"Фантастика 2023-103" Компиляция. Книги 1-14

Ник стоит, привалившись плечом к дверному косяку и сложив руки на груди, и явно сдерживает смех только ради меня. Впрочем, получается у него не очень.

– Только не говори, что тебе это льстит, – взмахиваю рукой в сторону только что захлопнувшейся двери.

Качает головой.

– Ничуть. – Но ему все еще смешно.

Чертовски жаль простыню. Ждать от Кайры, что она ее вернет, бессмысленно. Скорее порвет на лоскутки и сделает из нее шаманскую куклу, которую назовет моим именем и будет тыкать гвоздями.

* * *

С грустью смотрю на лишенную простыни кровать.

Ник заходит за мной, запирает дверь.

– Какого черта ты отдал ей мою простыню? – ворчу.

– Мне надо было выставить ее отсюда в чем мать родила?

Передергиваю плечами.

– Добежала же она сюда с голым задом, – огрызаюсь. Простыню действительно жаль.

– Эм, посмотри на меня. – Ник подходит ближе, заглядывая мне в глаза.

– Что? – припечатываю взглядом.

Я в бешенстве. Кайра своей наглостью перешла все границы. Видит бог, еще минута – и я бы выкинула ее из своей постели за шкирку.

– Ты что, ревнуешь? – Ему все еще смешно.

– Вот еще, – фыркаю.

– Янтарная, – Ник уже открыто смеется, – ты мне льстишь.

Провожу ладонью по лицу, пытаясь успокоиться.

– Я просто не понимаю, – признаюсь, – почему все женщины, которые терпеть не могут меня, жаждут затащить тебя в койку?

– Может, потому, что я неотразим?

Одариваю его тяжелым взглядом. Вздыхает и перестает паясничать.

– Ладно, серьезно. – Ну наконец-то. – Во-первых, я ей приглянулся, когда только появился: еще чистенький, новенький, неопробованный.

Морщусь.

– Во-вторых, Чайка так старательно обмусоливает послышавшийся ей скрип нашей кровати, что половина Птицефермы уже считает меня чуть ли не богом секса.

Теперь закатываю глаза.

– В-третьих, уверен, на активные действия ее надоумил Филин. А она не додумалась ни до чего менее прямолинейного.

Мгновенно напрягаюсь.

– При чем здесь Филин?

Ник пожимает плечами.

– Так он сейчас и отзывал меня, чтобы спросить, как нам с тобой живется. Мол, я показал себя ценным работником, и если мне плохо с тобой, то он готов повторить состязания, чтобы я сменил себе партнершу.

Выходит, Глава решил перестраховаться и не ждать отведенную мне неделю для сбора информации. Кайра доносила бы ему охотно все, что он хочет знать. Что ж, в логике Филину не откажешь.

– И что ты ему сказал? – интересуюсь.

– Что у меня хоть и дурной вкус, но постоянный.

– Не смешно, – говорю. Отхожу, чтобы узнать, не высохла ли запасная простыня. – Шутка про дурной вкус мне уже надоела.

– И все-таки ревнуешь, – довольно заявляет Ник за моей спиной.

Разворачиваюсь и запускаю в него смятой простыней – высохла.

Естественно, ловит – реакция у него отличная.

Глава 33

На каждое действие есть противодействие. У каждого поступка есть свои последствия. Кажется, ранее я уже думала об этом. Но, как оказалось, вынесла для себя не все уроки…

Дождь снова идет всю ночь. К утру переходит в мелкую морось, но не прекращается. Что второй день подряд делает поход на огород бессмысленным.

Сова дает распоряжения, кому и что следует сделать во дворе или в бараке в местах общего пользования, а сама закрывается на кухне варить самогон – действо, по мнению большинства, священное.

Варит самогон Сова всегда в одиночестве и никого к себе не подпускает. Вот и сегодня Чайка всеми правдами и неправдами предлагает свою помощь в надежде выведать технологию производства. Но ожидаемо остается с носом – Сова не глупа, чтобы делиться подобными секретами, уменьшая свою ценность в глазах Главы.

Женщины переругиваются: Сова сдержанно, но в своей резкой манере велит Чайке не лезть не в свое дело, а Чайка вопит, что Сова совсем страх потеряла и возомнила себя хозяйкой. В общем-то никто не обращает на них особого внимания – все слышали подобную беседу уже миллион раз. И всем известен ее итог – каждая останется при своем. Чайка, правда, еще не меньше часа будет перемывать косточки пожилой женщине, которая, по ее мнению, живет уже слишком долго.

Когда Сова уходит, все остальные женщины, и я в их числе, разбредаются по своим выделенным участкам работы.

Мне сегодня досталось мытье столовой.

Помещение огромное, и для генеральной уборки тут не помешало хотя бы несколько пар рук. Впрочем, я благодарна Сове за то, что она не снарядила со мной помощниц: провести день в тишине и одиночестве на Птицеферме – подарок.

Морось прекращается только к обеду, и сквозь плотные облака даже проглядывает робкое солнце.

Драю столы, оттирая въевшиеся и заскорузлые пятна, оставшиеся от некачественной ежедневной уборки на скорую руку. Мою стены и окна. Прыгаю по стульям и подоконникам, стараясь дотянуться как можно выше.

Как итог: к вечеру падаю с ног от усталости. А еще даже не добралась до полов.

По моим подсчетам, до ужина еще не меньше пары часов, и я надеюсь успеть все доделать. Подхватываю таз с грязной водой, в которой плавает тряпка, и направляюсь во двор – нужно сменить воду и выполоскать тряпку.

То, что что-то не так, понимаю, едва спускаюсь с крыльца – двор пуст. Валяется второпях брошенная метла, которой, когда я в прошлый раз ходила менять воду, орудовала Чайка. Под бельевыми веревками стоит наполовину загруженный стираными вещами таз, в то время как остальное белье продолжает болтаться на веревках.

Тихо и пусто – зловеще. Будто по двору прошел ураган, сметающий все на своем пути и унесший с собой всех обитательниц Птицефермы.

Странно – словно все покинули двор второпях. Очень странно.

У каждого действия есть свои последствия…

Я не покидаю двор, не иду к Сове, чтобы спросить, что случилось. Списываю странности на свою излишнюю мнительность и решаю продолжить работу.

Выливаю грязную воду, заново наполняю таз запасами из бочки, споласкиваю тряпку. Снова выливаю и наполняю, чтобы на этот раз унести с собой. Поднимаю, прижимая к боку, чтобы не расплескать. Выпрямляюсь в полный рост, поворачиваюсь.

И замираю.

Они стоят у крыльца. Все женщины Птицефермы, не считая Совы, все еще занятой своим делом на кухне. Все: Чайка, Кайра, Майна, Фифи, Олуша, Рисовка, Савка и Лори – восемь. Мой взгляд, как в замедленной съемке, выхватывает лицо каждой. Решительные, а глаза – у всех, кроме, пожалуй, Рисовки, смотрящей себе под ноги, – горящие, жаждущие. В основном лица бледные. Только у Кайры щеки раскраснелись, а глаза пылают пуще других. Оно и немудрено, потому что только у нее в кулаке что-то зажато. Не могу со своего места понять, что это. Точно не нож. Гвоздь? Шило?