"Фантастика 2024-30". Компиляция. Книги 1-25
Шрифт:
— Но в целом это не погубит домен? — похоже, что Увиллу надоело слушать довольно нудные рассуждения Бардена.
— Колион пережил Смутные дни, — Бардер не подал виду, что его задела бесцеремонность Увилла. — И уж подавно он переживёт вдвое уменьшенный доход. Но к чему этот вопрос, мой лорд? Почему наши доходы должны упасть? Вы ожидаете большой войны?
— Нет, господа, — поспешил заверить их Увилл. — Во всяком случае, не сейчас.
— Уж не научились ли вы предсказывать урожай, лорд Увилл? — усмехнулся Гардон.
— Тоже нет. Господа, у меня есть план, и поначалу он может показаться вам неосуществимым или безумным. Но поверьте мне, что он сработает, и даже скорее, чем вам может показаться.
—
— С будущего года мы вдвое снизим оброк для наших подданных, — объявил Увилл.
— Что? — четыре изумлённых голоса слились в один вскрик.
— Но для чего, мой лорд? — спросил Гардон, видимо, первым из всех вернувших себе дар речи.
— Слыхали ли вы об императоре Вейредине, господа? — улыбнувшись, произнёс Увилл.
Глава 20. Первые ступени к трону
— Это просто невозможно! — барон Корли, ещё один член Малого совета, потрясённо глядел на Увилла. Они были почти одногодки, и между ними сложились вполне дружеские отношения, так что Короли иногда позволял себе высказать то, на что, быть может, не осмеливались другие. — Мой лорд, но это же — просто сказка! Да и, как бы оно ни было, но всё это не имеет ничего общего с современностью! Лорды не потерпят власти над собой! Если хотите знать моё мнение, то вот оно: заварив эту кашу, вы развяжете страшную войну, но империю возродить не сумеете! Это превыше всех сил человеческих!
Увилл со спокойной и чуть ироничной усмешкой выслушал тираду барона. Сейчас ему как никогда требовалось всё его хладнокровие. Если он вновь начнёт впадать в истерику — всё пропало. Необходимо во что бы то ни стало убедить этих четверых, и тогда уж остальные вассалы будут у него в руках! А чтобы убедить, нужно быть хладнокровным.
— И оглядел Вейредин весь Аментар от края и до края, и затаил скорбь великую в сердце своём. Ибо не было в той земле брата, что не желал бы зла брату своему, и не было сына, что не мечтал сокрушить отца… — плавно, нараспев процитировал он строки любимой книги. — Полагаю, перед Вейредином стояла задачка посложнее, не так ли, господа? Он был один против всего мира, и за его плечами не было опыта ушедших поколений. Нам же проще — против нас лишь семнадцать человек, и времена Кидуанской империи до сих пор вспоминаются людьми как благословенное время.
— Прошу прощения, мой лорд, — тактично кашлянул Гардон. — Но вы сейчас строите свою стратегию на легенде, если не сказать — сказке. Мы не знаем, как обстояли дела во времена Вейредина, и никто этого не знает. Всё, что знаем мы — Стол не допустит дисбаланса сил. Едва лишь вы станете слишком влиятельны — вас уничтожат. Едва лишь вы станете излишне часто нападать на соседей — вас уничтожат. Едва лишь вы только заикнётесь, что хотите стать превыше всех лордов…
— Меня уничтожат, я уже понял… — с лёгкой досадой в голосе перебил его Увилл, но тут же спохватился и снова взял себя в руки. — Полагаете, я не думал об этом, господа? Уж не считаете ли вы меня настолько поверхностным и недалёким? Нет, поверьте, за моей идеей стоят годы — да-да, долгие годы размышлений! Я впервые задумался об этом во время моего первого боевого похода, когда мне было лишь четырнадцать лет. Знаете ли вы эту историю, господа?
