ФАКультатив
Шрифт:
Из спиралей последовательности Фибоначчи я написала портрет. Очень достоверный портрет Фиба. Его выразительные глаза, прямой нос, моя любимая «арка Купидона», губы в слабой улыбке. Именно так он всегда смотрел на меня. Не Фиб. А мой Никита.
— Марьяна, это же… — начала тетя Таня, но не договорив, закрыла рот рукой.
— Шедевр, — закончила за нее Романова, складывая руки, будто в молитве. — Василевская, это шедевр!
Я обернулась на Иванова. Он оттолкнулся от наличника, служившего ему чем-то вроде опоры, и не спеша подошел к портрету. Ему явно стало любопытно, отчего все так странно на него пялятся, увидев, что я нарисовала.
Он забрался
Я со сжатым сердцем наблюдала за его реакцией, за распахнутыми глазами, за губами, которые раскрылись от удивления, или скорее шока, за напряженными жилками, выступившими на шее…
Несколько секунд, тянущимися для меня целую вечность, он смотрел на точную копию своего лица, изображенного на огромном холсте, и ничего не говорил. А когда вышел из рассеянного ступора, повернул голову и с неописуемыми эмоциями посмотрел на меня.
— Боже, я сейчас расплачусь! — всхлипнула тетя Таня, а дядя Паша обнял ее за плечи и потихоньку вывел из зала галереи, забрав за собой дочек и даже Аглаю Алексеевну.
Взгляд Ника постепенно прояснялся, наполняясь теплом и безграничной нежностью. Я ответила ему робкой улыбкой, полной покаяния. Один из лучших моментов в моей жизни. Это даже круче, чем поцелуй. Но это не точно.
Я вдруг кое-что вспомнила и, став хмурой, ткнула указательным пальцем в грудь Ника, разоблачительно выпалив:
— Ты — фэбээровец!
Глава 19. Никита
Я потряс головой, чтобы вернуть способность мыслить. Марьяна смотрела внимательно на меня, словно бросая вызов. Я его принял и протянул ей руку, ладонью вверх. Ее ладонь, испачканная углем и тушью, легла в мою.
— Пойдем со мной, — во мне забрезжила надежда, что она меня не просто вычислила, а вспомнила.
Марьяна доверчиво кивнула, и мы спустились вниз. Я еще раз оглянулся на свой портрет, не понимая, как она это сделала. Каким безмерным талантом нужно обладать, чтобы нарисовать такое за ночь? У меня в голове не укладывалось, как творческие люди могут отключаться, выпадать из реальности и забывать обо всем. А самое главное — о людях, которым ты не безразличен. Я укрепился в мысли, что ругать ее за безответственность совершенно бесполезно. Она, как чертов ребенок, даже не понимала, что натворила. Я свихнулся на хрен, переживая за нее, а она меня рисовала!
Я тихо усмехнулся, представляя сколько всего она еще выкинет и осознавая свое самоубийственное согласие все это ей прощать.
Наставница Марьяны с воодушевлением занялась портретом, обещая закрепить каждую из частей на подрамник, даже спросила разрешение вывесить портрет в выставочном зале. Честно говоря, я испытывал противоречивые чувства по поводу того, что мое лицо теперь будет висеть на стене самой помпезной художественной галереи города.
Даниловы без проблем отпустили свою подопечную вместе со мной. Мне льстило их доверие. Она при них включила звук на телефоне, я тоже обещал быть на связи. Мы сели в Солярис. Я завел мотор, но не тронулся с места. Бессонная ночь оставила меня без сил. Я потер лицо и устало вздохнул.
— Прости меня, — ее виноватые глаза глядели на меня так, что сердце сжималось. — Я такая идиотка…
— Забей, — с очередным вздохом ответил я.
Она моргнула и опустила глаза, уставившись на свои черные пальцы. Я открыл бардачок в поисках влажных салфеток, и ей на колени нечаянно выпала раскрытая пачка презервативов, когда-то забытая Егором. Странно, что дед до сих пор ее
не выложил.— Намек поняла, — ее лукавый взгляд вызвал у меня улыбку.
Я нашел салфетки, а резинки бросил обратно в бардачок.
— Уберем это к чертовой бабушке.
Марьяна уставилась на меня. В ее взгляде что-то промелькнуло, она распахнула глаза еще шире:
— Ты уже говорил это!
Я кивнул. Сердце, и так работавшее на износ из-за сегодняшних качелей, встрепенулось от радости за еще один пройденный маленький шажок.
— Что еще ты помнишь?
— Я… — она пожала плечами. — Почти ничего, извини.
— Ладно, — вздохнул я, стараясь заткнуть поглубже свое разочарование. — Погнали.
Мы ехали молча, я включил тихую музыку, ожидая, что Василевская опять уснет по дороге, но она сначала оттирала пальцы, а потом просто сидела и смотрела на меня. Я взял ее за руку и крепко сжал. В конце концов, я был рад, что с ней все в порядке. Черт с ними с нервами, она рядом, она блин меня нарисовала! Я боялся обольщаться по поводу того, что это значит, ссылался на то, что она слишком часто рассматривала мое лицо. Но внутренний голос с интонацией Егора все время повторял: «Спроси ее! Спроси!»
Я приехал к дому, оставив Солярис на парковке, и предложил пройтись. Мы быстро добрались до гаражей, разговаривая о занятиях. Весь путь я гонял ее по теории. Если бы она знала, как мне самому не терпится дожить до момента, когда она закроет все хвосты и я смогу с чистой совестью заняться ее телом, а не только мозгами.
Мой GTI стоял, подключенный к куче приборов и датчиков. Вчера у меня не было ни времени, ни желания копаться и искать причину, по которой он дергался. Когда я делал замеры, все было в полном порядке. Я отправился в «Белый колодец» в приподнятом настроении, и вдруг этот косяк.
— Приве-е-ет, — Марьяна крадучись подошла к машине и, коснувшись капота, погладила по нему, словно трогала дикое животное. — Вот ты какой, красавчик.
Признаться, меня приятно удивило ее поведение. Я не сексист, но не мог спорить с фактом, что парни относятся к машинам иначе, чем девушки. Я оперся плечом о стеллаж и наблюдал за соседкой. Она обошла машину вокруг и попросилась сесть внутрь. Я снял с сигналки, она открыла дверь и заглянула в салон.
— Не нашел причину поломки? — она рассматривала кучу измерительных приборов и ноутбук.
Я покачал головой и потер шею.
— Как жалко, что ты не смог вчера участвовать, — она погладила руль, а я так и не понял, кому она это сказала: мне или машине. Я что, ревную?
— Мне тоже жаль. Я рассчитывал на хорошие результаты.
Наглая ложь: я не просто на них рассчитывал, я был в них уверен.
— Дядя Паша сказал, что ты не дал ему помочь.
— Тогда бы он узнал меня.
— И что в этом страшного? Даниловы тебя обожают.
У меня не было других аргументов. Вчера я был слишком расстроен и не соображал, что делал. Полгода проторчать в гараже, чтобы даже не вывести тачку к стартовой прямой. Это отстой!
— Ботаники тоже тупят, — я вымученно улыбнулся.
— А еще дядя Паша сказал, что возможно причина поломки… — она нахмурилась, силясь вспомнить дословно, — в сломанной свече. Или что-то типа того.
— Хм… — я открыл капот и, взяв ключ из мастака, начал откручивать гайки. — Об этом я не подумал.
Почему-то грешил на программную часть и ни на секунду не вспомнил о технической. Марьяна вертелась вокруг, с интересом наблюдая за моей последовательной работой. Я вручил ей все четыре гайки в руки: