"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Он зачерпнул обжигающего варева, отправил ложку в рот. Вкусно! Непонятно из чего — вроде бы и зерна пшеницы, и кусочки сушеного, размокшего теперь мяса, и селедка, и морковь с репой, не говоря уже о травах, — но вкусно ведь! Или после тяжелой работы любая бурда покажется объедением? «Да нет, — думал Вратко, уписывая творение Сигурда за обе щеки, — умеет старик готовить, из ничего может обед сотворить. Молодец!»
Вокруг викинги сосредоточенно шаркали ложками по деревянным мискам. Ели молча, уважая работу кашевара. Да и проголодались все, работая веслами.
Когда хирдманы наелись, выбили днище бочонку пива.
Олаф горько вздохнул и отвернулся.
— Не вздыхай, не вздыхай! — подмигнул Сигурд. —
— Эх! — Здоровяк взмахнул лопатообразной ладонью. Понурился под дружный смех викингов.
— Хродгейр! — донесся громкий голос воина, стоявшего на страже за пределами освещенного круга — об осторожности не забывали даже не из-за близости датчан, а просто потому, что пренебрегающий возможной опасностью — наполовину стал добычей.
— Слушаю! — откликнулся скальд.
— К тебе идет Лосси Точильный Камень!
Хродгейр, Сигурд и Вратко переглянулись. Вот оно. Дождались. И неизвестно, с какими требованиями пожаловал вождь датчан. Может быть, конечно, просто поговорить о погоде, о везении и невезении, а может…
— Я рад видеть Лосси Точильного Камня у моего костра! — громко проговорил Черный Скальд.
— Хорошо, если так, — сварливо проговорил датский викинг, вступая в круг света.
Вратко получил возможность рассмотреть вольного хевдинга поближе. На борту «Жрущего ветер» он казался маленьким и коренастым, лохматым и взъерошенным. Вблизи Лосси походил на гриб-боровик. Малорослый — пожалуй, пониже Вратко, но крепко сбитый — мускулы груди и плеч натягивали вороненую кольчугу. Волосы он пригладил, и каштановая с проседью грива ниспадала до середины спины, а борода, похожая на круглую лопату, которой хозяйки вытягивают хлеб из печи, непослушно топорщилась. Над редкими усами торчал курносый нос, сизоватый и с прожилками, выдающими сильную тягу к браге и пиву, а маленькие глаза прятались между кустистыми бровями и набрякшими синевой мешками. На плече Лосси лежал топор на длинной рукояти. Топор на загляденье — длинное прямое лезвие, оковка топорища, граненый шип на обухе.
— Поздорову тебе, Лосси, — вежливо приветствовал его Черный Скальд.
— И тебе доброго здравия, Хродгейр.
Датчанин едва заметно поклонился, выказывая почтение хозяину — ведь у костра норвежцев он гость.
— Не хочешь ли отведать нашего скромного ужина? — продолжал Хродгейр.
— Благодарю. Я верю, что старый Сигурд мастерством не уступает Андхримниру. Но мои люди готовят пищу. Я надеюсь поужинать с ними, как подобает вождю.
— Трудно возразить, — кивнул скальд. — Я знаю, Лосси-датчанин всегда поступает по справедливости.
— Стараюсь, — с ноткой довольства в голосе ответил Точильный Камень. — И я очень люблю, когда и другие поступают по справедливости, по закону, по правде.
— И здесь мне трудно возразить. Слова истинного вождя, водителя сотен.
— Значат ли твои слова, что ты тоже намерен поступать по справедливости?
— Конечно! Мне даже обидно слышать твои слова. Когда я поступал иначе?
— Сегодня.
— Лосси. — Скальд нахмурился. — Неужели ты хочешь обидеть меня или, мне боязно даже предположить это, оскорбить?
— Я не хочу никого оскорблять, — повел плечами датчанин. — Я не желаю изъясняться намеками. Я привык говорить прямо. Так же, как и разрубать топором вражьи шлемы. Сегодня, когда победа была уже в наших руках, ты прочел заклинание. Наши весла сломались. Мы проиграли. «Слейпнир» занял место, по праву принадлежащее «Жрущему ветер». Мы лишились шести весел из двадцати. Чем я должен заменить весла? Почему мои люди мокрые и злые, а твои довольные и сухие? Где здесь справедливость, о которой ты толковал, Хродгейр Черный Скальд?