Увилл вкратце поведал вассалам о своей «битве за Духовицы», но нам нет нужды слушать его рассказ, поскольку посчастливилось быть личными свидетелями тех событий. Особо он напирал на то, что стало первопричиной всей этой короткой войны, а именно — жадность и неуёмность феодалов, выжимающих соки из своих подданных и не слишком-то слушающих своих сеньоров. При этом он не забыл упомянуть и о том, как бестолковы порою бывают сами лорды доменов, и бестолковость
эта в первую очередь аукается их вассалам.— Представьте себе землю, на которой действуют единые законы, — горячо говорил он, сам словно зажигаясь от собственных слов. — Землю, где простолюдин заранее знает, какой оброк ему придётся выплатить, и оброк этот установлен не местным жадным князьком, а императором. Он един для всех, он справедлив и посилен. Разве станет простолюдин возражать против такого?
— А разве станет он возражать против ограничения самодурства своих бар? — продолжал Увилл, окидывая вассалов огненным взглядом. — Разве виноват простолюдин в том, что его властелином из насмешки богов сделался кто-то вроде Чести Диввилиона? Разве не хотелось бы ему жить в тех же условиях, в каких живёт население того же домена Колиона или домена Танна? Империя предоставила бы им такую возможность! Поверьте, господа, стоит нам лишь начать, и всё тягловое население Паэтты захочет быть под нашим началом, «ибо пажити ваши пышны, а король — милостив».
— Много ли пользы от поддержки черни! — презрительно бросил Корли. — Пусть даже весь народ подхватит эту идею — это ничего не изменит! Вы хотите, мой лорд, чтобы жители соседних доменов потянулись к вам, как жители других древних королевств в этот ваш Аментар? Сколько из них вы сможете принять? Сотню? Тысячу? А что будет потом? Где расселятся эти люди? А как быть другим вашим подданным — они должны будут потесниться? Не выльется ли это в погромы? Не расплодите ли вы банды разбойников на своей земле?
— Хвала богам, в домене Колиона полно земель, — небрежно отмахнулся Увилл. — Тысяча беженцев — это две тысячи рабочих рук. В каждую мы вложим топор, и они расчистят от леса новые пашни. Тысяча беженцев — это тысяча плательщиков оброка. Тысяча беженцев — это тысяча воинов, в конце концов!
Увилл как всегда легко и непринуждённо жонглировал словами, и, несмотря на то, что часть его суждений при ближайшем рассмотрении выглядела едва ли не абсурдно, но вся магия его воздействия заключалась в том, что в такие минуты никому даже не приходило в голову критически осмыслить сказанное. Увилл умел заражать окружающих своими идеями, своим настроем. Вот и сейчас никто не возразил по поводу его спорной арифметики.
— Но разве дело лишь в этой тысяче? — продолжил Увилл, не позволяя собеседникам опомниться. — Вы, господа, должно быть не до конца уловили суть истории, которую я рассказал. Жадность местного барона привела к тому, что Диввилионы потеряли деревню. Но будь на то воля лорда Давина — мы с таким же успехом оттяпали бы и половину домена Диллая! Тогда я добился от Чести Диввилиона, чтобы подати с населения были снижены, а ведь вместо этого я мог бы предложить им последовать за жителями Духовиц! И домен Танна значительно прирос бы землями на юге!
— Стол не позволил бы вам зайти слишком далеко, мой лорд, — с усилием стряхивая с себя очарование Увилла, помотал головой Гардон. — В этом-то всё дело! Лорд Давин знает правила, и он остановился, взяв лишь то, что принадлежало ему. То же самое и в нашем случае! У нас есть несколько спорных территорий, в том числе и с доменом Танна. Может статься, что мы сумеем вернуть их все себе. Но как только мы сделаем шаг дальше, за этим последует кара от Стола!
— «Кара от Стола»! — язвительно скривившись, передразнил его Увилл. — Вы говорите так, будто Стол — это некое божество, карающее и милующее! Вы говорите так, будто Стол — это император! Но Стол — не император, милорд Гардон! Это — сборище людей, часто имеющих кардинально противоположные интересы. Стол неоднороден, а это значит, что в него можно вбить клин. Его можно раздробить, лордов натравить друг на друга! На них можно оказать давление, в конце концов!