"Фантастика 2023-130". Компиляция. Книги 1-22

— Самоирония — великое дело. Принято, Эйб. Жизнеобеспечение?

— Так точно, кэп, — ответил в общем канале уже другой голос.

— Непосредственная оборона?

— На чеку.

— Машинное?

— Тикаем, как ходики, вашбродь!

— Не переборщи с русской классикой, Нико. Штурман, что у нас с траекторией?

— Курс оптимальный, сэр! — в интонациях Ульяны всё ещё позвякивал металл. Абрахам мысленно пообещал себе поговорить с психотерапевтом — на тему стрессов и вызванных ими зависимостей. Тем временем капитан прокашлялся и расслабленно объявил:

— Ну что, вижу, кони стоят пьяны, хлопцы запряжены… Поехали на маленькой.

«Фархад» еле заметно дрогнул. Начала наваливаться тяжесть — сначала незаметная, потом неприятная. После невесомости всегда было так. Кресло принялось шевелиться под Абрахамом, принимая более распределяющую нагрузки форму.

Через десяток минут корабль дрогнул ещё раз. Сильнее. Нервнее. Подсветка отсека мигнула. А затем невесомость вдруг вернулась. Вместе с тухлым, кислым ощущение где-то под ложечкой.

Что-то пошло не так.

***

Внутренняя связь на грузовом судне — величайшее из изобретений. Достаточно представить себе толпу вестонош — «курьеры, курьеры, тридцать пять тысяч одних курьеров!» — которым пришлось бы носиться по палубам, передавая приказы, отчёты и подтверждения. Рабочий комм делал всё то же самое, имея к тому же функцию видеовызова. На тот случай, если бы слов и интонаций оказалось недостаточно, и пришлось бы угрожающе шевелить бровями, надувать щеки, а также поджимать губы.

Но в минуты стресса, в мгновения паники, в часы душевного раздрая человек особо остро ощущает своё одиночество. И стремится не столько к эффективной коммуникации, сколько к возвращению слегка позабытого в сети чувства локтя. Единства своей маленькой стаи. Контакта, установленного через все наличные и воображаемые органы чувств.

Поэтому, когда Абрахам нырнул в основную рубку, никто не упрекнул его за нарушение штатного расписания и оставление поста. Даже Ульяна.

— Кэп…

Старик отмахнул тёмной, жилистой рукой. Тяжёлые веки были прикрыты, голова слегка наклонена, и казалось, пожилой мулат спит. Но через секунду он проговорил-пропел своим джазовым баритоном:

— То есть, это плазменный эмиттер. Нико, ты меня не дуришь?

Указательный палец чиркнул по консоли. Голос механика тут же заполнил помещение:

— Никак нет… В смысле, увы.

— Увы, — повторил капитан со вздохом. — А так хотелось, чтобы ты меня дурил. Потому что в противном случае нам всем тут становится слегка тоскливо.

Бочком подплыв к пилоту, Абрахам елико возможно тихо уточнил:

— Что, действительно движок скис?

Тот так же негромко выругался по-китайски, потом поднял щёлочки глаз:

— Ты слышал.

Холод протянул карго-мастера по спине. Тот самый холод бесконечного и безразличного космоса, многократно оболганный фантастами. Тот самый холод одинокой и вечной ночи, хтонического ужаса, знакомого ещё кроманьонцам. Абрахам остро пожалел, что под рукой нет верной «груши». Но тут же вдохнул, выдохнул и громко задал глупый, очевидный вопрос:

— Какие у нас варианты?

— Верно мыслишь, Эйб, — выпрямился в кресле капитан. — Но их немного. С такой траекторией мы свалимся на Юпитер где-то через час. На станции рвут шерсть — везде, где находят: их буксиры буквально утром ушли двигать выработанную шпиль-скважину. Вернутся не раньше, чем через три часа. Отсюда мораль…

— А морали нет никакой, — поморщились с пульта контроля жизнеобеспечения. — Составляем рапорт о происшествии, прикладываем список предпринятых мер, подписываем, если понадобится, всей командой. И, сохраняя спокойствие, плывём к спасательному шаттлу.

Тимея Лукач не шибко нравилась Абрахаму. Да что говорить, она в принципе была достаточно неприятной тёткой. Создавалось даже впечатление, что об этой своей репутации женщина была хорошо осведомлена. И поддерживала её всеми средствами — в том числе не идущей к вытянутому лицу короткой чёлкой и манерой густо душиться в замкнутой экосистеме корабля. Но сейчас она была права.

Хоть эта правота и безотчётно раздражала.

Юпитер на экранах кипел. Со стороны кресла старшего помощника вдруг донёсся полувсхлип-полустон. Абрахам поймал себя на иррациональном желании: броситься, обнять, утешить… Удержала только субординация — вернее, её остатки.

— Это я… — вздрагивала плечами Ульяна. — Это всё я… Решила, дура, сэкономить топлива на разгоне. Понадеялась на гравитационный маневр. Так бы повисели пару дней на стационарной, позубоскалили на тему оплачиваемых простоев… А теперь…

— Наилюбезнейшая милсдарыня, вам бы там охолонуть, — раздалось ворчливое по громкой связи. — Если кто здесь и виноват, так это ваш покорный слуга Нико. Где же я эту барбухайку не доглядел… Кэп, мы с дронами ещё сунемся?

— Отставить, — напевно скомандовал тот. — Вы слегка зарываетесь, дорогие мои негодяи. Я тут пока ещё капитан. Значит, сам несу полную ответственность. За всё. Тим, составь рапорт. Джейн, проконтролируй. Инициатива наказуема, дамы. А я всё равно собирался на пенсию…

На последнем слове голос всё-таки дрогнул. Абрахам, почти не оглядываясь, ощутил, как следом дрогнули все присутствующие. Даже из машинного донёсся акустически невнятный, но эмоционально конкретный звук.

Тогда он закрыл глаза. Прислушался. Юпитер пел всё ближе. Где-то на Луне люди уже ждали эти килотонны водорода. Земля строила новые корабли. Система становилась тесна, и человечеству необходимы были ресурсы.

Абрахам оттолкнулся от пилотского ложемента. Завис посреди рубки, придерживаясь за леер ступней. И пробормотал:

— Э-э-э. Капитан. Кажется, у меня есть идея.

Тот, казалось, не расслышал, глядя куда-то в сторону. Потом качнул длинными изящными пальцами:

— Внемлю весь и целиком.

Краем уха слушая, как аккуратно сморкается Ульяна, гнусаво благодаря Тимею за гигросалфетку, карго-мастер газового танкера «Фархад» выпалил на одном выдохе:

— Я могу перенести корабль к Земле.

В наступившей тишине почти музыкально журчала вентиляция. Ближайшее кресло скрипнуло. Старик сложил руки на груди и посмотрел на Абрахама с интересом.

— Эйб, я не доктор. Я не умею, знаешь, мягко и с участием. Чтобы больной не волновался и не пучил глазья, вот это вот всё… Скажи, будь добр: дело в алкоголе — или в тесноте? Давай, не пугай старого ниггера, колись.

Он знал, что так будет. Он знал, что будет именно так. Он проигрывал этот диалог в голове каждый раз, сотни раз, тысячи раз. Но всё равно не был к нему готов.

— Уф-ф-ф… — сжимать губы и улыбаться одновременно выходило немножко неудобно. — А если я покажу?

— Покажешь — что? — прошептала Тимея. Ульяна лежала в кресле молча, и только её огромные глаза круглились всё сильнее и сильнее.