Фактор Ясеня

— Да, Леон, всё так. По глазам вижу, догадался. Когда Королева поднимет бучу, ценность Ярославы возрастёт во сто крат. А тут появляешься ты, весь из себя такой красивый, с первоклассным гаремом республиканок, среди которых затесалась одна принцесса. Столько крови им попортила Королева, а у них под самым носом, почитай, её дочь — но близок локоток, да не укусишь. Они там с катушек съедут гарантированно, я их отлично знаю. Таких ошибок наделают! Просто идеальная акция по отвлечению внимания — когда оно всё будет на Королеве и Принцессе. Тебя при таком раскладе примут как придаток, гораздо легче примут, чем в другой ситуации бы приняли. Конечно, сложновато для этих дегенератов… Но они интриганы те ещё, думаю, клюнут. Так что дерзай.

Из корабельного сердца выходил, погружённый в себя, поэтому далеко не сразу заметил «отлипшую» от стены Мисель. Только когда кошка сделала пару стелящихся шагов в мою сторону, среагировал на движение. Впрочем, это ничего уже не могло изменить. Взмах руки, игривые взблески серебристых когтей, и моя одежда на животе и груди расползается в лоскуты. Мисель же с утробным рычанием запрыгивает сверху — прямо с места, как стояла.

Изящные ножки с развитыми бугорками мышц кольцом сдавили бёдра, а острые ладошки, нещадно продавливая мышцы, замерли на моих плечах. Пара движений, и рычание дикой кошки переходит в довольное урчание, я же ощущаю себя в плену отнюдь не только одних лишь женских ножек. Становится до умопомрачения хорошо; тепло и приятно. И тепло это, возникнув где-то внизу живота, расползается по всему телу, проникает в самою душу.

— Миса! Я скучал… — не желая противиться напору чертовки, наваливаюсь на неё и прижимаю к стене. А она и не думает противиться! Напротив, даже чуть отклоняется назад, утягивая нас к стене тяжестью своего тела.

— Ми неправа, — горячо шепчет метиллия в моих руках, вся подставляясь жарким ласкам. — Ни ты, ни я не должны сдерживаться. Даже ради Верховной.

Видимо, девочке глубоко в душу запало это ограничение ариалы, из-за которого я сам оказался в управляющем коконе в полуневменяемом состоянии. Оказывается, в стае у меня есть единомышленники!

— Как же ты права, кошка!.. — шепчу в самое ушко, и по телу валькирии проходит первый спазм удовольствия — сексуальный шёпот оказывается спусковым крючком для кайфа.

— Неси в ванную, там остальные… — наконец собирает в кучу своё сознание девчонка.

Так, не разлепляя объятий и продолжая ласкаться и любить друг друга, мы преодолеваем несколько сот метров, отделяющие от вожделенного помещения. А там нас уже ждут. Сайна рыжим вихрем врывается в съёжившийся до размеров сребровласой кошки мир. Срывает ошмётки одежды и принимается ласкать — когтями и губами, не делая разницы между ними. Мгновение, и мы все втроём заваливаемся в небольшой бассейн, поднимая кучу брызг. А следом уже прыгают остальные. Гибкие обнажённые тела прелестниц вспарывают воду, что тот клинок — масло. И каждая, оказавшись в воде, стремится присоединиться к нашему стонущему и рычащему клубку из тел, обильно усыпанному разноцветьем волос. Будто стая хищников, когда их более удачливый товарищ вцепляется в жертву и обездвиживает её. О да! Хищницы. Мои!..

Из стайного катера меня буквально выбросили. Не хотели отпускать. Всю дорогу жадно любили. Всю дорогу требовали ещё и ещё. А в конце… быстро помогли собраться и вытолкали наружу. Точно любовницы — своего мужчину, прибывшего домой, к благоверной. Кошки будто старались по максимуму насытиться перед грядущим длительным расставанием.

Ещё шальной от недавних ласк, я огляделся вокруг. С запозданием дошло, что даже не озаботился уточнить, где будет проходить загадочная церемония. Благо, подруги отлично владели ситуацией. Знать бы только, что теперь делать мне… Среди всех этих деревьев… Ведь вокруг раскинулся самый настоящий лес. Он шумел кронами, благоухал нотками смолы и листвы, и к его звукам и запахам мешался ни с чем не сравнимый привкус свежести. Вода. Где-то недалеко был крупный водоём — на что намекало и весьма характерное журчание.

