож.

– Вечер добрый, - приподнял шляпу Валера, шатнулся, навалился на стену и с шальной улыбкой начал медленно оседать. Я еле успел подхватить его под мышки, и Джон помог мне дотащить его до комнаты. Толку, правда, от Джона было немного, потому что он и сам нетвердо стоял на ногах. К тому же он никак не хотел выпустить из рук свою синюю спортивную сумку, которая очень стесняла его.

Когда загадочный Валера был со всеми предосторожностями водворен на диван, Джон огляделся и присвистнул:

– Компания...

– Хелло, милый муженек, - Светка, не вставая с кресла, сделала некое подобие книксена.

– Здравствуй, женушка, - отозвался Джон таким голосом, что что на душе у меня заскребли кошки. Я-то к их сценам привык. Они никогда меня не стесняются. К сожалению. Но вот Леле каково будет.

Светка ощетинилась:

– Решила, понимаешь, познакомиться, - она кивнула в сторону Портфелии.
– Перенимаю передовой опыт - учусь тебе нравиться.