"Фантастика 2024-41". Компиляция. Книги 1-24
Шрифт:
Мовсий вертел головой, стараясь определить откуда идет звук.
— Ты можешь не верить мне, но сила моих Богов даст тебе знамения, и ты узнаешь их…
Старший Брат Черет извернулся и вырвался-таки из рук хранителя печати.
— У нас есть свой Бог, — выкрикнул он. Точно так же, как и Император, монах вертел головой. Ему хотелось бросить эти гордые слова в лицо неведомому врагу, но лица не было. Ничего не было. Голос не стал с ним спорить, так же как не стал спорить с Императором.
— Ты взял деньги, и, значит в глазах наших Богов, согласился на сделку…
—
— Но он не выше Божественной справедливости…
Он вздохнул, словно сожалел о происходящем.
— Подумай, государь. Время справедливых решений еще не прошло! Согласись…
Звук оборвался, словно дух исчез. Это оказалось последнее слово, но, вместо того чтоб стихнуть и умереть в тишине каменных стен, оно вдруг стало повторяться, повторяться, словно они очутились в ущелье и эхо, заблудившись меж горных склонов, все возвращалось и возвращалось… Они стояли на месте, пока звук чужого голоса не превратился в пытку. Он уже упал до шепота, но все же настойчиво лез в уши. В нем слышался, и шипение подползающих змей, и шорох лапок подкрадывающихся пестрых пауков и все же в нем ощущалась сила, способная стереть человека в порошок и развеять его по всей земле.
Мовсий представил, что испытали те двое прошлой ночью.
И сейчас-то, при свете солнца было жутко слышать монотонное наставление чужедальнего колдуна, а уж тогда… Император повернулся к Иркону.
— Этих двоих отметь. Производством или деньгами. Все равно…
Сказал и забыл. Старший Брат Черет, похожий на кота пошел вдоль стены. Разгадка находилась где-то тут. Он быстро прошелся от стены до стены, потом вернулся. Мовсий ничего не спросил, только посмотрел.
— У всего на свете есть начало и исток. Если есть голос, то где-то есть и рот и язык, которые ответят за слова, которые произносили. Они где-то здесь, — сказал Старший Брат.
— Меч, ударяя о меч, тоже рождает звук, — возразил Мовсий. — И что с того?
— Звук, но не голос, — возразил Иркон. Он заткнул одно ухо и стал медленно поворачиваться на одной ноге, ловя шепот. Черет стоял рядом и не слушал голос, а смотрел на него, следя чтоб определить, не коснулась ли хранителя печати зараза колдовского безумия.
— Да и руку с мечом отрубить тоже можно…
Он прошелся по комнате, неожиданно наклоняясь к полу. Неуверенным жестом хранитель печать вытянул руку перед собой.
— Они где-то там.
Словно мотылек влекомый огнем он пошел в пустоту. Вытянутые вперед руки старались что-то нащупать, но кроме пустоты ничего там не нашлось. Монах и Император двинулись следом, готовые к чему угодно. Голос мог идти только из одного места. Это было невозможно, но ничего другого быть просто не могло. Колдуны даже не могли оказаться невидимками — они втроем окружили место.
На полу, у самой стены, под лавкой лежал камень. Даже не камень, а скорее косточка от какой-то ягоды или горошина…
Император наклонился, но Иркон перехватил его руку у самого пола.
— Дай я, — сказал хранитель печати. — Не следует тебе неизвестно чем рук марать… Может быть это вовсе даже кошачья какашка…
Он
только-только коснулся ее пальцами, как понял, что они наши то, что искали. Звук сквозь пальцы стремился пробраться в тело и подчинить его себе. Даже на ладони горошина не лежала спокойно. Она щекотала ее, ерзала в такт терзавшему уши голосу, словно хотела сбежать, скрыться. Люди подумали об одном и том же. Император сказал первым.— Эти не побегут… С этими придется драться.
Незнакомый голос тут же откликнулся.
— Ну, что смотришь, мордоворот. Соглашайся, тебе говорят. А то я в гневе страшен и непредсказуем… «Чингисхан» моя фамилия…
Страх не успел добежать до пальцев. Иркон перехватил его и не выпустил горошины из руки.
— Они здесь… Все…
Горошина казалась маленькой, ничтожно маленькой… Хранитель печати удивился, как там может уместиться человек, но Императора такие мысли не одолевали. Он не думал. Он действовал! Горошину подбросили враги, и обращаться с ней следовало соответственно.
Он молча подхватил её и бросил на подоконник. Прыгнув на залитом светом камне, та покатилась, словно имела свою волю.
— Сбегут! — крикнул Старший Брат, но Император уже взмахнул мечом. Каменная крошка брызнула в разные стороны. Пока Иркон протирал глаза, Император ударил еще дважды.
На подоконнике остались глубокие зарубки от императорского меча. Меч скользнул по колдовской горошине раз, другой…
— Колдуны!
— Ага, — оскорбительно — пренебрежительно сказал голос, — головой попробуй.
Мовсий остановился. Хотелось рубить и рубить, но он взял себя в руки. Прицелившись, ударил, вкладывая в удар силу и злость. Подоконник раскололся и каменной крошкой обрушился вниз, но горошина словно живая отпрыгнула в сторону.
Смех колдунов стал гневом в голове Императора. Он бросил меч и ухватил здоровенный подсвечник. Плоским кругом литого золота он стал давить порождение колдовского коварства. Эти удары обрушили остатки подоконника, и они едва не потеряли горошину в каменных осколках.
Иркон знал, каков Мовсий в раздражении. Под горячую руку могло достаться не только колдунам, но и тем, кто окажется поблизости, а ближе него к ним никто не стоял. Ведь именно с его подачи купец-колдун попал во дворец.
Ощущение, что события несутся стремительно, словно телега с косогора, туда, где ее ждало то ли дерево, то ли крепкий валун, становилось все явственнее. Понимая, чем все вот-вот может обернуться, Иркон остановил Императора. У него было другое решение.
— Остановись, Мовсий! Что не сделает золото, сделает огонь…
Сорвав со стены факел, он сунул горошину в пламя. Огонь окутал ее, и голос исчез, но Иркон не успел обрадоваться, как через мгновение возник снова.
— Государь! Прошу тебя! Не теряй времени! Поверь, что наша сила превосходит твое разумение. У тебя нет возможности причинить нам вред.
Пламя колыхалось в такт мощному голосу того, кто выдавал себя за друга купца. А Мовсий молчал. На стиснутых челюстях играли желваки. В голосе чародея не слышалось не только страха, но даже насмешки. Только сожаление об их скудоумии.