«Кошак. Иди к воде. Она там», — пришла немного запоздалая команда от Милены. Видимо, та тоже далеко не сразу смогла прийти в себя после недавней чувственной бури.

И я пошёл. А куда ещё идти? Ведь никаких других ориентиров всё равно нет! И очень скоро вышел к озеру. Здесь язык берега буквально врывался в водную гладь, вспарывая её лезвийным полукружием. На берегу пылали костры. Возле них замерли… женщины. Около полутора десятков. Но я далеко не сразу различил их. Всё потому, что странные наряды прелестниц сливались с бушующим пламенем. Одежды были выполнены в цвет огня, и даже их формы скорее подошли бы пламени, чем человеческим облачениям. И всё же, напрягшись, можно было вычленить основу одеяний — рыжие комбинезоны, плотно обтягивающие крепко сбитые тела. Тонкая ткань ничего не скрывала, подчёркивая каждый изгиб, каждую округлость, каждый индивидуальный штришок. Даже задорно топорщащиеся сосочки! Милота нарядов могла поспорить только с их удивительной притягательностью. Овеществлённая сексуальность… и пламя. Вот только безмолвие и кажущаяся неподвижность женщин несколько диссонировали с чарующим образом.

Немного не доходя до костров обнаружилась ещё одна зрительница. Её Величество стояла, внимательно изучая странную огненную композицию, и куталась в глубокую плащ-накидку. Женщина встретила моё приближение улыбкой.

— Всё-таки отпустили тебя кошки? Дочь уверяла, что так и будет, а я не верила. Такие — могут и не пустить, — и многозначительный изучающий взгляд, требующий ответа.

— Они слишком уважают вас, Ваше Величество, чтобы не отпустить. Мы ведь уже не на отдыхе… как оказалось.

— С отдыхом действительно придётся повременить. Всем нам. Но я обещаю несколько спокойных минут, когда церемония закончится. Слышишь звуки воды?

— Да.

— Там есть одно уютное местечко… я покажу его тебе. И составлю компанию. Готов?

— Знать бы, к чему…

— К чему угодно. Ради своей союзницы и Королевы. Ради Королевского Дома Ясеня.

В словах Милославы зазвучала торжественность, он сделался сильным и требовательным. Что-то подсказывало, что церемония уже началась, и от ответа может зависеть её исход. Вот так: не просто постановка, но некий обряд, результат которого зависит от решений и действий каждого из участников. Ничто ещё не предрешено.

— На многое готов, Моя Королева, — подбирая слова, ответил максимально учтиво. Следовало оставить себе пути отхода, ведь у меня за спиной Республика и мои женщины. Абсолют тут явно невместен. Нужен тонкий баланс. И женщина поняла и оценила. Удовлетворённо кивнув, Королева будто подтвердила какие-то собственные мысли.

— Понимаю, ты не ясенец. У тебя есть свои обязательства, поэтому полной самоотдачи требовать глупо. Рада, что не бросаешься пустыми обещаниями. Поверь, это дорогого стоит! — с минуту помолчав, Милослава взяла меня под руку и продолжила проникновенно: — Я ведь тоже не могу ради тебя перешагнуть через долг. Зато всё прочее не является преградой.

— Очень точное замечание, Моя Королева. Вы как всегда — овеществлённая мудрость. Долг — единственная преграда в нашей дружбе и… в моих чувствах к вашей дочери.

— Да будет так! — громко выкрикнула Милослава.

И, отвечая на её слова, пришёл в движение весь ранее бездействующий механизм древнего таинства. Женщины на берегу сорвались в водоворот движений. Одновременно над водой разнеслись ритмичные звуки. Было не понять, откуда они берутся, каким инструментом порождены. Странные щелчки, напоминающие… чечётку! Только звук не такой острый — куда более тягучий и смазанный.

— На бёдрах девушек. Пояса, — подсказала Королева, заметив мой интерес. — Музыка рождается вместе с движением. От движения.

И действительно, то, что начало твориться вокруг костров, сложно передать славами. Подобная фантасмагория легко могла породить и не такую музыку! Танцовщицы изгибались, что те змеи. Их стройные станы струной вытягивались в самых немыслимых плоскостях. Вот прелестница отшатывается от огня — чтобы спустя мгновение едва ли не слиться с ним в единый пульсирующий горящими языками сгусток. Кажется, женщина не просто танцует, плетя единый рисунок движений — она танцует с самим пламенем. Её истинный партнёр — не другие девчонки, но сами огненные языки, то и дело вырывающиеся из гудящего горнила. Но и сами прелестницы ничуть не уступали природной стихии.