"Фантастика 2024-109". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Доброго вечера, — скрыв улыбку, произнесла я. — Вашему сиятельству не спится?
— Да, что-то не идет сон, — сказала графиня, но быстро вспомнила, кто тут может спрашивать, негодовать и поучать, потому потребовала ответ: — Куда это вы направляетесь в столь поздний час, и почему не лежите в ваших постелях?
— Наших супругов вы тоже спросите об этом? — полюбопытствовала я, так напомнив, что мы давно не дети.
— И с них спрошу, если потребуется, — тут же ответствовала матушка. — Что же это за мужья, коли отпускают своих женщин поздней порой бродить в одиночестве?
— И вправду, — теперь я улыбнулась уже, не скрываясь. — Какой муж отпускает свою
— Отчего же? — послышался голос батюшки. Сам он выступил из тени и одарил жену чуть насмешливым взглядом и продолжил: — Я как раз ищу свою супругу. Удивительное дело, дорогая, выслушав ваши уверения, что вы идете почивать, я не обнаружил вас, выйдя из кабинета. Не только в спальне, но и во всех покоях. А тем не менее, вы уверяли, что возьмете себя в руки и не станете тревожить наших гостей.
— Вы удивительно сухой и бесчувственный человек, ваше сиятельство, — парировала графиня. — Как можно вообще было просиживать над документами, когда завтрашний день… — Прервав себя, она отвернулась, но вскоре продолжила: — И позвольте обратить ваше внимания, что наши гости вовсе не спят. Более того, дамы, оставив своих мужей, направляются, отнюдь, не в покои, а в сторону от них.
— Так идемте с нами, — вставила я. — Ночь чудесна, мы хотим пройтись по парку.
— И мужья наши вовсе не против, — вставила Амбер, и матушка всплеснула руками:
— И после этого вы станете упрекать меня, ваше сиятельство? Иные мужья вовсе не бранят своих жен, не обнаружив их на предписанном законом месте. За что же отчитываете меня вы?
— Лишь за то, что дамы слишком легко одеты, — ответил отец, — особенно госпожа Таньер в ее положении. А потому я требую от всех вас одеться, и сам буду сопровождать. Если уж иным мужьям и в голову не пришло, что женщине в ночи бродить одной не только неприлично, но и опасно, то я стану вам защитой.
— Не сомневалась в вас ни единой минуты, мой дорогой, — улыбнулась матушка. — Ожидайте, у меня хватит теплых плащей для всех.
— Как скажете, ваше сиятельство, — согласились мы с сестрицей.
Вскоре родительница вернулась с тремя женскими плащами и одним мужским, о супруге ее сиятельство тоже позаботилась. А спустя еще несколько минут мы уже брели по ночному парку, освещенному фонарями и лунным светом. И пусть это был не парк в нашем поместье, и над головами не сияло дневное солнце, но мы будто бы вернулись на много лет назад. Будто бы барон и баронесса Тенерис гуляли с дочерью и воспитанницей, и жизнь их была проста и безоблачна. Еще не случилось в нашей жизни короля, и не было реформ, не было взлетов и падений. И Белого мира тоже не было… Не было ничего, что стало причиной сегодняшней поздней прогулки по парку графского имения в Тибаде.
Впрочем, разница все-таки имелась. Прежде мы с Амберли шли впереди, держась за руки, а за нами шествовали родители. Матушка держала под руку отца и время от времени, прервав негромкую беседу, непременно делала нам… мне замечания, потому что сестрицу в такие минуты упрекнуть было не в чем. А сегодня ее сиятельство держала под руку меня с одной стороны, а с другой так же держалась Амбер. Глава нашего семейства остался позади нас в одиночестве.
Разговоров как таковых не было. Воспоминания не лились безудержным потоком, мы молчали, каждый сохраняя в душе свои чувства. Лишь иногда кто-то нарушал тишину вопросом:
— А помните?
