"Фантастика 2024-161". Компиляция. Книги 1-29
Шрифт:
Я взглянул на него насмешливо, и он внёс поправку:
— Ну, могут попытаться. Не, ты лучше будь в городе у всех на глазах. Ты наша главная надежда. Из-за тебя Совет обороны найдёт способ прийти в город, надо лишь подольше продержаться.
— А как солдаты? — спросил я.
— Нам нужно установить границы с соседями, сопровождать трофеи и пленных, пошлю пару рот, — проговорил капитан. — Надо только пленных допросить. Ты по-немецки говоришь?
Я солидно кивнул.
Для допроса пленных отвели маленькую комнатку с зарешеченным окном
Из мебели в комнатке стояло всего два стула — один обычный, обитый тканью и с гнутыми ножками, а другой массивный, прямой и чисто деревянный. На подлокотниках и ножках зачем-то ремни, ножки замурованы в бетонный пол.
Пленные на этом стуле становились серьёзные, от волнения бледнели и охотно отвечали на вопросы. Весело допрашивал стоя заместитель Дымова, старший лейтенант Серёгин, а я как боярин сидя сурово переводил.
Сначала шли стандартные вопросы — имя, чин, должность. Потом старлей спрашивал, знает ли пленный в городе склады с ценным имуществом, просил указать адреса или показать пальцем на городской карте. После некоторых ответов Серёгин убегал на несколько минут доложить.
Допрашивали только офицеров, они стояли в коридоре на коленях, руки на затылке, под контролем двух танкистов с автоматами. Ещё не допрошенные носами к правой стенке, уже допрошенные соответственно к левой.
Когда допрошенных накапливалось пять голов, их под конвоем куда-то уводили и приводили пять свежих. А я-то думал, что девять пленных немного. Ага! Нахватали этих сокровищ по всему городу, а нам возись.
Впрочем, очередь двигалась быстро, да я и не углублялся в диалоги, только переводил. Мысли мои занимал разговор с гауптманом Дитрихом Шепардом. Его я попросил усадить на особый стульчик первым. Говорили по-немецки, Серёгина беседа в целом не касалась.
Дитрих представился, сказал, что в армии просто служит переводчиком, чин и отдел ему дали только из-за шумихи вокруг моего имени. Дитрих на самом деле доцент университета в Нюрнберге, и в Германии все с его подачи считают меня попаданцем.
— Я помню, что ты обещал убить всякого, кто тебя так назовёт, — сказал Дитрих. — Давай тогда обсудим только факты. Я лично присутствовал на эксперименте профессора Штанмайера…
— Опиши опыт, — приказал я.
Дитрих подробно рассказал о скатерти с древненорвежскими рунами на столе. Профессор всех заставил учить, до сих пор снятся. Потом поведал о бедном Гансе, которого положили на стол, и над ним маги, взявшись за руки, образовали кольцо, а Штанмайер ударил Ганса по темени кувалдой.
— Фиг с ними, — сказал Дитрих. — Тут интересны некоторые моменты. Первый это то, что Германии нужен попаданец, нужны знания не магического мира. Второй, что эксперимент всё-таки по-своему сработал, кто-то стал попаданцем. И третий, что в Москве точно обо всём знали с самого начала, — он прищурил на меня свои невероятно отвратительные глазёнки и гундосо заявил. — Твой первый убитый на дуэли прекрасно знал про опыт и твою историю. Не просто так он назвал тебя попаданцем.
Я поскрёб
шлемофон сзади. Мой первый служил Епархии. Сергей Жучирин тоже там служил и искал попаданца. Он абсолютно уверен, что я и есть попаданец. И дело даже не в том, что он прав. Я теперь знаю, что всё это случилось не на пустом месте.— Правда, интересно? — спросил Дитрих.
Я задумчиво кивнул.
— Тогда из благодарности поможешь мне в исследовании? — проговорил он. — Скажи, пожалуйста, что для тебя Родина?
Мои брови полезли на лоб, вырвался насмешливый вопрос:
— Чего тебе сказать?!
— Вот и ты такой же! — молвил он с горечью. — Я всю дорогу спрашиваю русских о Родине, а они говорят про берёзки или сразу шлют в жопу!
Я рассмеялся в его отвратительное лицо.
— Ты… тут… всё время… об этом спрашивал русских?! Ха-ха-ха!
Дитрих растеряно заговорил:
— Ну, что тут смешного? Все говорят о Родине спокойно и рассудительно, только вы постоянно насмешничаете! Можно подумать, что русские Родину не любят! Но Европа воюет с вами и точно знает, что вы готовы гибнуть за Родину. Так что же для вас Родина? Может, мы бы и не воевали, если б это знали!
Я отсмеялся и снисходительно сказал:
— Запомни, Дитрих, ни один русский не станет обсуждать Родину с чужим. Или это окажется нерусский. Русский будет говорить об этом серьёзно далеко не с каждым, кого считает своим, а большинство вообще ни с кем об этом не говорят.
Он в сомнении на меня моргал, и я попробовал подобрать аналогию:
— Вот ты много знаешь русских похабных анекдотов?
Дитрих уверенно кивнул.
— Русские любят их рассказывать и часто матерятся. Но вспомни хоть один пример, когда русский с кем-то серьёзно обсуждает свою маму, сестру, жену. Он ни полслова о них не скажет. А Родина ещё интимней, в ней больше мистического. Потому немца всегда будут слать в жопу.
— Но это же неправильно! — возразил Дитрих. — Если в Европе не поймут, что значит для русских Родина, нельзя договориться, война будет идти всегда!
— Война прекратится намного раньше, европейцы очень хотят жить, — мягко сказал я ему и обратился к конвою по-русски. — Увести. Давайте следующего.
Дитрих сам всё понял, встал, сложил руки за спиной и направился на выход. Старший лейтенант Серёгин проворчал:
— Столько времени с ним потеряли! Скажи хоть, с чего ты так ржал.
— Да этот немец спросил, что для меня Родина, — ответил я без улыбки.
Конвой привёл и усадил на стульчик нового немца, но старший лейтенант Серёгин к допросу готов ещё не был. Разогнуться я ему помог и придерживал за плечи, а он икал и булькал.
«Телефон, телеграф, вокзал»… — у нормального русского в крови. Танкисты умели захватывать города, тем более Лёша Дымов в этом родился. Он заранее отдал комбатам правильные приказы, а сам поехал к штабу.
Только по пути к маме заехал, к старенькой учительнице Людмиле Васильевне. Она так ему обрадовалась! Так на него смотрела! А он смущённо вручил ей коробку сухого пайка, сказал, что покушал, что будет на войне осторожным и что ещё обязательно приедет, а пока у него дела.