Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2

примерно заглавную страницу и страницу текста. Предложение это заметно

убавило его возбужденность. Он признался, что его особенно озабочивает

заглавная страница, но видно было, что забота эта была приятною ему. "Как-то

будет она выглядеть? хорошо ли, красиво ли будет?" - говорил Федор

Михайлович и убедительно просил меня отнестись к набору заголовка с

особенным вниманием и тщанием, постараться подобрать Для него "шрифты

пооригинальнее, похарактернее, и не так, чтобы очень мелкие, а повиднее,

поярче!". Я, разумеется, обещал постараться, причем сказал ему, что ведь если

что и выйдет неудачно с первого раза, то у нас Достаточно есть времени

переделать несколько раз, и попросил его дать нам полный оригинал заголовка, 162

который он тут же и написал. И как потом заголовок этот был набран и, по его

указанию, изменен в одной лишь детали, так впоследствии он и оставался без

изменений при двукратном возобновлении "Дневника писателя" {15}. Федор

Михайлович требовал в точности копировать шрифты первоначального

заголовка.

Затем мы стали говорить об организации дела (в типографском

отношении); говорили об объеме издания, о времени присылки в типографию

оригинала и о сроках выхода издания в свет, о корректоре нашей типографии, который, по его обыкновению, тоже очень озабочивал его, о бумаге, о

переплетчике, о цензуре и проч. и проч.

Я должен сказать, что Федор Михайлович все, что делал, делал заботливо

и, насколько хватало его физических сил, старался делать аккуратно; поэтому, как

было договорено им в тот раз на словах, так, за малыми отступлениями, и

повелось потом дело во все последовавшие за тем два года издания "Дневника

писателя"; {16} а велось оно следующим образом.

X

Выходил "Дневник писателя", как известно, один раз в месяц, выпусками

или номерами, в объеме от полутора до двух листов in quarto (по шестнадцати

страниц в листе), и весь, за исключением, разумеется, объявлений, принадлежал

перу Федора Михайловича. Вначале Федор Михайлович выпускал свой

"Дневник" в свет в последнее число каждого месяца, аккуратно, рано утром, "как

газету", по его собственному выражению, и относительно точности выполнения

этих сроков он, во время предварительных переговоров, просил от нас честного

слова, а меня, кроме того, особо увещевал не жертвовать им "Гражданину" в тех

случаях, когда выпуски обоих изданий сойдутся в один день или близко по

времени один с другим. При всем том он не скрывал ни от себя, ни от нас своих

опасений за себя, ввиду удручающего влияния на него срочности предстоявшей

ему литературной работы; он просил меня выручать его при случае, то есть

наверстывать в типографии могущие случаться за ним просрочки в присылке

оригинала, и мне неоднократно приходилось исполнять эту просьбу... Начинать

упомянутую присылку оригинала Федор Михайлович обещал 17-18-го числа

каждого месяца, а кончать ее условлено было за три дня до выхода выпуска в

свет, - и вот тут-то и приходилось наверстывать в типографии, так как Федор

Михайлович именно окончанием-то присылки и опаздывал нередко; тогда как

соблюдение сказанного условия было необходимо ввиду того обстоятельства, что

"Дневник писателя" во все время его издания выходил под предварительною

цензурою, поэтому типографии надо было иметь время на набор, корректуру

типографии, корректуру автора, после которой Федор Михайлович только и

допускал посылку корректуры к цензору, которого торопить, как известно, не

полагается, верстку и затем опять корректуру автора и корректуру типографии и, наконец, печатание.

163

Главное управление по делам печати, разрешая Федору Михайловичу

издание "Дневника писателя", предлагало ему выпускать "Дневник" без

предварительной цензуры, под установленной законом ответственностию его как

редактора, и притом в виде особого для него исключения, на льготных условиях, а

именно - без обычного залога, обеспечивающего ответственность, но Федор

Михайлович отказался от этого, не находя ничего для себя заманчивого в том, чтобы "Дневник" его выходил без предварительной цензуры; он дорожил тем

относительным покоем, на пользование которым он мог вполне рассчитывать при

отсутствии, в цензурном отношении, ответственности. Притом он твердо был

уверен, что цензура вообще совсем не будет иметь влияния на направление его

"Дневника"... И действительно, цензор Николай Антонович Ратынский, цензуровавший "Дневник" почти все время его издания, говаривал Федору

Михайловичу в шутку, что он не цензурует его, а только поправляет у него слог.

Это значило, что иногда, вместо того чтобы вымарывать что-либо неудобное

просто цензорскою властью, он заменял одно слово другим и тем смягчал

выражение фразы {17}.

Объясняя мне свое нежелание выходить "без предварительной цензуры", Федор Михайлович сказал, между прочим, что, выходя без цензора, надо самому

быть цензором для того, чтобы цензурно выйти, а он по опыту знает, как трудно

быть цензором собственных произведений.

Однако Федору Михайловичу, как автору, доводилось-таки, хотя и редко,

испытывать неприятности по поводу более или менее крупных цензорских

помарок. Бывало и так, что цензором запрещалась целая статья, и тогда

начинались для Федора Михайловича хлопоты отстаивания запрещенной статьи: он ездил к цензору, в цензурный комитет, к председателю главного управления по

делам печати - разъяснял, доказывал... В большей части случаев хлопоты его

увенчивались успехом, в противном же случае приходилось уменьшать объем

номера, так как статьи "Дневника", хотя, по-видимому, и разные, имели между

собою органическую связь, потому что вытекали одна из другой, и поэтому на