И тогда следовали ответы и негромкие смешки, а после вновь воцарялось молчание, чтобы спустя некоторое время быть прерванным тем же вопросом,
но уже произнесенным кем-то иным. А потом исчезли и эти обрывки прожитых моментов, и тишина окончательно сковала графский парк. Никто не нарушал ее, лишь чуть сильней становилось давление пальцев на моих руках, подвластные мыслям, в эту минуту блуждавшим в головах моих родных.А потом сестрица опустила голову мне на плечо и протяжно вздохнула. Я улыбнулась и потерлась щекой о ее макушку.
— Как же мне хочется вернуться в нашу юность хотя бы на полчаса, — произнесла Амбер. — Хотя бы еще разок дрожать в предвкушении выволочки, но идти на поводу твоих выдумок.
— Ох, дорогая, — отозвалась матушка, — и мне бы хотелось смотреть из окна на ваши проказы и делать вид, что не замечаю, как вы возмутительно валяетесь на траве и визжите так, что, должно быть, слышали все соседи. Но это было так забавно — наблюдать за вами.
— Стало быть, вы подглядывали за нами? — спросила я, и батюшка опередил супругу, ответив:
— Подглядывала, а после рассказывала с деланным возмущением, — он усмехнулся: — Да, признаться, и я сам бывал неприметным сторонником ваших чудачеств. Впрочем, я не возмущался, иначе пришлось бы немало выслушать о попустительстве. Вы свою матушку знаете, мне пощады ждать не приходилось.
— Да я попросту тиран какой-то! — возмутилась родительница. — Только и занималась тем, что всех отчитывала и бранила.
— Воспитывали, родная моя, воспитывали, — ответила я. — И воспитали достойно. Какой бы чудачкой я не казалась вам, но ваша наука выручала меня многократно в обоих мирах. А поглядите на сестрицу. Разве же не слывет она образцом для иных великосветских дам? Нет, матушка, вы с батюшкой дали нам прекрасное образование, вложили сердце и душу, и всё, о чем стоит сейчас сожалеть, так это о желании Амбер. И мне бы хотелось оказаться нашей чудесной юности хотя бы на часик.
— Всего лишь на часик? — спросила ее сиятельство. — Мне бы и вовсе хотелось вернуться в то замечательное время, когда вы обе были рядом с нами. И из всех забот — только ваши ссадины и испорченные прически.
— И тогда бы вы лишились ваших прелестных внуков, — возразила я с улыбкой. — И ваших очаровательных воспитанников, которых вы любите не меньше, чем любили нас с сестрицей. Мы проехались по нашим учреждениям, и я видела, сколько души вы в них вложили. Школы и училища продолжают развиваться, что не может не радовать. Это ваша заслуга, родная моя. Процветает и Тибад, а это уже заботами батюшки. Оглянитесь, сколько людей благоденствуют ныне, благодаря вам. Это вы подарили им надежду и веру в более счастливое будущее, чем могло быть у них, останься всё по-прежнему.
— Но мы остались одни… — вздохнула родительница.
— Вовсе нет, — отмахнулась я. — Вы с батюшкой есть друг у друга. Это первое и главное. Что до нас, ваших детей, то, так или иначе, но нам было предначертано покинуть отчий дом. Однако же у вас есть Амберли и ее малыши, которых вы видите каждое лето…
— Только летом, — чуть ворчливо заметила матушка, разом показав, что скучает по сестрице и ее детям.
— Так съездите к ним зимой сами, — ответила я. — За столько лет, что вы управляете Тибадом, он превратился в хорошо отлаженный механизм. Есть управляющие, директора, градоначальники, в конце концов, и старосты. Если уж его светлость мог позволить себе покинуть Ришем не на несколько месяцев, а на годы, то отчего же вам не навестить приемной дочери? Что до меня, то я ведь могла выйти замуж за мужчину, который мог служить в посольстве, и тогда бы мы не виделись долгие годы…