Ф. М. Достоевский в воспоминаниях современников том 2

терминологии. Так как знаки эти стояли у каждого нового периода, то вся первая

глава, вследствие обратного толкования знака, очутилась в наборе состоящею из

одного длинного периода. И мне и корректорше нашей это обстоятельство

показалось несколько странным, однако ж смысл знака для всех нас был так ясен, что мы не посмели умничать над текстом столь опытного писателя и в таком виде

послали ему оттиск на корректуру.

Обратно корректуру эту Федор Михайлович привез в типографию сам.

– Вот, вы говорили мне, что у вас наборщики хорошие, - заговорил Федор

Михайлович, обращаясь ко мне, тоном, как мне показалось, более мягким, чем в

первый его приезд в типографию.
– Как вы мою статью-то набрали, на что

похоже?.. Ведь совсем никуда не годится, надо все снова набирать!.. Смотрите, -

продолжал он, разложив привезенную корректуру на столе.
– Там, где у меня

были поставлены знаки, что текст должен начинаться с новой строки, вы всё

слили вместе и набрали сплошь... Ну, что вы теперь с этим будете делать? Ведь

этого, я думаю, поправить нельзя, придется набирать все снова?

Я объяснил Федору Михайловичу причину недоразумения.

– Я тридцать лет пишу так, и в типографиях, где я печатал свои сочинения, всегда понимали мои знаки как надо... У вас, стало быть, совсем по-другому, так

вы скажите мне, какой у вас принято ставить знак в таких случаях, тогда я, уж

делать нечего, буду делать знаки по-вашему.

На это я возразил, что знаки у нас в типографии общепринятые, а если

данный знак понимали где-нибудь иначе, чем у нас, то это делалось условно, что

149

легко достижимо и у нас, так как с этого раза и мы будем понимать его знаки как

надо, и что поэтому ему совсем не нужно изменять своей привычки в писании

оригинала для нашей типографии.

– Вот то-то и есть! Ведь я говорил вам, что к моей рукописи примениться

надо, а вы говорили, что она разборчивая, ну, вот вам и разборчивая! Исправляйте

теперь как знаете!

Я обнадежил Федора Михайловича в том, что знаки его мы теперь

понимаем и что корректура будет исправлена тщательно. Он наконец успокоился

и уехал. Точным исполнением обещания на этот раз я внушил Федору

Михайловичу доверие к себе и на последующее время..

Позднее, когда я припомнил Федору Михайловичу рассказанный случай,

он признался мне, что и в других типографиях, на первых порах, не понимали его

знака новой строки, из-за чего корректура первого набора всегда почти бывала

огромная.

Со вступлением в редакторство "Гражданина" Федора Михайловича я

ожидал для себя, как метранпажа этого журнала, усложнений в производстве

дела, увеличивавшихся еще тем обстоятельством, что новый редактор жил далеко

от типографии {Типография А. И. Траншеля, где печатался тогда "Гражданин", находилась на углу Невского проспекта и Владимирской улицы, в помещении,

занимаемом ныне рестораном Палкина. (Прим. М. А. Александрова.)} (Федор

Михайлович жил тогда в Измайловском полку), а я предвидел, что разве лишь

немногие статьи обойдутся одною редакторскою корректурою, посылаемою для

подписи, большинство же из них, прежде чем быть подписанными,

пропутешествуют не один раз из типографии к редактору и обратно, да иной раз

завернут и к издателю, так как большинство-то статей "Гражданина"

принадлежало перу его издателя. Ожидания эти оправдались потом, но в первое

время дело шло очень гладко: на корректуру редактору набранные статьи по-

прежнему посылались в сверстанном уже виде, просматривал он эту корректуру

скоро, марал в ней очень мало и подписывал ее к печати в тот же раз, то есть

довольствовался одною корректурою, чего впоследствии редко бывало

достаточно... Затем дело скоро начало усложняться: Федор Михайлович немногое

подписывал с одной корректуры; чаще и чаще он стал бывать в типографии: то

для того, чтобы сказать мне, что и что прислать ему на предварительную

корректуру в гранках, то для того, чтобы, за неимением времени для пересылок, прочесть корректуру там же. Недели через две Федор Михайлович переехал

поближе, на угол Лиговки и Гусева переулка, в дом N 21-8, после чего экскурсии

его в типографию участились; кроме того, и я стал довольно часто бывать у него

для улаживания различных затруднений, возникавших при составлении номеров

журнала.

II

Первое впечатление, произведенное на меня Федором Михайловичем,

было похоже на те впечатления, какие он первоначально производил на

150

большинство людей, имевших с ним дело впервые, и при каких оставались те из

этих людей, которым не пришлось сойтись с Федором Михайловичем покороче...

С первого взгляда он мне показался суровым и совсем не интеллигентным

человеком всем хорошо знакомого типа, а скорее человеком простым и

грубоватым; но так как я знал, что вижу перед собой интеллигента, и притом

интеллигента высокой степени, то меня прежде всего поразила чисто народная

русская типичность его наружности, причем маленькие руки его, хотя,

разумеется, и чистые и мягкие, но с уродливыми ногтями на некоторых пальцах, представлявшими собою следы грубого, тяжелого труда, еще более усиливали

последнее впечатление, а голос и манера говорить довершали его... При всем

этом, одетый в легкую выхухолевую шубку, худощавый, с впавшими глазами, с

длинной и редкою русо-рыжеватою бородою и такими же волосами на голове -

Федор Михайлович напоминал своею фигурою умного, деятельного

промышленника-купца, но такого, однако ж, купца, который походил на думного

боярина времен допетровской Руси, как их пишут наши художники на

исторических картинах; это последнее сходство в наружности Федора