Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2

книги, которых нет в каталоге, и я думала, что это какие-нибудь еще более

интересные книги, и что же оказалось? Это были: "Грамматика для детей

старшего возраста", какой-то "Дневник девочки", "Бедные дворяне" Потехина и

тому подобные совершенно не запрещенные книги (еще что-то вроде

путешествия вокруг света для детей). Это мне напомнило, как мы однажды

67

пришли с Федей в одну книжную лавку, желая купить "Полярную звезду". Это

лавка антикварских книг. Во-первых, мне пришлось разбудить (именно

разбудить) старичка, который здесь торгует (бедный, он заснул за чтением какой-

то политической газеты); он вскочил и спросонья сначала нас не мог понять. Но

потом, узнав, что мы требуем русских запрещенных книг, он объявил, что у него

есть такие; стал усиленно рыться в своих шкафах (мы все ждали) и вытащил

откуда-то с таинственным видом книгу "Сергиевские серные воды" Марии

Ростовской, с указанием их пользы. Мы с Федей страшно расхохотались, сказали

старичку, что этого нам и даром не надо, и, смеясь, ушли из его лавки. Мой

библиотекарь объявил мне, что через восемь дней у них будут новые книги, и я

взяла, какие тут были. Но когда я показала принесенные книги Феде, он,

просмотрев их, сказал, что в них нечего читать и что я лучше бы сделала, если б

выбрала другие книги. Я вызвалась отнести их назад, но сперва хотела отобедать

<...>. За обедом мы сочиняли с Федей стихи вроде следующих: "Иды все нет как

нет, не несет она котлет"... и другие в этом же духе. Что же касается моих

похождений за книгами, то Федя объявил, что это просто водевиль: "Муж в

подушках, а жена на побегушках". После обеда выпили кофею, обменивались

взаимными нежными словами. Федя лег спать, сказав, чтоб я его разбудила к чаю, а я пошла опять за книгами. На этот раз я выбрала "Былое и думы", 3 части. <...> Мая 4 (16)

<...> Шла по Astra Allee, заходила в булочную и очутилась у почтамта. Я, не знаю почему, предчувствовала, что будет письмо от нее, и очень рада, что это

случилось без Феди и что я могу его прочесть. Я заплатила за письмо 6 Silb. 6 Pf.

(письмо было без марки), тотчас же узнала почерк и пошла домой, не

обнаруживая особенного волнения. Но затем мне стало нехорошо. Я торопливо

пришла домой, страшно в душе волнуясь, достала ножик и осторожно

распечатала письмо. Это было очень глупое и грубое письмо, не выказывающее

особенного ума в этой особе. Я уверена, что она была сильно раздосадована

женитьбою Феди и что тоном письма выразилась ее обида. (Моя догадка

оправдалась: письмо было послано Федею из Дрездена.) Я два раза прочла

письмо, где меня называют Брылкиной {4} (очень неостроумно и неумно). Я

подошла к зеркалу и увидела, что у меня все лицо в пятнах от волнения. Потом я

вынула чемодан и рассмотрела его письма, многие из них я уже читала прежде.

<...>

Понедельник, 15 мая (27)

<...> Я уже потеряла всякую надежду увидеть сегодня Федю, как вдруг

вдали показался он. Я с минуту всматривалась, как бы не веря глазам, потом

бросилась к нему и была так рада, так рада, так счастлива! Он немного изменился, вероятно с дороги. Был запылен, но все-таки мы очень радостно встретились. <...> Ида нас встретила у подъезда. Мы тотчас же спросили чаю. Я все время

любовалась моим Федей и была бесконечно счастлива. За чаем он спросил, не

68

было ли ему письма, и я ему подала письмо от нее. Он или действительно не знал, от кого письмо, или притворился незнающим, но только едва распечатал письмо, потом посмотрел на подпись и начал читать. Я все время следила за выражением

его лица, когда он читал это знаменитое письмо. Он долго, долго перечитывал

первую страницу, как бы не будучи в состоянии понять, что там было написано; потом наконец прочел и весь покраснел. Мне показалось, что у него дрожали

руки. Я сделала вид, что не знаю, и спросила его, что пишет Сонечка {Софья

Александровна Иванова, родная племянница Федора Михайловича. (Прим. А. Г.

Достоевской.)}. Он ответил, что письмо не от Сонечки, и как бы горько улыбался.

Такой улыбки я еще никогда у него не видала. Это была или улыбка презрения

или жалости, право, не знаю, но какая-то жалкая, потерянная улыбка. Потом он

сделался ужасно как рассеян, едва понимал, о чем я говорю. <...>

Вторник, 16 мая(28)

<...> Федя все время как потерянный ходил по комнате, все чего-то искал, точно он что потерял, рассматривал письма. Вообще видно было, что письмо С.

его очень затронуло и оскорбило. Но мне очень, очень бы хотелось узнать его

мнение об этом поступке. <...>

В четыре часа мы пошли обедать. Зашли за сигарами и папиросами и

купили "Колокол". <...>

Среда, 17 мая (29)

Сегодня Федя целое утро занимался составлением письма к Каткову {5}.

Я все думала, позовет ли он меня выслушать письмо или нет, но когда он написал, то позвал и спросил моего мнения. Потом мы вышли, чтобы где-нибудь

пообедать; по дороге купили сигар, папирос и шляпу (2 талера, 5 Silb.)

коричневую. Какой Федя еще дитя, он так и охорашивался в новой шляпе; мой

отзыв, что эта шляпа ему идет, ему очень польстил. <...>

Вторник, 23 мая (4 июня)

<...> Зашли в библиотеку; здесь молодого человека не было, а была сама

хозяйка, ужасно бестолковая госпожа, которая притащила нам несколько

каталогов и просила выбрать. (Я прочла "Les Miserables", эту чудную вещь

Виктора Гюго. Федя чрезвычайно высоко ставит это произведение и с

наслаждением перечитывает его. Федя указывал мне и разъяснял многое в

характерах героев романа. Он хочет руководить моим чтением, и я страшно этому