Договорив, Лосси стукнул рукоятью топора оземь, обвел слушающих его викингов суровым взглядом,
в котором читался праведный гнев и возмущение.— Ты обвинил меня в колдовстве, Лосси-датчанин, — растягивая слова, медленно произнес Хродгейр. — Это очень серьезное обвинение. Оно требует доказательств.
— Я готов подтверждать. И настаиваю…
— Ты готов привести доказательства?
— Да.
— Какие же?
Точильный Камень задумался. Он кусал ус, переминался с ноги на ногу.
— Говори скорее, Лосси! — настаивал Хродгейр. — Не заставляй нас ждать — мои люди хотят пива!
Скальд держался с нагловатой уверенностью. Датчанин, хоть и верил в свою правоту, затруднялся привести веские доводы. Вратко смотрел ему в лицо и видел, как убеждение в глазах викинга сменяется растерянностью, а потом и удивлением. Взгляд Точильного Камня метнулся поверх головы Хродгейра, и тут уж его глаза начали вылезать из орбит.
Новгородец оглянулся и обмер.
На краю освещенного костром круга стояла высоченная, худая старуха. Точь-в-точь как описывал кормщик. Морщинистое лицо цвета старого пергамента. Заострившийся подбородок. Нос, торчащий подобно вороньему клюву. Седые, спутанные патлы космами спадали на плечи и лоб. Глаза, спрятанные глубоко в глазницах, горели, словно два уголька. Очертания костлявого тела смутно угадывались под изодранным, казалось состоящим из одних клочков и лохмотьев, балахона. Наверное, когда-то это была рубаха, но теперь иначе, чем балахоном, ее не назвал бы никто.
Древняя, как сама земля, старуха молча стояла и буравила собравшихся у огня мужчин недобрым взглядом. Будто хотела сказать: «Зачем это вы приперлись в мой фьорд? Кто звал вас? Зачем шумите, нарушаете мой покой?»
Викинги, увидев ее, застывали, теряли веселость. Их лица становились суровыми и скорбными. Так люди держатся на похоронах близкого родственника или любимого вождя.
Гуннар пробурчал что-то себе под нос — скорее всего, наговор от сглаза или, того хуже, от колдовства — и схватился за висевший на шее амулет — маленький молот Тора. Да, уж если кто и защитит северянина от недоброго глаза, так только бог-громовержец, победитель великанов.
— Поздорову тебе, почтенная, — первым пришел в себя Хродгейр. Он говорил твердо, хотя и с видимым усилием.
Хозяйка фьорда молчала.
— Прошу простить нас, что нарушили твой покой, — вел дальше предводитель норвежцев. — Хрофт свидетель, я хотел передать тебе немного еды и питья, но меня убедили, что здесь нет никого живого. — Он сверкнул глазами в сторону Гуннара, который едва заметно развел руками.
— Никого живого… — вдруг проговорила старуха высоким дребезжащим голосом. — Нигде нет никого живого! Все живые — мертвы, а все мертвые — живы! Волк рвется с цепи! Быстро строится Нагльфар! Выросла омела! От звуков ее голоса, от непонятных слов, от грозной уверенности, звеневшей, словно вечевой колокол, Вратко поежился. Холод побежал между лопатками. Он смотрел на бывалых, опытных в битве, повидавших жизнь воинов. Хирдманы Хродгейра, открыв рты, внимали древней вещунье. В глазах их плескался суеверный ужас.
— Вы — вольные люди, искатели славы и добычи! — продолжала старуха. — Вы вечно в пути, вечно спешите за удачей. Гонитесь, гонитесь за ней, а получаете в награду только смерть и разочарование… И никогда, до скончания веков не прекратит вас гнать по жизни зависть и жадность, гордость и спесь! Здесь, в этом фьорде, тоже когда-то жил такой. Выходил в море отсюда и сюда возвращался зимовать. — Прорицательница вытянула вперед руку с длинными, закручивающимися ногтями. — Однажды он услышал о земле, наполненной золотом и самоцветами, как наши берега камнями. Он решил достичь ее во что бы то ни стало. Слушайте, викинги, о хевдинге Ингольве, которого завистники прозвали Жадным Хевдингом!